Айзек Азимов - Путеводитель по Шекспиру. Английские пьесы

• Название: Путеводитель по Шекспиру. Английские пьесы
• Автор: Айзек Азимов
• Издательство: Центрполиграф
• Жанр: Научпоп
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-9524-3115-7

Знаменитый писатель-фантаст, ученый с мировым именем, великий популяризатор науки, автор около 500 научно-популярных, фантастических, детективных, исторических и юмористических изданий приглашает вас в мир творчества великого английского драматурга. Эта книга входит в серию популярных азимовских «путеводителей». Автор систематизирует драматургические произведения Шекспира, анализируя их содержание, скрупулезно разбирает каждую цитату, каждый отрывок, имеющий привязку к реальным историческим событиям, фольклорную или мифологическую основу. Он истолковывает значение многих реплик, острот и колкостей персонажей и поясняет, с кем их устами Шекспир ведет словесные дуэли.

---

Пистоль, все еще обиженный на Флюэллена за отказ помочь бедняге Бардольфу, свирепо говорит королю:

Скажи ему: в Давидов день сорву я

С его башки порей.

Акт IV, сцена 1, строки 54–55

Святой Давид — легендарный валлийский священник VI в. н. э., якобы основавший в Уэльсе множество церквей. Давид считался покровителем Уэльса, поэтому так звали многих уроженцев этой страны. На валлийском диалекте это имя произносится как Таффид, а уменьшительное от него — Таффи. Поэтому каждый валлиец — это Таффи; известный английский детский стишок начинается строчкой: «Таффи был валлийцем; Таффи воровал…»

О святом Давиде рассказывают, что в 540 г., накануне битвы валлийцев с саксами, Давид посоветовал валлийцам прицепить к шапке веточку порея, чтобы отличать своих от чужих. (Военная форма, предназначенная для той же цели, появилась позже.) Это помогло валлийцам одержать победу. Предполагают, что порей выбрали в качестве эмблемы потому, что сражение должно было произойти на поле, где этого порея было видимо-невидимо.

У валлийцев возник обычай: в День святого Давида, отмечаемый 1 марта, прицеплять к головному убору порей. Во-первых, таким образом они отличали своих от саксов; Во-вторых, утверждали свою национальную принадлежность даже после того, как веками находились под чужеземным игом. Этот обычай очень напоминает другой, куда более распространенный (во всяком случае, в Америке), когда в День святого Патрика ирландцы прикрепляют к одежде изображение трилистника.

Угроза сбить с шапки порей в День святого Давида была оскорбительна не только для данного человека, но и для всех валлийцев. Она должна была подействовать на Флюэллена как красная тряпка на быка.

«В лагере Помпея…»

Пистоль уходит, но король остается на сцене и незаметно подслушивает разговор вошедших Гауэра и Флюэллена. Не успевает Гауэр открыть рот, как Флюэллен шикает на него и тут же приводит исторический пример:

Если вы потрудитесь изучить войны Помпея Великого, уверяю вас, вы увидите, что в лагере Помпея никогда не было никакой болтовни и трескотни.

Акт IV, сцена 1, строки 68–71

Помпей Великий больше всего известен не своими победами, а тем, что его разбил Юлий Цезарь. Для педанта Флюэллена характерно, что он ставит Помпея выше Цезаря.

Флюэллен производит на короля сильное впечатление. И он, и публика понимают, что валлиец хоть и чудак, но очень достойный человек.

«Если дело короля неправое…»

Затем король сталкивается с тремя простыми солдатами: Джоном Бетсом, Александером Кортом и Майклом Уильямсом. Они подавлены и со страхом ждут того, что им готовит грядущий день.

Майкл Уильямс, самый речистый из них, даже дерзает вслух усомниться в справедливости этой войны. Он говорит:

Да, но если дело короля неправое, с него за это взыщется, да еще как. Ведь в судный день все ноги, руки, головы, отрубленные в сражении, соберутся вместе…

Акт IV, сцена 1, строки 136–139

Иными словами, в Судный день обнаружится, что многие солдаты умерли во грехе, а поскольку они погибли, выполняя приказ короля, то отвечать за это придется именно ему.

Король (притворяясь простым солдатом) спорит с Уильямсом, утверждая, что каждый сам отвечает за собственную душу и не должен сваливать свои грехи на других.

Уильямс мрачно возражает, что король не стал бы так уверенно посылать своих людей в бой, если бы не знал, что, в случае если он проиграет сражение и попадет в плен, его освободят за выкуп. Когда Генрих говорит, что слышал, будто король не позволит выкупать себя (иными словами, будет сражаться до конца), Уильямс цинично отвечает:

Ну да, он сказал это нарочно, чтобы мы лучше дрались; но, когда всем нам перережут глотку, все равно его выкупят, а нам от этого лучше не будет.

Акт IV, сцена 1, строки 197–199

Для его цинизма есть все основания. В битве при Пуатье французские солдаты умирали тысячами, в то время как король Иоанн Французский сидел в уютном шатре вражеского полководца и дожидался выкупа.

Самой ужасной особенностью средневековых войн было то, что аристократов, являвшихся зачинщиками войн и предводителями отрядов, очень редко убивали. Их брали в плен учтиво, по рыцарским правилам, обращались с ними вежливо и освобождали за выкуп (в конце концов, сегодняшний победитель мог оказаться пленником в следующей битве), в то время как плохо вооруженных или вовсе безоружных крестьян, сражавшихся только за собственную жизнь, убивали без всякой пощады, потому что у них не было денег на выкуп.

Король (все еще в обличье простого солдата) отвечает с таким жаром, что вспыхивает ссора. Конечно, сейчас не до драки, но соперники соглашаются встретиться после битвы. В знак этого они обмениваются перчатками и договариваются носить их на шапках, чтобы узнать друг друга. Уильямс злобно говорит:

Я буду тоже носить ее на шапке; и, если ты подойдешь ко мне завтра после битвы и скажешь: «Это моя перчатка», — клянусь рукой, я влеплю тебе пощечину.

Акт IV, сцена 1, строки 218–221 «На сегодня, Боже, позабудь…»

Хотя на людях король держится уверенно, но, когда остается один, его начинают грызть сомнения и чувство вины. Как и его отец (см.: Шекспир У. Генрих IV. Акт III, сцена 1), Генрих завидует простым людям, которые могут спать спокойно, в то время как заботы не дают королю сомкнуть глаз.

Внезапно Генрих решает, что происходящее может быть наказанием за грехи, и он молит Небо:

На сегодня,

О, на сегодня, Боже, позабудь

Про грех отца — как он добыл корону!

Прах Ричарда я царственно почтил,

И больше горьких слез я пролил,

Чем крови вытекло из жил его.

Акт IV, сцена 1, строки 297–302

Тема, объединяющая четыре пьесы (начиная с «Ричарда II»), достигает своего апогея. Если над Плантагенетами продолжает тяготеть проклятие, которое последовало за убийством Томаса Глостера (см. в гл. 6: «…Герцог Норфольк), то армия Генриха будет уничтожена, сам он погибнет, и это станет последним ударом. В Англии снова вспыхнет гражданская война. Воспользовавшись хаосом, французы, стремящиеся отомстить, вторгнутся в страну и завоюют ее — иными словами, сделают то, что сейчас пытается сделать сам Генрих.

Но даже если армия Генриха одержит победу, будет ли это означать, что смерть Томаса Глостера наконец искуплена и Англия прощена?

Торжественное перезахоронение останков Ричарда, оплакивание его праха, покаяние и (как подробно описывает Генрих) благотворительные мероприятия в его честь могли быть проявлением искреннего сожаления; есть все причины предполагать, что Генрих любил Ричарда II скорбел о его судьбе. Возможно, он пытался таким образом умилостивить Небеса. Кроме того, это было разумной политикой. Публичное покаяние могло убедить английский народ, боявшийся, что Генриха накажет Бог, и помешать воинственным баронам воспользоваться отсутствием короля и, используя в своих целях призрак Ричарда, поднять новый мятеж.

«…Тысяч шестьдесят»

Наступил рассвет. Войска заняли позиции. Шансы неравны. Уэстморленд говорит о французах:

Их будет тысяч шестьдесят бойцов.

Акт IV, сцена 3, строка 3

А Эксетер отвечает:

Да, по пяти на одного — и свежих.

Акт IV, сцена 3, строка 4

Иными словами, двенадцати тысячам англичан, измученных тяжелым маршем, противостоят шестьдесят тысяч отдохнувших французов. Возможно, эти данные преувеличены (в некоторых английских источниках соотношение вообще оценивается как десять к одному), но, по самой минимальной оценке, у французов было тройное превосходство, что тоже немало.

«…Мой Солсбери!»

На сцене впервые появляется некий английский лорд. Он произносит смелую речь и уходит к своему отряду, после чего Бедфорд говорит:

Прощай, мой Солсбери! Желаю счастья.

Акт IV, сцена 3, строка 11

Речь идет о Томасе Монтекьюте, четвертом графе Солсбери. Он сын того самого Джона Солсбери, который пытался собрать в Уэльсе армию для Ричарда II (см. в гл. 6: «Милорд, мы ожидали десять суток…») и был до конца предан своему королю.

Солсбери — старший был видным лоллардом (см. в гл. 7: «Ну, Хэл…») и в 1400 г. погиб, растерзанный толпой католиков. Теперь Солсбери-младший преданно служит сыну человека, с которым воевал его отец, и королю, уничтожившему лоллардизм. Назовем это патриотизмом.

«…День святого Криспиана»

Входит король и успевает услышать слова Уэстморленда, жалеющего, что часть армии осталась в Англии; ее присутствие позволило бы немного улучшить соотношение сил. После этого Генрих произносит прекрасный монолог, доказывая, что солдат должно быть не больше, а меньше. Если их ждет поражение, то потеря не нанесет Англии особого вреда, а если они победят при значительном меньшинстве, то тем больше славы выпадет на долю их страны. Он говорит: