Аланка Уртати - Кавказские новеллы

• Название: Кавказские новеллы
• Автор: Аланка Уртати
• Жанр: Короткие истории
• Год: 2015
• ISBN: 978-80-87940-66-2

Аланка Уртати – российская писательница, член Союза писателей Москвы и России. О ней пишут в СМИ, что она взяла себе благородную задачу заново знакомить с Кавказом россиян, которые за время перестройки и разлома страны, или забыли, или уже не знают его.

О ее произведениях пишут, что они обладают «мощной энергетикой Кавказа, которая питала самых великих представителей русской литературы, таких как Пушкин, Лермонтов, Толстой».

Ее творчество называют «свежей струей в сегодняшней русской литературе», она пишет хорошим стилем и чистым русским языком, от которого российский читатель за прошлые годы, если не читал классику, мог отвыкнуть, придавленный пошлостью и цинизмом сверхновой литературы.

Теперь Аланка Уртати вышла за пределы своей страны, чтобы рассказать миру о своем Кавказе, который считает удивительной страной внутри России.

---

Услышав, что в Сиэтл, штат Вашингтон, приехало много кавказцев, он бросил свою тяжёлую работу клепальщика на заводе и отправился искать своих, а с ним и верный Иван Сороколита.

В Сиэтле они встретили осетин и ингушей и, объединившись с англичанами, большим отрядом отправились на золотые прииски в Фербенкс, на Аляску.

Шли в пятидесятиградусный мороз, под ветром, закутанные в одеяла, все восемьсот с лишним английских миль, меняя каждую сотню шагов впередсмотрящих, которые встречали лицом и грудью ветер и снег, и дольше выдерживать было невозможно.

На прииске золота было совсем мало, а работа изматывала так, что дрожали руки, и редко кто выдерживал подряд два года. При этом искатели работали только летом, а к зиме, как птицы, устремлялись в тёплые края, к тому же зимой коробок спичек стоил четверть американского золотого доллара.

В суровых заснеженных краях, в Канаде и на Аляске, с провизией закупалось много свиного сала, и Хаджи-Мурат ел его вместе со всеми, нисколько не задумываясь над своей формальной принадлежностью к исламу; в любой среде, где бы он ни был все эти годы, она никак себя не обнаруживала, никаких законов не диктовала.

Хотя его родное село по истечении времени выстроило в центре мечеть и объявило себя мусульманским, как и другие приграничные села в окружении народов, не столь давно поменявших христианство на ислам, однако, оно было и осталось сугубо осетинским со всей древней ритуальностью и обычаями, пронесёнными через все времена.

И имя его носило не информацию о паломничестве – «хадже» в Мекку, а услышанное где-то, оно понравилось своим звучанием тому, кто взялся дать имя этому ребенку.

Позднее, в первую мировую войну, когда, мобилизованный в Дикую дивизию, он будет получать один за другим Георгиевские Кресты, православный орден нисколько не будет противоречить его духу потомка древнего племени алан, которым покровительствовал древний скифский бог Арес, всадник.

Когда же награждали его приятелей по Дикой дивизии – ингушей, старались учитывать их мусульманское вероисповедание, давали Крест с изображением не Святого Георгия на коне, а с двуглавым орлом.

Но ингуши бросали свои ордена на землю!

– Сулейман, зачем бросил орден на землю? Ты же его за храбрость в бою получил!

– Хаджи, не хочу с петухом, пусть тоже дадут с джигитом!

Хаджи-Мурат весело смеялся.

Во вторую зиму на Аляске он уговорил приятелей остаться зимовать, не растрачивать на дорогу силы и деньги. Всю осень они подрывали землю и наполняли ею длинные короба, чтобы летом промыть.

Оставшись зимовать, они построили из бревен дом. Хаджи-Мурат накупил оружия, одно ружье он купил для птиц, второе, побольше – для зверей, но здесь, в основном, были кролики. Он метко отстреливал любую живность, и всю зиму они питались жирной крольчатиной и дичью.

Все заработанные деньги он легко тратил на оружие, страсть к которому обнаружилась тогда же, при переходе из Канады к прииску в Фербенксе.

Он обзавелся маузером, и любые пистолеты стали неотъемлемым оружием на всю последующую жизнь.

Кроме двух оружий и маузера, был у него финский нож и топор, которым он ловко орудовал с самого детства – строил дом, рубил дрова, умел использовать как оружие.

Летом оказалось, что золота там меньше, чем их затрат и сил, и средств.

Вскоре Хаджи-Мурат снова поверил статье некоего англичанина о прииске Шушан-Аляске, о котором тот писал, что нашёл золотые самородки, и мужчине можно заработать четыре тысячи американских долларов за день.

Можно грести золото лопатой, решили друзья, и вшестером, осетины и с ними Иван Сороколита, ушли из Фербенкса.

Для длительного и тяжелого перехода они купили двух больших лошадей за три тысячи долларов и подходящий фургон.

Лошади те же самые, каких выращивал в Мексике мистер Бейкер, в подкове одной из них изумленный Хаджи-Мурат насчитал 24 гвоздя и 5 упоров.

Эта пара по лошадиной мощности и вместимости в фургоне всего того, что они везли: палатки, ружья, печку, лопаты, все приспособления для промывания золота, съестные припасы, тёплую одежду – по пятьсот пудов на каждую, была всё равно, что товарный вагон, который исправно двигался и по плохой дороге.

И всё же по просеке, по которой они ехали какое-то время, дальше с фургоном продвигаться было нельзя, они были вынуждены бросить его, а всё имущество навьючить на лошадей.

Хаджи-Мурат легко ориентировался по любым картам и никогда не расставался с компасом, за озером, к которому вышла их группа, он выискал обозначение избушки, решил наведаться в поисках проводника.

Чтобы не обходить озеро из-за его величины, они соорудили плот из двух сосновых бревен, перевязав их отёсанными верхушками тех же сосен, Хаджи-Мурат отплыл на разведку, оставив на берегу друзей и коней.

Сойдя с плота, он сразу же наткнулся на вооружённых индейцев, высокорослых и бородатых. Один из них заговорил по-английски, согласился быть проводником, только просил не денег, а фунт сахара.

Индеец повёл их дикими тропами. Лошади шли тяжело, та, которую вёл Хаджи-Мурат, при попытке прыгнуть через овраг соскользнула и упала в него.

Он рухнул вместе с нею, но не отпускал, ждал, пока с неё снимут тюки. Ей удалось вскочить, однако, она снова рухнула, теперь уже всей своей тяжестью подмяв под собой Хаджи-Мурата.

Он не мог дышать, но чувствовал, что эта лошадь умна, ни разу не пошевельнулась, словно понимала, что иначе переломает ему все ребра. С большим трудом удалось её поднять и вытянуть из оврага. Хаджи-Мурат пришел в себя, но не мог идти из-за распухших ног, индеец лечил его травами.

Вскоре стало очевидным, что и лошадей придется бросить прямо здесь, на пастбище, а дальше идти только пешком.

Прощаясь с лошадью, Хаджи-Мурат в который раз оценил это животное, которое мучительно выполняло все требования и прихоти человека, с любовью и преданностью спасало его, а человек всегда нещадно эксплуатировал, даже истязал своего бесценного друга.

Ему показалось, когда он ласково похлопывал и говорил с нею, в её глазах были слёзы. С горечью махнув рукой, он ушёл вслед за товарищами в гору.

Они шли, обвешанные торбами, всё чаще встречая неудачливых золотоискателей, которые возвращались с дороги, обнаружив впереди непроходимые горы, леса и реки.

Дальше шли уже втроём – все земляки, они дошли до Нью-Штрейка, измученные и голодные, с разбитыми ногами.

Золота по-прежнему не было, а то, что находили, не стоило столь тяжёлой дороги и потери сил при его добыче.

Однако выдержать без лошадей обратный путь тоже было невозможно, они были самой большой мечтой всех, кто пытался уйти с прииска.

В решении уйти их оставалось только двое, они понимали, что уже и терять нечего, потому пойдут через ледники Решл-Глезер, между Тредвиль и Шушан-Аляской, где никто никогда не проходил. Этот путь, судя по карте, сокращал их мучения вдвое – триста миль до железной дороги.

Глядя на решимость кавказцев, за ними пошли еще около двадцати шведов и немцев.

У подножья горы, заросшей густым кустарником, они нашли ветхую землянку, жили в ней три ночи, дожидаясь ясной погоды, чтобы выйти к леднику.

Ранним сентябрьским утром они взошли на ледник, затем пошли над обрывами и пропастями, иногда внизу в двух или трёх километрах шумела река, дальше – камни, песок, спустились на сопку, впереди ждало болото. Так они прошли двести английских миль и вышли к шахтам.

В шахтах за лето можно было заработать больше, чем где-либо за год, только при этом приходилось беспрестанно сражаться со штрейкбрехерами. Хаджи-Мурат участвовал в этих драках, отныне навсегда возненавидев предательство скэбов.

На свой маузер он надеялся, как на закон, потому что на приисках ни закона, ни полицейских не было, все разборки происходили по праву сильного, и тут чувство справедливости Хаджи-Мурата опять давало сбой в пользу его оружия.

После диких шахтёрских драк они сочли, что лучше вернуться в Лос – Анджелес и перебиваться подённой работой, пока не придумают иного.

По вечерам ходили в большой салун играть в бильярд.

В тот раз земляк, Александр Епхиев, спокойный парень огромного роста, решил заработать, сыграв с американцем. Один из шаров, никем не замеченный, упал в лузу, возник спор и драка, американцы вступились за своего, и все вместе стали бить Епхиева.

Хаджи-Мурат видел абсолютную невозможность помочь иначе, чем отвлечь всю компанию от друга, ударил американца по голове кием и побежал, ожидая самых серьёзных последствий.

Русский парень, которому удалось обогнать толпу с полицейскими, гнавшуюся за Хаджи-Муратом, сказал ему в гостинице:

– Спасайся! Все знают тебя по твоей бороде и усам, беги на пристань, иначе застрелят!

Хаджи-Мурат успел добежать до пристани и снова вернулся на Аляску.

5.

Его искали, он это знал, и ничего не оставалось, как покинуть Соединенные Штаты оттуда же, с Аляски, через Гавайские острова и Японию.