Бенджамин Констэбл - Три жизни Томоми Ишикава

• Название: Три жизни Томоми Ишикава
• Автор: Бенджамин Констэбл
• Жанр: Современная проза
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-17-081692-7

Загадочная красавица Томоми Ишикава по прозвищу Бабочка, оставив предсмертную записку, бесследно пропала. Некоторое время спустя ее друг-писатель Бен начинает получать от нее письма. Бабочка шлет ему ссылки на таинственный код, искусно спрятанный в ее дневнике, на жестком диске компьютера, в публичных местах в горшках с цветами, за статуями – и много где еще. Из старинных переулков Парижа – на залитые светом улицы Нью-Йорка… В поисках разгадки писатель движется все дальше и дальше. И постепенно его начинает терзать вопрос: а действительно ли Бабочка мертва? Правда ли то, о чем она пишет? Но если нет, то зачем она затеяла эту игру? Полностью размытая связь между реальным и ирреальным, между жизнью, вымыслом, правдой, ложью и художественным воображением. Странная и завораживающая история самой необычной дружбы, которая только может существовать на свете.

---

Внезапно меня посетила идея, и я вышел в Интернет. А вдруг на компьютере сохранен пароль к ее почтовому ящику. Бабочка любила переписку. Ящик открылся автоматически. Я увидел тридцать семь непрочитанных писем. Сообщения из службы поддержки, телефонные счета, специальные предложения. Ящик предназначался для официальной, а не личной переписки. Но последнее непрочитанное письмо в списке входящих (а значит, первое из отправленных) пришло со знакомого адреса. Я получал с него много писем. Это был подлинный адрес Бабочки, где хранилась дружеская и личная переписка. Она отправила письмо самой себе.

Ну, Бен Констэбл, если ты начал подозревать, что в хаосе, который я тебе оставила, просматривается какой-то странный, непредсказуемый смысл, значит, ты достаточно умен. Может быть, ты еще перелопатил недостаточно барахла, чтобы заметить: все связано между собой. Это фрагменты головоломки – и задачка для тебя. Считай, ты получил приглашение на поиски приключений. Приключение, к сожалению, не до конца разработано, поэтому, возможно, придется самому добавлять кое-какие детали, подсыпать специй, чтобы сгладить несоответствия в моем наспех продуманном сюжете.

Отчасти я пошла на такие меры от тайной страсти, которую испытываем все мы, поэтому частично наградой будет возможность узнать меня получше (но не факт, что к лучшему), поскольку бульшая часть моего наследства – это слова, облекающие формой самые темные уголки сознания. Но еще и желание вытащить тебя из долгой спячки, надежно окутавшей мир известного. Пробудись, сэр рыцарь, ибо настала весна, и славные подвиги ждут своего героя, а я буду твоим верным оруженосцем (хотя, надеюсь, сражаться придется исключительно с ветряными мельницами и воображаемыми врагами), и, быть может, ты получишь прекрасную Дульсинею, потому что награда – это опыт, а сокровища – то, что можно увидеть, сделать, попробовать, понюхать. Плюс еще уйма материала, на котором ты, возможно, напишешь роман, или просто сохранишь его как подарок на память, или сожжешь, чтобы согреться зимними вечерами, когда будешь в нищете творить на чердаке и умирать от дифтерита – надеюсь, во имя твоих творческих способностей, что так оно и случится. Тебе не кажется, что ты заслуживаешь романтическую смерть?

Ты, конечно, никоим образом не обязан завершать работу, которую я наметила, но там есть столько всего, что, при желании, у тебя найдется занятие. А я буду смотреть с небес (или из ада, что вероятнее) и буду смеяться вместе с тобой, как я почти наверняка делаю сейчас, когда ты читаешь письмо. Надеюсь, ты не смутишься при мысли о том, что я стою где-то рядом. Ну-ка перестань баловать, нехороший мальчик – нет-нет, я шучу – перестань – ох, извини, правда, я просто шучу. Я слишком далеко зашла.

А теперь вернись и почитай что-нибудь на моем компьютере. Там есть пара идей насчет того, что можно сделать – правда, я не думаю, что тебе нечем заняться, но почему бы нет.

Целую-целую-целую.

Бабочка

Глава 3 Загадочная уборка в квартире Томоми Ишикава

Я оставил компьютер и заходил из комнаты в комнату, а потом с тоской уставился на постель и подумал, что, может быть, стоит раздеться и ощутить хрустящую прохладу ткани. Я представил себе призрак Бабочки в моей комнате и смутился при мысли о раздевании. Если она решила остаться здесь после смерти, разумеется, это не значит, что ей нужно видеть все? Или, привязавшись к живому человеку, привидения вынуждены смотреть полную программу, так что Бабочке придется наблюдать даже самые интимные и потенциально неловкие моменты?

Я плюхнулся на кровать и постарался ни о чем не думать. Я задумался, плакала ли она, когда покончила с собой, или была спокойна. Задумался, не накатила ли паника, когда стало уже слишком поздно, и она засомневалась или отступила. Я представил, как Бабочка лежит на боку, лицом ко мне, обхватив руками подушку и положив на нее голову, и смотрит на меня. «Прости», – сказала она.

Я встал и обулся.

– Пойду в магазин, – сказал я ей.

Умывшись, я сбежал по лестнице, вышел из дома и зашел в бакалейный магазин дальше по улице. Выбор вина оказался небольшой, но я нашел пару сносных бутылок и взял обе.

Проснувшись утром, я обнаружил, что еще пьян и полностью одет. Едко пахла пепельница, стоявшая возле кровати, и ядовитый запах еще усиливался из-за оставшегося недопитым бокала вина. В зеркале я увидел, что зубы у меня покрыты фиолетовыми пятнами. Я отнес пепельницу и бокал на кухню, потом вернулся за пустыми бутылками. Пить в одиночку – это нездорово, но, учитывая обстоятельства, я мог позволить себе слегка слететь с тормозов. Вот чего я хотел. Слететь с тормозов.

Я принял душ и провел целых пять минут за чисткой зубов, пока они не обрели сносный оттенок. Я открыл окна и впустил в комнату холодный воздух, оставив занавески задернутыми, а затем вернулся в постель, еще мокрый, и заснул.

Когда я проснулся в следующий раз, было три часа дня. Я протрезвел – и заметил, что лежу с повязанным на талии полотенцем. Я встал и натянул шорты, не сверкая задом. Черт возьми, Бабочка. Я не верю в призраков, в жизнь после смерти и так далее, но все-таки повернулся спиной к комнате, когда надевал джинсы.

Я бы не отказался от какой-нибудь быстрой еды, но ничего такого не было. Поэтому я порезал лук-шалот и грибы, быстренько обжарил с беконом и уймой черного перца, добавил сметану и дождался, когда вскипит вода для спагетти. Я смешал соус с пастой, влил сырое яйцо, посыпал все пармезаном и слопал огромную тарелку. Если не качество, то хотя бы количество. Поскольку в кастрюле осталось еще примерно столько же, можно было до конца дня не беспокоиться о еде. Я допил грейпфрутовый сок.

Я сел на кровать и мечтательно задумался, не пустить ли жизнь под откос. Чтобы все полетело в тартарары, а я стал бы бродягой, жил на улицах и через пару лет замерз зимой. Я вымыл раковину на кухне и пол, отдраил туалет, душевую кабину и пол в ванной. Потом включил пылесос и прошелся по квартире. В гостиной ждал компьютер Бабочки. Я включил его и заглянул в папку «Мой мозг».

Я выпила полбутылки анисового ликера, чтобы напиться, но, вместо того чтобы достичь туманного забвения, о котором так мечтала, сразу перешла в стадию похмелья – я так и знала, что пожалею. На часах три двадцать, и у меня раскалывается голова. Рекомендую съесть что-нибудь помимо йогурта, прежде чем взяться за крепкое спиртное. С моей губы свисает незажженная сигарета. Слева – бокал, в котором ликера еще пальца на два, справа – пепельница, посредине – мои болтливые руки, которые порхают по клавиатуре. Фр-р-р.

Я пишу по привычке, Бен Констэбл, как люди, которые говорят, чтобы слышать собственный голос. Это не для тебя – сегодня ты просто обладающая именем отдушина для моего мозга, воображаемый человек, которому я излагаю свои блуждающие мысли.

Если я умру, а ты будешь жить… Я плохо сплю. То и дело засыпаю – сидя, стоя, и песочный человечек навевает мне сны, но я узнаю его. Он – мрачный жнец, который пришел за мной, и я просыпаюсь в страхе: хотя я и мечтаю о смерти, но бегу от нее, потому что трушу. Пью в надежде, что однажды наберусь смелости.

Если я умру, а ты будешь жить, а время течь дальше… моя голова невольно кивает, и, по мере того как тускнеет сознание, на память приходит одна картинка. Интересно, знаешь ли ты, что это за место. Если идти вниз от Гамбетты, будет маленький зеленый островок, где пересекается множество улиц. Одна из них ведет вдоль Пер-Лашез, две круто поднимаются, а потом опускаются, так что продолжения за гребнем не видно и можно представить, что за горизонтом – уходящие вдаль холмы или море. Вот он, песочный человечек, стоит, зовет меня, и мое тело судорожным рывком возвращается к жизни. Справа раньше находилась улица под названием rue de la Cloche, улица Колокола. Упомянутый колокол висел не в церкви и звонил не на ближайшем кладбище, это был каменный свод под землей, выбитый подземными течениями. Улицу и ее окрестности разрушили, чтобы земля не просела. Наверное, здесь есть какая-нибудь мораль.

Если я умру, а ты будешь жить, а время течь дальше, а восток сиять, а полуденное солнце жечь, как обычно… Теперь мой мозг оккупировала Эмили Дикинсон (хотя я не помню стихи до конца). О, Эмили Дикинсон, что ты со мной сделала? Посмотри, как я прячусь от мира и пишу дневники и письма. Ты хотела бы, чтобы я стала именно такой? Кого я обманываю, будто могу сидеть, писать и пытаться обрести прежнюю невинность, словно заново отрастить девственную плеву. Я не соответствую своим литературным героям. Возможно, поэтому я и стала плохой. Может быть, поэтому мне следует умереть, и без меня жизнь будет гораздо лучше. Надеюсь лишь, что никакой вечности нет. Представьте только, что нам пришлось бы жить вечно, не переставая…