Марк Твен - Вильсон Мякинная голова

• Название: Вильсон Мякинная голова
• Автор: Марк Твен
• Жанр: Прочие приключения

Главный герой рассказа, простой клерк Адамс, превратился из бедняка в известного и всеми уважаемого богача. И все это — благодаря воле случая. Судьба сталкивает его с двумя братьями-миллионерами, которые делают ему необычное предложение. Они вручают ему банкноту в миллион фунтов стерлингов и заключают с ним необычное пари.

---

Безмолвно провозгласивъ еще одно троекратное ура, онъ добавилъ: — Итакъ рѣшено, что я исправился и буду вести съ этихъ поръ примѣрную жизнь». Онъ собирался уже закончить свое разсужденіе еще однимъ послѣднимъ безмолвнымъ выраженіемъ радости, когда внезапно вспомнилъ, что Вильсонъ лишилъ его возможности продать или же заложить индійскій кинжалъ и что поэтому онъ будетъ не въ состояніи расплатиться со своими кредиторами, которые, чего добраго, вздумаютъ предъявить его вексель дядѣ. Мысль эта совершенно парализовала его радость. Грустно повѣсивъ голову, онъ вышелъ изъ кабинета, сѣтуя и жалуясь на свою несчастную судьбу. Поднявшись по лѣстницѣ къ себѣ въ спальню, онъ долго сидѣлъ въ неутѣшномъ отчаяніи и, предаваясь печальнымъ размышленіямъ по поводу индійскаго кинжала, похищеннаго у Луиджи, подъ конецъ сказалъ себѣ самому со вздохомъ: «Когда я считалъ драгоцѣнные камни простыми стеклышками, а слоновую кость собачьей костью, вещь эта не представляла для меня никакого интереса, такъ какъ не имѣла въ моихъ глазахъ цѣнности и не могла помочь мнѣ выпутаться изъ затруднительнаго положенія. Теперь, напротивъ того, она представляетъ для меня большой интересъ, но, къ сожалѣнію, самаго мучительнаго свойства. Это все равно, какъ еслибъ мѣшокъ съ золотомъ превратился у меня въ рукахъ въ изсохшіе листья, или же въ рѣчной песокъ. Кинжалъ могъ бы меня спасти безъ всякаго труда и хлопотъ, а между тѣмъ мнѣ всетаки придется погибнуть. Это все равно, что утопать въ какихъ-нибудь двухъ шагахъ отъ спасительнаго круга. Вообще на меня обрушиваются послѣдовательно всѣ бѣдствія, тогда какъ другимъ выпадаетъ на долю дурацкое счастье. Вотъ хоть бы мякинноголовый Вильсонъ. Ему удалось подъ конецъ все же выдвинуться малую толику, а между тѣмъ, позвольте спросить, чѣмъ заслужилъ онъ такое счастье? Онъ проложилъ себѣ теперь карьеру, но съ какой-то стати, не довольствуясь этимъ, вздумалъ онъ загораживать дорогу мнѣ? Нѣтъ, скверно жить на свѣтѣ съ такими эгоистами. Я, право, желалъ бы лучше умереть!» Онъ принялся поворачивать кинжалъ такъ, чтобы свѣтъ горѣвшей лампы игралъ на драгоцѣнныхъ каменьяхъ, которыми были осыпаны ножны. Яркіе отблески, которыми сверкали самоцвѣтные каменья, не доставляли, однако, Тому ни малѣйшаго удовольствія, а, напротивъ того, еще сильнѣе терзали его сердце. «Роксанѣ нельзя ничего говорить про эту штуку! — замѣтилъ себѣ самому Томъ. — Она черезчуръ смѣла. Она, навѣрное, рѣшитъ выломать эти каменья и продать ихъ, а тогда ее, разумѣется, изловятъ, причемъ выяснится, откуда она добыла каменья и подъ конецъ доберутся до»… Мысль эта привела его въ трепетъ. Дрожа всѣмъ тѣломъ, онъ спряталъ кинжалъ, оглядываясь съ видомъ преступника, воображающаго, что сыщики его уже выслѣдили и собираются схватить.

Ужь не попытаться ли ему заснуть? Нѣтъ, это ему не удастся. Онъ слишкомъ взволнованъ мыслями самаго непріятнаго свойства. Надо пойти къ кому-нибудь, съ кѣмъ можно подѣлиться горемъ. Томъ рѣшился навѣстить Рокси и сообщить ей о своемъ отчаяніи.

Онъ слышалъ издали нѣсколько выстрѣловъ, но, въ тогдашнія времена, выстрѣлы раздавались такъ часто, что представляли собою явленіе совершенно заурядное. Они не произвели поэтому на него ни малѣйшаго впечатлѣнія. Выйдя съ чернаго хода въ переулокъ, онъ повернулъ на западъ и, миновавъ домъ Вильсона, хотѣлъ было продолжать свой путь, когда увидѣлъ нѣсколькихъ человѣкъ, шедшихъ черезъ пустопорожній участокъ къ дому Вильсона. Это были возвращавшіеся съ поединка. Тому казалось, что онъ узнаетъ въ полумракѣ знакомыя очертанія. Въ данную минуту онъ не желалъ, однако, встрѣтиться съ кѣмъ-либо изъ бѣлыхъ, а потому притаился за заборомъ до тѣхъ поръ, пока они не прошли мимо.

Рокси чувствовала себя въ особенно хорошемъ расположеніи духа. Она спросила:

— Какъ ты сюда попалъ, дитя мое? Развѣ ты въ немъ не участвовалъ?

— Въ чемъ именно?

— Въ поединкѣ?

— Въ какомъ такомъ поединкѣ? Развѣ тутъ былъ поединокъ?

— Какъ разъ возлѣ этого самаго дома. Старикъ-судья стрѣлялся съ однимъ изъ близнецовъ.

— Вотъ такъ штука! — воскликнулъ Томъ, а затѣмъ добавилъ про себя: «Понимаю теперь, отчего онъ написалъ опять завѣщаніе въ мою пользу: старикъ думалъ, что его, пожалуй, убьютъ, и вслѣдствіе этого малую толику смягчился по отношенію ко мнѣ. Вотъ значитъ о чемъ такъ хлопотали они оба съ Говардомъ!.. Если бъ пройдоха-итальянецъ уложилъ старика на мѣстѣ, я благополучно высвободился бы изъ затруднительнаго моего положенія…»

— Что ты тамъ такое бормочешь, Чемберсъ? Гдѣ былъ ты самъ и какъ могло случиться, что ты не зналъ о поединкѣ?

— Я и въ самомъ дѣлѣ ничего не зналъ. Старику хотѣлось заставить меня драться съ графомъ Луиджи, но это ему не удалось, потому онъ, должно быть, рѣшился самъ позаботиться о возстановленіи фамильной чести.

Онъ разсмѣялся при мысли о томъ, что судья стрѣлялся за обиду, нанесенную на самомъ дѣлѣ не его племяннику, а простому негру, и принялся подробно разсказывать матери весь свой разговоръ со старикомъ. Описавъ, до какой степени обидѣлся и устыдился судья, убѣдившись, что въ его семьѣ оказался трусъ, Томъ, наконецъ, взглянулъ на Роксану и невольно самъ вздрогнулъ. Грудь ея колыхалась отъ гнѣва, который она сдерживала лишь съ трудомъ. Она глядѣла на своего сына съ такимъ глубокимъ презрѣніемъ, что его нельзя передать словами.

— И ты отказался отъ поединка съ человѣкомъ, который угостилъ тебя пинкомъ пониже спины, вмѣсто того, чтобы обрадоваться представившемуся благопріятному случаю возстановить твою честь? — мрачно спросила его Роксана. — Какъ это хватило у тебя духу придти разсказывать это мнѣ? Неужели ты хочешь чтобы я умерла отъ стыда, сознавая что мнѣ пришлось родить на свѣтъ Божій такого несчастнаго трусливаго зайченка? Тьфу, мнѣ становится противно, когда я вспоминаю про это! Здѣсь, именно, и высказался въ тебѣ негръ. Иначе это было бы совершенно необъяснимо. Въ тебѣ тридцать одна часть бѣлаго человѣка и всего лишь одна единственная доля негра. Оказывается, однако, что эта несчастная тридцать вторая доля и составляетъ какъ разъ твою душу. Если бы я знала, какая пакость изъ тебя выйдетъ, я разумѣется не стала бы тебя и ростить. Тебя слѣдовало бы принять прямо на лопату и выбросить въ помойную яму. Ты опозорилъ своихъ родителей. Что подумаетъ о тебѣ отецъ? Ему станетъ до такой степени совѣстно, что онъ перевернется, чай, въ могилѣ.

Три послѣднія фразы страшно разозлили Тома и довели его чуть не до бѣшенства. Онъ сказалъ себѣ самому, что если бъ его отецъ былъ еще въ живыхъ, то его можно было бы пристрѣлить, или же зарѣзать. Мамаша не замедлила бы тогда убѣдиться, что ея сынокъ явственно сознаетъ свой долгъ по отношенію къ отцу и готовъ заплатить этотъ долгъ полностью, хотя бы даже рискуя при этомъ собственной жизнью. Томъ предпочелъ, однако, оставить эти мысли подъ спудомъ, находя это для себя болѣе безопаснымъ, въ виду дурного расположенія духа его мамаши.

— Что же такое случилось въ тебѣ съ кровью храбраго Эссекса? — продолжала она. — Положительно не могу этого понять! Кромѣ того, вѣдь и съ материнской стороны ты самаго что ни на есть аристократическаго происхожденія. Мой прапрапрадѣдъ, а твой прапрапрапрадѣдъ, капитанъ Джонъ Смитъ, былъ самый чистокровный виргинецъ стараго закала, а прапрабабушкой ему доводилась индѣйская королева Покагонта, вышедшая, должно быть, замужъ за важнаго негритянскаго царька тамъ гдѣ-то въ Африкѣ. Не могу понять, какъ могъ получиться отъ такихъ благородныхъ родителей трусишка, способный отказаться отъ поединка и опозорить всѣхъ своихъ предковъ, словно какой-нибудь подлый ублюдокъ. Да, у тебя въ душѣ сказалась, значитъ, негритянская кровь.

Снова усѣвшись на ящикъ изъ подъ свѣчей, она погрузилась въ думы. Томъ не рѣшался ее тревожить. Если у него и обнаруживался порой недостатокъ въ благоразуміи, то все же не въ такихъ случаяхъ, какъ въ этомъ. Буря въ душѣ Роксаны постепенно ослабѣвала, но долго не могла окончательно стихнуть. Она какъ будто совсѣмъ уже улеглась, но всетаки, отъ времени до времени, напоминала о себѣ отдаленными раскатами грома, мѣсто котораго занимали отрывистыя восклицанія вполголоса. Однимъ изъ послѣднихъ было:

— Онъ недостаточно негръ для того, чтобы это обнаруживалось на ногахъ его пальцевъ, хотя для этого требуется самая ничтожная примѣсь негритянской крови, но всетаки ее оказалось въ немъ довольно для того, чтобы окрасить ею душу.

Затѣмъ она пробормотала: «Да, чтобы окрасить ее чернѣе сажи»! Немного погодя раскаты грома совершенно смолкли. Лицо Роксаны начало проясняться и Томъ усмотрѣлъ въ этомъ благопріятный для себя признакъ. Вообще онъ достаточно хорошо изучилъ характеръ своей мамаши и зналъ, что къ ней опять вскорѣ вернется хорошее расположеніе духа. Онъ замѣтила, что она въ послѣднее время машинально подносила палецъ къ носу. Вглядѣвшись пристальнѣе, Томъ сказалъ: