Ольга Шалацкая - Киевские крокодилы

• Название: Киевские крокодилы
• Автор: Ольга Шалацкая
• Издательство: По изданию: О. П. Шалацкая. Тайны города Киева. — Киев: Тип. С. В. Кульженко, 1904.
• Жанр: Прочие приключения

Книга Ольги Павловны Шалацкой впервые вышла в свет под названием «Тайны города Киева» в издании С. В. Кульженко (Киев, 1904). Публикуется по этому изданию в новой орфографии, с исправлением пунктуации и ряда наиболее очевидных опечаток. В книге сохранен порядок расположения материала и иллюстрации из оригинального издания.

---

— Там Тихонова ожидает вас, — объявила Наташа, подавая барыне стакан зельтерской воды. Татьяна Ивановна выпила и торопливо начала одеваться. Прежде всего она умыла лицо из большого металлического таза, потом намазала его белой эмульсией и присыпала пудрой. Наташа причесала ей голову.

Из гардероба достали роскошное синее платье с кружевами. Балабанова облачилась в него и вышла в гостиную, шурша шлейфом.

Агафья Гурьевна, в своей кацавейке казавшаяся такой невзрачной перед величественной фигурой хозяйки, подобострастно откланялась.

— Уж очень хотела повидаться с вами, бросила торговлю даже; жалко смотреть, как Лидия Игнатьевна убивается… Завезла ее к вам: авось немного рассеется.

— Мне нужна молоденькая компаньонка: чувствуете ли вы себя способной исполнять ее обязанности? Предупреждаю, что я очень непритязательная особа, — с улыбкой сказала Балабанова, обращаясь к Лиде, окидывая ее взглядом, взвешивая сразу молодость и красоту девушки.

— Милосердная благодетельница! Другой подобной во веем свете не отыщешь, — хором возгласили приживалки.

Лида подняла на нее свои глаза и она показалась ей доброй, симпатичной, располагающей к себе.

— Я очень нуждаюсь в месте и постараюсь добросовестно относиться к возложенным на меня обязанностям, — произнесла Лида.

— Об условиях мы поговорим завтра; надеюсь, сойдемся, сейчас мне некогда: гости съедутся.

— Не будете обижены, — вставила Тихонова: — оставайтесь тут. Все ж получите развлечение, не то у меня вы чересчур грустили, прямо жалко смотреть. Оно, конечно, горе большое лишиться матери, да что делать-то…

— Божья воля, никто как Бог, а мы роптать не должны, грех, — отозвалась Балабанова, возводя очи горе и в эту минуту Лида опять нашла ее симпатичной.

— Не грустите, я буду вашей матерью, — Балабанова обняла хрупкий стан девушки и повлекла в свой будуар.

— Присядьте здесь, выкушайте чашку шеколаду — я сейчас велю подать. Может быть, чего-нибудь горяченького? Ну рюмку вина, я настаиваю на этом, непременно рюмку, это подкрепит вас. У меня тут есть один сорт, я от бессонницы по совету доктора употребляю.

Она почти насильно заставила Лиду выпить две рюмки.

— Теперь прикажу подать вам сюда покушать. Впрочем, если хотите, можете идти в столовую: там у меня сервирован стол. Но вы подавлены и расстроены… Можете позднее выйти… Только ваш скромный туалет следует подновить немного. Не беспокойтесь, траура я не нарушу, дам вам лишь прекрасную черную, муаровую ленту на пояс и белый кружевной воротничок à la Marie Stuarte, потом Наташа немного завьет ваши волосы.

С этими словами Балабанова вышла, шурша тяжелым шелковым шлейфом.

Алексеевна накрыла маленький стол, внесла чашку бульона с пирожками, кусочек жаркого.

Наташа разогрела щипцы, завила на лбу и около щек волосы, уложила их в модную прическу и подколола с разных сторон блестящими гребнями. Потом обвила вокруг стана девушки муаровую ленту, завязав пышным бантом на боку. Кружевной воротник также украсил шею молодой девушки.

— Совсем иной вид: вы та же, да не та. Что значит костюм? — говорила Алексеевна. — Барыня и мне велела переодеться.

— Пожалуйте в гостиную, сказала Терентьева: — барыня вас просит.

Лидия вышла.

— Дитя мое, присядьте тут, поговорим немного, пока никого нет. Посмотрите на наше общество, я вас ни с кем не буду знакомить. Вот здесь в уголку между цветами укромное местечко, садитесь сюда. Сейчас явятся мои племянницы Надя и Варя и племянник Виктор Николаевич Головков. Губернские девушки совсем не то, что в провинции: держат себя гораздо свободнее.

Лида уселась в указанное место и своей миловидной фигуркой составила недурную декорацию, что сейчас заметила Балабанова.

Гости мало-помалу начали съезжаться. Первой в гостиную впорхнула красивая, но уже поношенная брюнетка, лет 35, с расплывшимися чертами лица, подведенными глазами и сильно ремонтированной физиономией. В общем она напоминала дорогое, поношенное платье, которое отдают старьевщикам.

— Добрый вечер, Темира, — сказала она, здороваясь с хозяйкой и кидая быстрый взгляд по сторонам. — У тебя еще никого нет? Кстати, мне нужно сказать тебе несколько слов.

— Идем в будуар: у тебя прическа совсем упала, — ответила Балабанова.

Дамы удалились.

Брюнетка подошла к трюмо и оглядела себя внимательно.

— Как твои дела? — спросила Балабанова, усаживаясь на кушетке.

— Плохо, Таня, совсем плохо! — отвечала та, отворачиваясь от зеркала. — «Он» уехал в Петербург, не высылает денег и, видимо, хочет порвать всякие отношения. Вчера я познакомилась с кавказским купцом, по фамилии Казиль-баш, и назначила ему свидание в твоей гостиной. Ты, конечно, не в претензии; он немного играет в карты, только пусть твой Виктор особенно не обыгрывает его. Мои обстоятельства очень плохи: кругом задолжала. Кто у тебя будет?

— Инженер Валентинов, Ферапонт Григорьевич, затем Витя обещал кой-кого привести — исключительно для карточной игры. Отчего бы тебе не заняться Ферапонтом Григорьевичем или Валентиновым?

— С Ферапонтом я встречалась как-то и ездила кататься: у него чудная тройка. На другой день посылаю к нему служанку, прошу занять мне 25 рублей, он ни копейки. Подобное свинство взорвало меня и я написала вторично ему письмо такого содержания: «Если сейчас не пришлете денег, отправляюсь к вашей жене и все расскажу ей». Письмо понесли в думу и тогда уже он переслал мне 25 р. После этого мне неудобно даже встречаться с ним. Валентинова я терпеть не могу; он очень дерзок на язык.

— Сегодня, душенька, держись несколько поскромнее, прошу тебя, пока в гостиной будет сидеть невинность; не то может испугаться и убежать: она провинциалочка, немного дика и застенчива, — сказала Балабанова.

Дамы вышли в зал, где встретились с двумя девушками: блондинкой и рыженькой. Обе были среднего роста, наклонны к полноте, в светленьких блузках. Первую звали Надей, а вторую — Варей.

— Тетечка дорогая, — приветствовала Надя Балабанову, прикасаясь к ее напудренной щеке своими розовыми губками.

— Сегодня, если хотите быть моими племянницами, держите себя поскромнее.

— Тетечка взяли себе новую племянницу; мы сейчас же ее на дуэль вызовем, — подпрыгнула рыженькая Надя и ударила себя по бедрам, плотно обхваченным модной юбкой.

— Фи, Надя, какие у тебя вульгарные манеры, точно субретка. Тебе бы поступить в кафешантан. Вот весной я отправлю тебя, — проговорила Балабанова, величественно шествуя по зале.

— А что ж, тетечка, я ничего не имею против этого.

Варя держалась несколько скромнее, помалчивала больше, только порой лукаво вскидывала глазками и эта скромность баядерки к ней очень шла. Она прошла в столовую, присела к столу, закусила немного и перекинулась несколькими словами с Алексеевной. К ней вскоре присоединились Надя и Анюта.

— Вот всегда так: придут голодные и накинутся на закуски, будто у барыни перекусочная, — ворчала Терентьевна, перетирая у буфета рюмки. — Какая польза от них.

Девицы больше любили Алексеевну, часто дарили ей старые платья, отчего та в сборных костюмах иной раз напоминала арлекина. Другую старуху они ненавидели и называли ведьмой.

В гостиной между тем появились новые лица: инженер Валентинов и купец Сысоенко.

Первый — высокий, стройный, с роскошной черной, раскинувшейся по груди, бородой, выхоленным, блестящим, подобно слоновой кости, матовым лицом, карими глазами, — одним словом, красавец во вкусе Ринальдо Ринальдини. На его рослой, атлетической фигуре ловко сидело штатское платье. Ему было не более тридцати пяти лет. Жажда жизни, наслаждения переполняли все его существо, трепетали, били ключом в каждом мускуле лица и вообще во всей фигуре сказывалось столько силы, мощи чисто русской, богатырской.

Сысоенко ростом был ниже Валентинова, но толще, не так строен и ловок, а скорее мешковат, широкоплечий, с выдающимся брюшком. Лицо его сохраняло меднокрасный оттенок. Узкие глаза прорезывались между низким лбом и одутловатыми щеками, черная с проседью борода обрамляла их. Одежда сидела менее ловко, нежели на статной фигуре Валентинова, зато в пестром галстуке торчала бриллиантовая булавка, в манишке золотые запонки и на пальцах перстни с дорогими каменьями. По жилету спускалась толстая золотая цепочка от часов. В одной руке он придерживал соболью шапку, в другой — коробку конфект.

Валентинов всегда отличался свободной остроумной речью, несколько презрительной, точно он ни во что не ставил того, с кем ему приходилось разговаривать.

Сысоенко, напротив, говорил мало и нескладно, с трудом произнося слова, дополняя свою речь выразительной мимикой лица и жестикуляцией рук, но, несмотря на это, он состоял гласным думы, говорил речи и т. п.