Аланка Уртати - Кавказские новеллы

• Название: Кавказские новеллы
• Автор: Аланка Уртати
• Жанр: Короткие истории
• Год: 2015
• ISBN: 978-80-87940-66-2

Аланка Уртати – российская писательница, член Союза писателей Москвы и России. О ней пишут в СМИ, что она взяла себе благородную задачу заново знакомить с Кавказом россиян, которые за время перестройки и разлома страны, или забыли, или уже не знают его.

О ее произведениях пишут, что они обладают «мощной энергетикой Кавказа, которая питала самых великих представителей русской литературы, таких как Пушкин, Лермонтов, Толстой».

Ее творчество называют «свежей струей в сегодняшней русской литературе», она пишет хорошим стилем и чистым русским языком, от которого российский читатель за прошлые годы, если не читал классику, мог отвыкнуть, придавленный пошлостью и цинизмом сверхновой литературы.

Теперь Аланка Уртати вышла за пределы своей страны, чтобы рассказать миру о своем Кавказе, который считает удивительной страной внутри России.

---

И сейчас, верные какому-то непонятному высшему долгу и исконной воинской дисциплине, залегли семьями и целыми родами в островерхих склепах – храмах смерти.

Только сейчас оберегали они окружающий мир от безжалостного и невидимого врага, косившего их, чтобы смерть не поднималась к чистейшим лугам и ледникам, у подножья которых стоял храм из негниющего дерева, присланного когда-то царицей-племянницей.

Возможно, и сами не понимали, что делали это во имя Бога, но Бог-то видел это!

А тот непреложный факт, когда мирно сосуществовали у одних и тех же две митрополии, был верхом политического миролюбия у овсов, впавших в простую человеческую усталость от постоянных походов и войн.

Оседлость сделала свое дело, она расслабила их, а когда пошла всесокрушающей лавиной с востока невиданная со времен гуннов сила, они нежданно приняли на себя первый сокрушительный удар.

Завоеватели откатились к степям, из которых шли своей ордой, а сами они – к горам, потому что знали, что эта великая сила придет вновь и сокрушит все на своем пути.

Тогда же народ Западной Алании покинул свои владения в Причерноморье и по всему Дону, который греки прежде назвали Танаисом, а они сами называли все реки, встречавшиеся на их пути, простым и верным словом «дон» – вода.

Оставили тихое спокойное течение большой реки, ушли к своей горской части соплеменников, укрылись в горах, где «дон» всегда был бурным, бешеным потоком, сбегавшим с поднебесья. Он и поил, и исцелял все раны и горести.

Когда уходили, женщины вновь сели на лошадей, как амазонки древности, для многодневных переходов.

А перед тем все долго молились в церквях – роскошных, с высокими сводами и щедро отделанные золотом, у икон, написанных маслом, как у византийцев, в храмах, построенных тоже по имперской византийской моде, со всем ее великолепием и блеском.

Еще не зная, что молятся на долгие века впредь в своей невозвратности к былому.

Простились с уже привычной роскошью, посвященной Создателю, и больше никогда не имели ни одного такого храма – в блеске золотых куполов и окладов, латунных подсвечников и драгоценной церковной утвари из серебра и злата.

Два века потом, закрытые горами как крепостью, они сопротивлялись потомкам чингисхановым, и Тохтамыш, со всем своим умением, не смог покорить их.

Но свобода теперь покоилась на скудной земле, когда ужались они в тех горах, оказавшись вне большого мира, в котором передвигались они прежде с неизбывной свободой.

Ушедший, или оставленный ими мир, содержал многое из того, чем можно было бы гордиться. Но в горах словно отрезало всю память о прошлом. Вместе с верой в Учителя…

Вечерами в глубине Большого Кавказа, черными и долгими из-за рано севшего солнца, они рассказывали детям и внукам свои древние сказания, в которых еще не был рожден Учитель.

Их сказания были древнее древнего, едва ли не от тех пришельцев – невиданных, но след руки которых, окаменевший навечно в цементе строящегося дома, был много больше размера следа ноги самого крупного из высокорослых овсов.

А пятнадцать храмов, сложенных из горского камня этих же скалистых гор, не могли вмещать и троих молящихся. Но было бы место Святой Троице, по вере овсской!

4.

И вот теперь эти овсы спускались в большой мир из села Дзывгис Куртатинского ущелья Овсетии, покидая родные горы, в которых их фамилии жили тысячелетиями, ради плодородной земли. Спуститься с гор и сеять на новой земле повелела им русская царица Елизавета, дочь Петра.

Так некоторое время назад уже поступили их сородичи из других ущелий, которые теперь ожидали их внизу, на равнине.

Уезжая, куртатинцы не могли оставить свою святыню, полученную в дар от царицы Тамар, которая уже шесть веков подряд спасала их от всяких бед, от чумы, лавин и наводнений.

Лишь позднее было проявлено то, что вложил иверский мастер в написание лика. Не тогда, когда икону только что доставили в Дзывгис, а все овсы собрались смотреть на этот дар царицы.

Ничто не изменилось поначалу, да и было понятно, что никто ничего и не ждал, не зная, чего ждать.

Им был привезен дар от царицы, который следовало принять. Это и было сделано с большой признательностью всего общества, но и с не меньшим непониманием значимости для их суровой жизни женского лица с младенцем на холсте.

Подобные лица красивых юных горянок с младенцами на руках являли картину счастливого состояния жизни любого селения, но только живую картину.

Однако после того, как трижды горела церковь у них в Дзывгисе, и всякий раз Икона оказывалась где-то неподалеку, не тронутая ни в коей степени огнем стояла, как ни в чем не бывало, на какой-нибудь горе, изумление сельчан возрастало от раза к разу.

И каждый раз, получив в результате новой беды сгоревшее помещение, сельчане снимали свою икону с горы и снова водружали на самое видное место, чтобы вновь и вновь просить и получать Бог знает как вымоленную помощь у Мады Майрам.

Святая Дева и все тайны святого семейства были забыты, но Мать Мария осталась с ними навеки – мать всем и каждому.

И от их любви и почитания Матери все им прощалось снова и снова – и забвение ее Сына, и небрежность к помещению, где они хранили икону.

Прощалось, как видно, и незнание всей святой истории, которая к тому времени уже проникла в самые потаённые уголки земли, омытая кровью верных апостолов Христа, равноапостольных святых, тысячами распятых за веру и съеденных римскими львами.

Они думали, всего-то надо бережнее хранить эту икону и просить, просить у нее помощи в тяжелых обстоятельствах.

Именно последнее они делали исправно, потому что бед не убывало, а наоборот, все прибывало и прибывало.

А когда царица Тамар умерла, упокой, Господи, душу этой великой женщины, Грузия, потерявшая свою истинность, стала раздираться гордыней и распрями, нелюбовью и соперничеством, пока не утратила все признаки своего процветания и тотчас же подверглась большим испытаниям.

Тогда отовсюду ринулись враги и терзали прежде прекрасную и цветущую страну, пребывавшую под мудрым оком царицы и ее супруга-соправителя овса Сослана-Давида Царазона, воспитанного в доме славных Багратидов.

Отданный в царский дом в малом возрасте путем кавказского аталычества, он был воспитан грузинским домом в славных светских традициях.

И жил, вооруженный знанием переведенного иверами Священного Писания не менее, чем владением воинским оружием, когда вместе с рыцарями Фридриха Барбароссы отправился за Крестовиной Господней в Палестину.

И рос он, и играл в детские игры со своей будущей женой и возлюбленной, ставшей царицей перед Богом и властительницей его души. Русский княжич Георгий, первый царственный супруг во имя укрепления союза Руси и Грузии, тоже сын ясыни и суздальского князя Андрея, обладавший тяжелым пороком для политика – чрезмерной склонностью к вину, был оттого удобной мишенью для заговоров против властительницы Грузии.

На том и канул бесславно в Лету, бежал, разоблаченный, к южным сородичам матери, не пригодившись и там.

Тогда-то и вступил в силу союз двух любящих сердец, и озарил на годы их царствования всю страну Иверию.

Когда же прошел срок их жизни, царственного супруга теперь никак добром не поминали, ни его умения, ни могущества держать в мире и безопасности страну правительницы своей души.

Тогда и сошло на горделивую Иверию на множество веков большое зло.

Ее разоряли и сжигали, убивали и уводили в рабство мужчин и женщин, продавая не невольничьих рынках по всему Востоку, и сердцем Иверии, Тифлисом, теперь правили все – арабы, персы, турки, и вновь жестокие арабы, но только не сами иверийцы. И храмы их постигала такая же участь разрушения.

А овсы так и жили со склоненной головой перед своей судьбой – недоедали, не обозначали себя перед другими, ничего из того, что значило прежде племя, ни перед кем не утверждали, по-прежнему ни на каком языке не писали свое прошлое, одним словом, нищие перед Богом, за что он и продлевал их род.

Если и было что-то, что говорило о них от берегов Британии до Ливии, так были то надгробия аланских могил с неведомыми именами воинов.

Не было у них ни великой веры, ни великих царей, ни рабов. Даже самую лихую бедность они не воспринимали как рабство, а те, кто был богаче, просто имел больше овец и коней, и завезенных через ущелье Дарьял товаров – оружия, утвари, тканей.

Все остальное было одним и тем же, часто общим, как сельские котлы для варки древнейшего – наследство первой человеческой пары – ячменного пива и супа из мяса горного тура, подстреленного среди скал, или баранов, пригнанных с альпийских пастбищ.

Собери всех горцев в одно войско, были бы неразличимы в конном строю, как образ, стершийся во времени.

Стерлось все и в собственной памяти, да и кому до них было дело, и когда русская царица призвала их спуститься с гор к плодородным землям, то с одним негласным условием – вернуться к заброшенному ими христианству новообращенными.