Мариэтта Шагинян - Зарубежные письма

• Название: Зарубежные письма
• Автор: Мариэтта Шагинян
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1977

---

1

Главной целью моей поездки в ГДР было побывать на знаменитой Лейпцигской ярмарке, куда я тянулась мысленно уже много лет. Опыт всестороннего охвата больших международных выставок у меня уже накопился. По ярмарка не выставка. На международных выставках люди смотрят, а вещи показывают себя. Эти вещи поучают — иногда со времен Адама, как, например, в национальных павильонах, где вам раскрывается далекое прошлое страны, с чего начинали, как продолжали, куда пришли. Так было на великолепной бельгийской Ехро-58, где павильон каждой страны-участницы как бы преподавал вам свою историю, географию, экономику. На выставках вы ходите, смотрите и вас на каждом шагу развлекают, чтоб не надоедало смотреть. Вы можете покататься и посмеяться, экзотически закусить и попить любого кофе — бразильского, марокканского, йеменского. Но смотреть — не покупать! Ничего не покупать, никакой «розницы». Может быть, в невидимой глубине каких-то биржевых и прочих контор происходят крупные сделки и обороты, но в принципе выставка — это только выставка, своеобразный показ товара лицом, форма грандиозной встречи-рекламы. И она — дитя девятнадцатого века, совсем еще молодая форма международного общения, начатая в начале прошлого столетия первой мировой выставкой в Лондоне.

Ярмарка — Messe, Fiera — совсем другое дело. Это стариннейшее человеческое предприятие, дитя перекрестков, больших дорог и городских площадей, издавна служивших рынками. Ярмарка — место торговли, куда едут не только смотреть, но и щупать, пробовать, проверять, покупать. Она имеет свою периодическую дату, свои часы в году. Свое постоянное место с многолетними рядами и зданиями, как на знаменитой русской Нижегородской. Свой пульс, замирающий до срока, но начинающий биться в свое время. А пульс Лейпцигской ярмарки, известной торговому люду уже восемьсот четыре года (она родилась в 1165 году!), бьется аккуратно два раза в год, воспой и осенью, и мы попали как раз на весеннюю, юбилейную, поскольку Германской Демократической Республике в этом году исполняется двадцать лет.

Но есть кое-что одинаковое и на выставках и на ярмарках. Я люблю это одинаковое прочной любовью человека пера. Потому что пас, людей пера (или, как пишут французы, людей буквы), это возносит над покупающими и продающими, как-то по-особому заинтересованно, давая почувствовать высокую магию нашей профессии. Одинаковы и на выставках и на ярмарках так называемые пресс-центры. Вступая в их хлопотливое, лишенное всякого эгоизма царство, вы ощущаете себя членом великой шестой державы. Тут все — для вас. Длинные столы, заваленные информацией; стойки с газетами (каких душа пожелает!); телефоны, телексы, своя почта, свой клуб, своя столовая, свои стенограммы на всех языках — и воздух, особый воздух человеческого любознания и самой самоотверженной, самой смелой профессии в мире — профессии журналиста, газетчика, фиксатора человеческого бытия на бумаге, в слове. Тут мне, конечно, замечание сделает редактор: а желтая, черная, гангстеровская капиталистическая пресса? Но в каждой профессии есть подонки. Я говорю сейчас не о направлении труда. Я говорю о психологии, общей для тех, кто охвачен бескорыстным интересом познания, кто жадно в оба уха внимает, жадно в оба глаза впивается, а пальцы уже вынули потрепанный блокнот, и карандаш уже зачесался в руке для творческой отдачи узнанного… И вот я в лейпцигском пресс-центре, в знакомой родной обстановке жадного бескорыстия, где, впрочем, вражеской прессы почти нет, она не ощутима в общей атмосфере доброго социалистического товарищества.

После серьезного и немного сумрачного Берлина Лейпциг, куда мы приехали на машине, кажется маленьким Парижем. Въехав в нарядный, праздничный город, где все в каком-то непрерывном, выплеснувшемся из домов на улицу ярмарочном движении, в первые часы почти и не разглядишь его, нервно ища, куда бы всунуть носом свою машину. Все переполнено, стоянки забиты, автомобили всех стран и марок верещат, жужжат, как полчище жуков. И, только устроив в какой-то щели свою «Волгу», вы начинаете оглядываться и сразу узнаете милый, старый, знакомый Лейпциг. Город, где Гёте учился отвыкать от родного «плятдёйча» и привыкать к более утонченной саксонской речи, где в знаменитом погребке Ауэрбаха сотворил свое сатанинское чудо Мефистофель. И город, куда шесть раз наезжал Ленин, где впервые появилась на немецком языке его работа о разногласиях в русской социал-демократической партии (1912) и где в маленькой окраинной типографии был напечатай первый помер ленинской «Искры».

Вы узнаете его потому, что принятый здесь принцип восстановления города после разрушений войны прежде всего реставрационный: старинную прелесть средневековых построек, готику, центральную площадь с ее домами-пряниками во всем их музейном своеобразии отстроили так, как были они до войны, а задуманные ультрамодернистически здания, например университет, растут на стороне, оттеняя их своей великолепной современностью. К пресс-центру мы добрались через старую площадь, сразу увидев и старинную церковь св. Томаса, где много лет служил скромным органистом Бах, и две статуи у входа в переполненный людьми кабачок Ауэрбаха, все так же зазывающие посетителей.

Для начала работы журналисту не следует увлекаться множеством, надо, по слову Гёте, проявить себя в самоограничении. Но знаменитому афоризму Гёте о том, что мастер сказывается в самоограничении, не хватает добавки: как и чем себя ограничивать. Если отбросить самое важное и ограничиться второстепенным — вряд ли это покажет ваше мастерство. Ярмарка в Лейпциге перед юбилейной датой вынесла на свои витрины и прилавки множество изделий, экспортируемых чуть ли не во все страны мира. Целые заводы с их поточными линиями, собранные по последнему слову техники, только купи, перевези домой и поставь их у себя в стране, а рядом — музыкальные инструменты; брикеты бурого угля — и текстиль; планетарии — и соли кальция… Ходить вдоль всего этого разнообразия без руля и ветрил, а только как бы гоняясь за впечатлениями, пустое дело. И как ни жалко было лишать себя многих чудес, я решила посмотреть и показать читателю только два самых важных, самых интересных и самых что ни на есть немецких чуда, о которых знала с детства, потому что и тогда уже они были славой Германии, росли и менялись вместе с нею и остались, словно по мудрой воле судьбы, на ее социалистической половине, даже, может быть, не в малой степени послужили органическому росту социализма на се земле. Эти два чуда — книга и научные инструменты; полиграфическая промышленность и производство точнейших научных приборов. Но прежде чем начать свой рассказ о них, скажу несколько слов о нашем советском павильоне.

2

Ярмарка в Лейпциге разделена территориально. Индустриальная и сельскохозяйственная части, наука и точная промышленность размещены за городом, в постоянном ярмарочном городке. А розница, все, что покупается и продается, — одежда, керамика, фарфор, посуда, книги, игрушки, текстиль, обувь — в самом центре города, в ярмарочном доме у рынка и в крупнейших магазинах. Отдельно между городом и окраиной в большом полузаводском здании «Бугра» помещена полиграфия.

Мы подъехали к ярмарочному городку, и навстречу нам, как два шагающих великана, встали две огромные буквы М, вставленные друг в дружку, — этот постоянный символ ярмарки, — а за ними, сверкая ослепительной белизной, развернулись стены и купола выставочных павильонов. Советский — одни из самых больших. В его огромном холле, зажигаясь и потухая множеством электрических лампочек, встретил нас макет Красноярской ГЭС, хоть сам по себе и не очень большой (макет все-таки!), но сравнительными цифрами сразу ошеломляющий: в каждой турбине почти мощность всего Днепрогэса. Игрушечные отстойник, бьефы, плотина сразу показались гигантами в свете этих внушительных сотен и тысяч мегаватт. Невольно подумалось: а где шлюзы? Как пройдут через махину этой запруды енисейские пароходы? И тут показалось необычное — крохотный белый пароходик. Он шел не через шлюзы и не опускался вниз в водяной блике. Он шел поверху, над плотиной, гордо катясь по рельсам, как поезд. Пароходы в Красноярской ГЭС будут миновать плотины сухопутно, поверх ее сооружений, и это так странно в первую минуту, как при неожиданном выходе вагончика метро из туннеля на свежий воздух.

От ГЭС мы перешли к главным витринам нашего павильона, где разместились экспонаты Академии паук СССР. В последние дни ярмарки, когда выдавались награды и наш павильон получил двадцать пять золотых медалей, семь из них достались как раз Академии наук. Вот эти семь медалей в фактах: сперва под стеклом — микрокартотека. Малюсенькая книжечка, напоминающая альбом. В этой крошке — все пятьдесят пять томов Ленина, сохраняемые на века. На одной странице-карточке помещается печатных тысяча страниц, буквы которых простому глазу не видимы. Такая же книжка чуть побольше — восемь томов истории рабочего движения в Германии. Если древние письмена высекались на камне и какое-нибудь короткое сообщение урартского царя занимало целую скалу, то современная техника перешагнула за человеческую видимость в своем микрописьме и умещает тысячу страниц на крохотном листочке… а материальная сохранность этих тысяч страниц, пожалуй, не меньше наскальных иероглифов.