Анри де Кок - Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира

• Название: Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира
• Автор: Анри де Кок
• Издательство: Литагент «Остеон»74fca568-0472-11e5-9ef7-002590591dd6
• Жанр: Эротика, Секс
• ISBN: 978-5-85689-083-8

Этот грандиозный художественно-публицистический труд посвящен историям женщин, которые совмещали прелести древнейшей профессии с проблемами государственной политики и финансов. Многие из них умудрялись разорять не только богатых вельмож, но и целые государства. Пойдя по стопам отца (Поля де Кока, которым зачитывались тургеневские девушки) Анри де Кок выдал в свет, кроме десятка фривольных романов, которые морализаторы сочли полупорнографическими (среди них знаменитая «Ла Минетта»), еще и столь же фривольную публицистику, как серию очерков «История знаменитых куртизанок» и «История знаменитых рогоносцев». Очерки написаны с присущим фамильной профессии блеском, это не скучное документальное чтиво, а в значительной степени подлинно художественная литература. В центре каждого очерка биография конкретной исторической личности, ее достоинства и недостатки, ее жизнь в самый примечательных событиях и судьба. Этот грандиозный труд вместил в себя 4 толстых тома в одной электронной книге. Свыше 100 страниц с многочисленными иллюстрациями.

---

– Насколько сильно ты любишь своего мужа?

– Я?… Ни на сколько! – возразила без замедления Лукреция.

– Так если с ним случится какая-нибудь неприятность… ты не огорчишься?…

– Какого рода неприятность?

– Например, если бы он умер неожиданно… Он мал ростом… Несколько толст… шее у него ушла в плечи. Подобного рода люди порой подвержены апоплексии.

Лукреция улыбнулась.

– Хорошо?

Однажды вечером, возвратившись с прогулки, он весело ужинал со своею тещею и женой.

– Вы должны заботиться о себе, мой друг, – говорила Ваноцца.

– Уверяю вас, дорогая матушка, – смеясь возразил муж Лукреции. – Я не чувствую никакой боли.

– Иногда люди, сами не замечая, носят в себе семена болезни. У меня есть старое сиракузское вино, – просто нектар!.. Я пью его, когда чувствую себя дурно… Позвольте предложить вам несколько капель…

– Хоть сотню!

Слуги удалились, потому что ужин кончился; сама Роза отправилась в свою комнату за драгоценной бутылкой. В то время Лукреция смеялась и шутила со своим мужем. Ваноцца принесла нектар и налила зятю.

– А мне, матушка! – вскричала Лукреция с упреком, – разве вы не дадите?

– Сейчас, сейчас!.. ответила Ваноцца. – Ты ведь не больна!..

– Да и я не болен, благодаря Бога! –  засмеялся ее супруг.

– Но вы всё-таки попробуйте этого вина,  мой друг. Я хочу узнать о нем ваше мнение.

Муж Лукреции выпил глоток, другой…

– Великолепно! – сказал он и любезно подал стакан жене, прибавив: – попробуй и ты…

Лукреция не знала что ей делать. Отказаться было бы странно… Принять – опасно. Однако, она взяла стакан; но в иных случаях секунда значит больше часа… На самом деле, пока она рассматривала вино, – вдруг ее муж вскрикнул раз, один только раз! – и упал на пол… Он был мертв…

– Я говорила ему, что он болен! – заметила Ваноцца, выливая за окно остатки старого сиракузского вина…

Несколько бледная, Лукреция рассматривала труп своего мужа.

– О чем ты думаешь? – сказала ей мать – зови же на помощь, пока я отнесу склянку на прежнее место…

– Помогите!.. – закричала Лукреция.

* * *

Иннокентий VIII не существовал более. Двадцать два кардинала, которым было хорошо заплачено, провозгласили папой Родриго Борджио, под именем Александра IV. Он обладал всем могуществом, о котором столько лет мечтал… Из Цезаря он сделал кардинала, но тому не нравилась духовная карьера; он перешел к Людовику XII, который из кардинала Валентина, как прозывался Цезарь, сделал его герцогом Валентинуа.

Франциск стал герцогом Ганди. А Лукреция…

Чтобы сделать из Лукреции?… Она была вдовой. Хорошо. Ей был нужен муж. Ей выбрали из знаменитейшей итальянской фамилии, – давшей Милану шестерых государей, из фамилии Сфорца. Но в 1497 году Александр IV заметил, что Жан Сфорца, синьор Цезарь, муж его дочери, как ни был благороден, как зять, как союзник был совершенно бесполезен, и потому объявил брак ничтожным, вследствие неспособности мужа.

Третьим мужем Лукреции Борджио был Альфонс, герцог Бизеглиа, побочный сын Альфонса II, Арагонского. Он был полезным и прелестным мужем; такой нежный, добрый, никогда не занимавшейся тем, что делала Лукреция. Александр IV и его дочь очень любили Альфонса. Это, однако, не помешало Цезарю убить его два года спустя.

* * *

Цезарь убивал людей как мух. Отец его и сестра восхищались им. Однако, однажды они нашли, что он зашел далеко.

Это случилось перед третьим замужеством Лукреции. Он был в Риме, в который вступил как триумфатор после победы над французами. Три дня длился праздник. В течение трех дней в Ватикане не знали чем позабавить герцога Валентинуа.

Но герцог был мрачен среди удовольствий, потому что Лукреция не разделала их вместе с ним. Странная, и роковая вещь! Страсть Цезаря к сестре противилась времени. Этот человек, по знаку которого отдалась бы самая прелестная женщина в Италии, – всегда любил только одну, – ту, любовь к которой должна бы была заставить его краснеть.

Где же была Лукреция? Она из-за каприза удалилась в монастырь, когда Цезарь вступал в Рим.

Быть может тут крылась какая-нибудь любовная интрижка; но Цезарь мало заботился о них; она это знала; почему же из этой она делает тайну? А?

За два дня до возвращения Цезаря в Рим, его брат, герцог Ганди тоже прибыл туда. И Цезарь даже заметил с тайным изумлением, что Франциск вовсе не заботился об отсутствии сестры.

Ему стало ясно! Если Лукреция скрывалась от Цезаря, то для того, чтобы быть с Франциском… Они встречаются в монастыре… О глупец! трижды глупец!.. Как он сразу не понял этого!

И если он не ошибается! Несчастье! Этот человек слишком долго стоял на его дороге! И при том он похищает у него часть славы… О нем говорят: хвалят его храбрость, великодушие… Неаполитанский король подарил ему два герцогства: Беневенто и Понтекорве!

Цезарь немедленно поручил шпионам следить за братом. На другой день он уже знал все, что нужно было знать, и что вполне подтверждало его подозрения: каждую ночь герцог Ганди посещал монастырь св. Сикста, в котором жила его сестра.

– Довольно! сказал Цезарь.

И спокойно, хладнокровно, вместе с своим оруженосцем он обдумал средства для убийства брата в следующую ночь.

В этот вечер и Цезарь и Франциск ужинали у матери на вилле. За ужином герцогу Ганди подали письмо, распечатав которое, он покраснел от радости. Прочитав его, он сказал одно только слово: « приду!»

В одиннадцать часов он встал из-за стола и ушел.

Через пять минут, под предлогом отправиться в Ватикан, к отцу, Цезарь также простился с матерью.

Чтобы достичь монастыря св. Сикста, Франциску приходилось проходить еврейским кварталом. Он шел в сопровождении слуги, вдруг четверо пеших и пятый верхом напали на него. Думая, что имеет дело с ворами, он назвал себя, но убийцы вследствие этого заявления только участили удары, и герцог пал мертвый рядом с умирающим слугою.

Тогда тот, который был верхом, безмолвно и неподвижно смотревший на убийство, подъехал к трупу, а четверо убийц, взвалив тело на спину лошади, пошли рядом с нею, чтобы поддерживать его. Кто же был этот человек на лошади, который отвез труп к Тибру, откуда на другой день вытащили тело герцога Ганди, пронзенное девятью ударами кинжала? Вы, конечно, догадались: то был Цезарь!

И Александр IV, и Роза Ваноцца, и Лукреция тоже догадались сразу. Но вы полагаете, что отец, мать и сестра, раздраженные таким ужасным преступлением, призвали преступника и обременили его своим слраведливым негодованием? Плохо же вы знаете фамилию Борджиа!

Александр IV действительно пролил искрение слезы на трупе старшего сына. В течение трех дней он ничего не ел. В течение трех дней, несмотря на просьбы своей новой любовницы, Джулии Белла, уединившись в самую потаенную и мрачную комнату своего дворца, он не принимал никого. Но Лукреция вышла из монастыря св. Сикста.

Отец принял ее. Он ее выслушал…

Что сказала она ему?

Кто это знает! Но Александр написал Цезарю, который бежал в Неаполь, чтобы он возвратился. И не только простил ему братоубийство, но даже отдал живому то, что принадлежало мертвому.

Что же касается Лукреции, то при встрече с Цезарем ничто, кроме легкой дрожи, когда он жал ей руку, не выражало в ней, что она помнит его преступление.

Одно только существо не простило Цезарю: мать.

Но и она не сделала ему никогда ни одного упрека. Только когда, являясь к ней, он хотел поцеловать ее, она отворачивала лицо и произносила одно слово:

– Нет!

Больше ни слова.

* * *

В течение двух лет, будучи женой Альфонса, герцога Безеглиа, Лукреция, привязанность к которой со стороны отца перешла в страсть, ни разу не покидала Рима. Она занимала в Ватикане великолепные покои, куда собирались все самые распутные женщины Рима, где она принимала кардиналов, разбирала корреспонденцию отца и довела свое бесстыдство, по словам Бурхарда, до того, что являлась в храме святого Петра в сопровождении своих сообщниц в разврате.

И день и ночь она предавалась самым разнообразным удовольствиям, жизнь ее была непрестанным разгульным пиром; а ночные пиршества у Лукреции неизменно оканчивались ужасающими убийствами.

Нужно было золото, груды золота были нужны и Александру, и Цезарю, и Лукреции для той постыдной бесславной роскоши, которой они себя окружили. Чтобы доставать золото, они приглашали к себе дворян, большею частью своих родственников и отравляли их; или, когда несчастные падали в бесчувствие от вина, приказывали сбирам умерщвлять их.

Охоты, балы, маскарады и пиры с ядом или ударом кинжала вместо десерта вошли в обычай у фамилии Борджио.

Вот как пировал герцог Валентинуа:

«В последнее воскресенье октября месяца пятьдесят куртизанок ужинали в комнате Цезаря Борджио, а после ужина танцевали с оруженосцами и служителями, сначала в своей одежде, а потом голые; после ужина стол унесли и на полу симметрически расставили канделябры, рассыпая на паркете множество каштанов, которые, эти пятьдесят женщин, все еще голых, должны была подымать, ползая на четвереньках между горящих светильников. Александр и сестра его Лукреция, смотревшие на это представление с трибуны, одушевляли своими рукоплесканиями наиболее ловких и прилежных…»