Дмитрий Быстролётов - Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Цепи и нити. Том VI

• Название: Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Цепи и нити. Том VI
• Автор: Дмитрий Быстролётов
• Издательство: Крафт+
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-93675-188-2 (том VI)

Д.А. Быстролётов (граф Толстой) — моряк и путешественник, доктор права и медицины, художник и литератор, сотрудник ИНО ОГПУ — ГУГБ НКВД СССР, разведчик-нелегал-вербовщик, мастер перевоплощения.

В 1938 г. арестован, отбыл в заключении 16 лет, освобожден по болезни в 1954 г., в 1956 г. реабилитирован. Имя Быстролётова открыто внешней разведкой СССР в 1996 г.

«Пир бессмертных» относится к разделу мемуарной литературы. Это первое и полное издание книг «о трудном, жестоком и великолепном времени».

Рассказывать об авторе, или за автора, или о его произведении не имеет смысла. Автор сам расскажет о себе, о пережитом и о своем произведении. Авторский текст дан без изменений, редакторских правок и комментариев.

---

Жалко покидать лес. Через двое суток я закрою зеленую книгу. Опять бритвы и одеколон, последние новости из Европы и…

И возвращение в Европу! Я захохотал.

— Туа и-я-бон? — Ламбо недоуменно улыбается.

— Муа-туа и-я-бон!

Я показал на его грудь и мою. Потом порывисто обнял и поцеловал в лоб.

Серый рассвет. Ламбо резко дергает меня за локоть. Оборачиваюсь. Следы босых ног.

— Ура! — кричу я, но Ламбо ладонью закрывает мне рот и делает предостерегающий жест. В чем дело? Он садится на корточки и показывает пальцем на некоторые листья.

На них размазанные капли крови. Меня охватывает тревога. Уже забытое чувство опасности, от которой не отделаешься трещоткой: человек опаснее и хуже леопарда! Ламбо прикладывает палец к губам и озирается. Указывает на мою кобуру с пистолетом. Бедняга, он не знает, что пистолет — жалкое пугало, в обойме нет патронов. Ламбо что-то ловит на моем лице, сам расстегивает мою кобуру и показывает на пистолет. Что делать… Я беру пистолет в руку. Между тем Ламбо ползает по траве взад и вперед, осматривает следы. Рассказывает жестами: были два человека — большой мужчина и маленькая женщина. Они волокли труп или раненого врага грубо, кое-как. В том направлении. Потом вернулись уже одни, ушли вот туда. Что нужно делать, бвама?

Я подумал: живые вооружены, мертвый безопасен. Ламбо от него узнает многое. Соваться без толку в опасности не нужно, лучше разобраться в них и подготовиться. Я показал в сторону, куда неизвестные протащили тело.

И действительно, шагов через сто мы увидели человека, лежавшего навзничь в траве. Он был мертв. Подошли ближе.

Судя по потрепанной форменной одежде, это был, видимо, отставной солдат, служивший на одной из факторий. Ламбо долго рассматривал убитого. Нашел вмятину на затылке. Убийство совершено сзади. Человека ударили камнем. Я вспомнил бедного Мулая и кивнул головой. На шее стертость от веревки или лианы — убитый носил амулет, который сильно дергался, когда тело тащили за ноги на спине, а руки раскинулись и мяли траву. Потом веревка лопнула или лиана развязалась, амулет лежит где-то в траве по пути. Ламбо раскрыл плотно сжатый рот убитого — там оказалась каша. Убитый сел поесть, кто-то подкрался сзади и нанес ему смертельный удар по голове. Человек упал сразу, на груди и спине потеков крови нет.

— Что нужно делать, бвама?

Я опять стал думать. Тигр, наткнувшись на след человека, всегда крадется сзади него, выгоднее, прежде всего, рассмотреть врага сзади. Потом — по обстоятельствам будет видно.

С тысячью предосторожностей мы начали красться обратно. Я смотрел по сторонам. Ламбо не отводил глаз от следов.

— И-я-бон, бвама!

Он наклонился и подал мне обрывок тонкой цепочки и висевший на нем талисман — небольшая металлическая коробочка. Я раскрыл ее. Внутри аккуратно сложенный листок. На нем написано:

«Хлопчатобумажная ткань № 34/15 -2 м.

То же — 1 м.

Соль -0,5 кг…»

И так далее. Это была страница из какой-то тетради расходов по товарному складу. Я перевернул бумагу. На другой стороне карандашом с множеством исправлений и ошибок было написано по-французски:

«На факторию № 201

Господа!

Срочно сообщаю нижеследующее: в районе началось восстание, № 205 сожжен, судьба чиновников неизвестна. На дороге убит недавно гостивший у вас англичанин, мистер Крэги. Машина сожжена. В нашей деревне брожение. Агентура доносит, что это тайная пресловутая организация Роа-Роа. Опознавательный знак членов: рычание пантеры и кусочек черной шкуры, подвешенный на груди среди обычных талисманов. Медлить нельзя. Сегодня, 16-го, я посылаю к вам очень верного человека с проводником. Ночевать будут, как всегда, в придорожных сторожках. Они проберутся незаметно вдоль дороги. У вас будут 18-го. После получения настоящего извещения советую поджечь вашу факторию, предварительно устроив себе укрепленное прикрытие. Ждите нас. Мы сожжем нашу факторию на следующее утро после прибытия к вам гонца, т. е. 19-го, и сразу же двинемся в поход. У вас будем через двое суток, т. е. 21-го, подцепим вас и впятером пойдем на № 200. Там семи человекам будет не столь опасно, можно обождать развития событий.

№ 202 — Жан Дрдич».

Я сунул записку за голенище сапога, и мы двинулись дальше.

Крэги убит…

Так вот оно что…

«Я перехвачу вас в лесу… переброшу через границу… в секретном порядке»…

Добыт и разлит в пробирки только один жалкий стакан нефти, и уже первая жертва. Омытая кровью ржавая цепь алчности и разбоя уже пришла в движение и медленно стравливается в бездонное жерло исторической необходимости. Крэги — первое звено, а кто будет последним? И сколько их будет, этих тайных жертв? Тех, кто не стоит сожаления, и тех, кто погибнет незаслуженно? Не будет ли последним звеном граф Кабелль, когда Лунунба ворвется в его дворец во главе яростной толпы свободных конгомани?

«Как скверно, — думал я, — как скверно, что судьба вовлекает меня в борьбу населения с колонизаторами. Я сочувствую только одной стороне — туземцам. Я на их стороне безоговорочно и от всей души. Жизнь не позволит мне остаться в стороне. Завтра одичавшие в лесу люди встретят меня шумными проявлениями радости. Я выну записку, и их лица вытянутся. Они предложат участвовать в возведении укрепления, торопливо сунут мне в руки винтовку и коробку патронов. Что я отвечу тогда моим спасителям? Что я — нейтральный наблюдатель? Съем их обед, оденусь в их платье, потом умою руки и буду сидеть в стороне? А если туземцы нападут первыми, до прихода двух чиновников и до нашего бегства на факторию № 200? Ведь я — белый, белый! Я для местного населения — бельгиец, ненавистный угнетатель, разбойник и мерзавец. Первые копья полетят в меня. В меня, черт возьми! Не являться в факторию? Это безумие и донкихотство! Крэги уже убит на дороге. Это ждет и меня! Обстоятельства гонят европейца к европейцам. Не погибать же мне на дороге, как прекраснодушной индюшке. Я должен во что бы то ни стало добраться до Парижа и уже там начну отчаянную борьбу с колониализмом и буду новым Морелем. Но это еще нужно завоевать»…

И осторожно крадясь по кустам с пустым пистолетом в руке, радостно и пылко повторял: «Я должен быть новым Морелем! И буду им! Был же славный поединок портного с королем, теперь против другого короля выступит художник. Вот она, моя долгожданная новая мысль! Вот то, о чем я смутно мечтал, — деятельность! Морель начал эту благородную борьбу, а ван Эгмонт ее докончит!»

Мне хотелось бежать, вскочить на подножку уже тронувшегося поезда и нестись вперед: Париж — Брюссель — Лондон! Засучив рукава, взяться задело. Двумя руками вцепиться в горло колониализма! Но не было поезда, проезжающего мимо, Европа лишь мерещилась в воображении. По-настоящему были лес и кровавый след, по которому мы шли. Вот и дорога — неширокий и утрамбованный путь, он тянется вправо и влево. Ламбо кружит минут пять и потом указывает на север, то есть налево. «Правильно! — соображаю я. — Там шоссе Стэнливилль-Касеньи, оно где-то около Вамбы пересекается этой глинобитной дорогой, идущей с севера на юг. Мне не известно ее южное окончание, но вправо на расстоянии нескольких дней пути должна быть фактория № 203, теперь, скорее всего, сожженная».

Мы пробирались меж кустов вдоль дороги и уже вошли в лес, когда Ламбо толкнул меня. Он выскочил на дорогу, опустился на корточки и стал осматривать место. Вот окровавленный камень, им был убит солдат, а вот надкушенная лепешка. Солдат ел стоя, кто-то подкрался сзади.

— A-а, подожди, бвама… Женщина подала лепешку и вертелась перед убитым, вот ее следы. Он с ней болтал и ел. Смотри — вот след большого мужчины, он стоял в стороне, вот там, потом шагнул — видишь большой шаг? И ударил солдата. Они оттащили убитого в лес, вернулись и пошли дальше. Что нужно делать, бвама?

— Вперед! — указал я, и мы скорым шагом пошли в сторону фактории № 201, стараясь не шуметь, и перед каждым поворотом осторожно вглядываясь.

Вдруг впереди зашумел поток, видимо, он пересекал дорогу. Замедлив шаг, мы удвоили осторожность, все было тихо и спокойно. Лес поредел, слева недалеко и вдоль дороги показалась небольшая речка. Мы вошли в кусты и тихо, прислушиваясь, медленно двигались вперед. Другой берег реки был залит радостным утренним сиянием, там росли кусты разных пород с пестрой, обычной здесь, окраской. В этот ранний час теней не было, вся растительность казалась однотонной, кусты стояли как розово-золотая стена, они как бы сами испускали теплый свет. Наш берег утопал в тени, опущенные до воды ветви и листва казались силуэтно темно-синими, почти черными: видна была каждая зазубринка на каждом листке. Это были два плана, две эффектно освещенные кулисы. Сценой являлся неширокий поток, где меж камней крутились отражения облаков и средь розовых блесток и бликов купалась молодая женщина-негритянка.