Эдуардо Де Филиппо - Призраки

• Название: Призраки
• Автор: Эдуардо Де Филиппо
• Жанр: Драматургия

Неисправимому романтику Паскуале, трогательно влюблённому в свою молодую жену, после целого ряда и череды дешевых съемных квартир, удается снять огромный старинный дом — причем, совершенно даром! Дело в том, что за домом закрепилась дурная слава. Рассказывают, что много-много лет назад его владелец, испанский гранд застал свою жену с любовником и велел замуровать их живыми. Вот слух о призраках, населяющих дом, и должен развеять Паскуале. Так что Паскуале не только не удивляется, когда видит в своих комнатах неизвестного молодого человека, но и с радостью принимает немалые суммы денег, которые неизвестно как попадают в карман его пиджака.

Положение, при котором обманутый муж принимает возлюбленного своей жены за призрак, создает каскад и отчаянно смешных, и по-настоящему трогательных, ситуаций. Героям знаменитой пьесы великого итальянского комедиографа Эдуардо Де Филиппо предстоит по-новому посмотреть не только на своих близких, но и на самих себя. Призрачными становятся человеческие отношения, когда между людьми просачивается ложь, а настоящая любовь разрушается под грузом недоговоренностей и компромиссов.

---

Гастоне. И у вас еще хватает наглости шутить? Вы хотите обратить все в шутку?

Паскуале (выходя из себя). Шутку?!.. Сейчас посмотрим, что эта за шутка! Если ты призрак, ладно… Если ты человек, я размозжу тебе череп вот этим стулом!

Гастоне. Не валяй дурака. Говори серьезно. Ах да, ведь это не в твоих интересах — слишком грязное это дело.

Паскуале (в отчаянии). Какое дело?

Гастоне. Будто не знаешь?.. Ну, допустим, ты ничего не знаешь. Но я хочу доставить себе маленькое удовольствие сказать тебе это прямо в глаза, все-таки хоть душу чуть — чуть отведу! И быть может, когда ты услышишь правду, в тебе пробудится хоть немного гордости, если она еще есть у тебя. На деньгах, которые ты тратишь, лежит проклятие невинных душ…

Паскуале (все более убеждаясь в справедливости своего предположения). Вот видите, я был прав, я так и думал, что вы призрак.

Гастоне. Знаешь ли ты, благодаря чему ты можешь делать такие расходы? Благодаря кому ты можешь вести такую жизнь, как ведешь?.. Благодаря тому, что мой шурин… (Не кончает фразы. Останавливается на полуслове, словно по волшебству, и застывает с тем самым жестом, которым он сопровождал последнее, произнесенное им слово. Вперяет взгляд в пустоту с выражением ужаса, словно он увидел что-то очень страшное. Все это длится лишь одно мгновение. Потом он начинает нечто вроде восточного танца, смеясь, будто кто-то его щекочет. Вдруг издает душераздирающий вопль, стараясь поймать обеими руками что-то, что бегает у него по телу и что он не может словить. Потом, приплясывая, делая маленькие пируэты, с короткими истерическими вскрикиваниями он удаляется в глубину сцены.) Посмотри туда… (Убегает.)

Паскуале (испуганный и вместе с тем заинтересованный). Что это он там увидел? (Убегает в свою очередь в первую дверь справа.)

Одновременно с этим в сопровождении двух детей — мальчика и девочки двенадцати и четырнадцати лет — и старика со старухой с ведущей на террасу лесенки входит ж е н щ uнa лет сорока. Она идет медленно, решительным шагом, в котором сама роковая неизбежность. На ней скромный темный костюм. Шляпка надета кое-как, еле держится на макушке из-за раны на лбу, залепленной квадратиком марли и наложенными крест — накрест полосками пластыря. Землистый цвет ее лица, покрасневшие от слез глаза, походка сомнамбулы — все это создает общее впечатление смиренной печали и оскорбленного самолюбия. Однако она не утратила достоинства. Девочка одета во все белое, вплоть до чулок и туфель. Жидкая косичка ее перехвачена на конце зеленым бантом. Она бледна и очень худа, как гвоздь, а мальчик, наоборот, — коренастый и толстый. Слишком маленького роста для своих двенадцати лет. На нем короткие штанишки и курточка неопределенного цвета. У него нервный тик, время от времени он широко раскрывает глаза и дергает головой, вытягивая подбородок, словно желая достать им правое плечо, а затем с молниеносной быстротой принимает свой обычный вид. Старики — мужчина и женщина — одеты в черное, и вид у них несколько старомодный. Печальная процессия останавливается в глубине сцены спиной к входной двери. Ожидает с видом, выражающим, непреклонность. Мальчик не может сдержать своего тика. С короткими промежутками он дергается два или три раза. Вдали гремит гром. Паскуале входит из первой двери справа, видит эту группу, идет обратно к двери и исчезает. Спустя немного появляется опять. Так же, как в сцене первого действия, когда он увидел «привидение», старается держаться непринужденно. Медленными, неверными шагами пересекает сцену и становится в ее левой стороне. Группа, по — прежнему неподвижна, словно зачарованная.

Паскуале (наконец, дрожащим голосом). Кто вы?

Армида (вяло, без всякого выражения). Вы видите перед собой не женщину, а эти люди перед вами не семья… Вы видите пять призраков!

Паскуале (ободренный спокойным тоном Армиды). Присаживайтесь, пожалуйста.

Не успела Армида сделать шаг по направлению к Паскуале, как раздались отдаленные раскаты грома. Начинается гроза.

Армида (охотно принимая приглашение). Спасибо.

Все берут стулья и тоже садятся

Армида. Я умерла полтора года назад.

Паскуале. Ах, так недавно!

Вдали грохочет гром.

Армида. Эти два юных существа… (Показывая на детей.) Эй ты… вытри нос… (Вытирает платком нос девочки.) А ты… (Мальчику, который в это время дергается в тике.) Перестань сейчас же, следи за собой… Ты это делаешь нарочно… (К Паскуале.) В нем сидит дух противоречия… Эти два юных существа — я вам говорила — это маленькие покойники.

Гром грохочет сильнее.

(Бесстрастный тон придает особый трагизм ее словам.) Меня убили как раз тогда, когда душа и сердце мое были полны любви и светлых надежд… когда мне казалось, что я достигла полного блаженства…

Паскуале. Как раз в тот момент?.. Какая жалость!

Армида. Я умерла оттого, что меня замуровали живой в холодном тоскливом доме.

Паскуале. Так вы и есть та молодая дама?

Армида. Я была молодой дамой!

Старики что-то жалобно бормочут, словно оплакивая ее.

Жизнь улыбалась мне, я не ведала зла и думала только о добре… Музыка и цветы — в них заключалась вся моя жизнь.

Старики по — прежнему жалобно бормочут.

Вдруг Армида поднимается и запевает романс. Когда она кончает петь, гром грохочет еще сильнее.

(Садится и продолжает, обращаясь к Паскуале.) Никогда тень греха не касалась моей души… (Мальчику, который дергается в тике.) Сиди смирно, не то высеку так, что своих не узнаешь. Итак… (Не помня, о чем шла речь, обращается обыкновенным тоном к Паскуале.) Так о чем мы с вами говорили?

Паскуале (который уставился на мальчика). Я, право, не помню.

Армида. Боже мой, так, значит, вы меня не слушали…

Паскуале (показывая па мальчика). Я смотрел на этого маленького призрака… (Вспоминая.) Ах да, вы говорили, что вам улыбалась жизнь…

Армида (ухватив нить разговора). Да — да… (Детям.) Эй вы, замолчите сейчас же! (Вновь обретая мелодраматический тон.) Никогда грех не касался моей души. Я была цветущей, молодой, но после полутора лет непрерывной смерти…

Паскуале (хватаясь руками за голову). Ох, какая страшная головная боль… просто череп раскалывается… (Полагая, что, в конце концов, с призраками можно разговаривать так же, как с живыми людьми, населяющими землю.) А благородный кавалер?

Армида (неожиданно мрачнея). Он умер!

Гром грохочет еще сильнее.

Он сам хотел этого. Что ему еще было нужно? Чего он искал? Что я могла еще сделать для него? Я делала для него все, что он только хотел… (Растроганно.) Он так любил ушки с сыром и творогом, с мясной подливкой…

Саверио Калифано. Подлец!

Паскуале. Ах… так, значит, их ели и в то время?

Армида. Еще бы. Я ему их лепила своими руками… У меня потом даже пальцы болели. «Армида, появился свежий перец» — и Армида делает фаршированный перец. «Армида, появились баклажаны» — и Армида готовит ему баклажаны. То пятно на костюме, то складка на брюках, то платочек для верхнего кармана, то еще что-нибудь… Все, все было всегда ему приготовлено вовремя, аккуратно, надушено духами «Болгарская кожа», которые он так любил, этот отвратительный, гнусный, грязный человек! По ночам он где-то пропадает, оставляет меня, бедную и несчастную, одну с этими двумя болванами. (Показывает на детей.) Ах, чтоб ты сдох! Он говорит, что я ему надоедаю… Я ему надоедаю, я ему надоедаю?

Паскуале. Наверно, ему так кажется.

Армида. Это потому, что я о тебе забочусь, мерзкий ты человек! Это потому, что я всегда думаю, что бы сделать для тебя, негодяй ты этакий! Конечно, ему это удобно. Он оставляет меня одну с этими двумя выродками (снова показывает па детей), которых я просто не могу больше видеть, — а ведь я мать, — и сбегает! А я?.. Я!.. Чего я жду, какого чуда? Что хорошего принес мне этот брак? Сначала чистилище, потом ад… Сейчас же я в аду…

Паскуале. Теперь все понятно!

Армида (продолжая). А рая я так никогда и не видела.

Паскуале. И не увидите. Вы слишком много бранитесь.