Эдуардо Де Филиппо - Неаполь – город миллионеров

• Название: Неаполь – город миллионеров
• Автор: Эдуардо Де Филиппо
• Жанр: Драматургия

---

ЭРРИКО. Дон Дженна, говорите. Профессора еще спят…

ДЖЕННАРО. Но у них есть прислужники!

ФЕДЕРИКО (идет в глубь сцены, осматривает переулок и, вернувшись, успокаивает Дженнаро). Говорите, говорите… Там нет никого…

ПЕППЕ (нервно). Сама мадонна видит теперь, до чего мы дошли. Так действительно больше продолжаться не может!

ДЖЕННАРО. Итак… мы остановились на… вожжи в руки, и хозяевами становятся они… И мало — помалу стараются внушить тебе, что они это делают для твоего же добра, сначала манифестом, потом речью, угрозой, законом, приказом, оружием… доводят людей… вот как нас сейчас (имеет в виду предосторожности, которые нужно соблюдать, говоря такие вещи), что мы боимся даже говорить!

Присутствующие одобряют.

АДЕЛАИДА. Заткнули рот, господи, твоя воля!

ДЖЕННАРО. Народ и профессора тогда начинают все делать наперекор друг другу. Профессора принимают свои меры, а народ — свои. И понемногу ты обнаруживаешь, что ничего тебе не принадлежит, что улицы, дворцы, дома, сады не твои… Все это — собственность профессоров. Они могут всем пользоваться как хотят, а ты не волен даже к камню прикоснуться. И вот в этих условиях начинается война. «Кто хотел войны? — Народ», — говорят профессора. «А кто ее объявил? — Профессора», — говорит народ. Если война проиграна, то ее проиграл народ; а если выиграна, ее выиграли профессора. Вы мне скажете: но какое это имеет отношение к нашему разговору? Имеет: потому что твердая цена — это одна из форм принижения, которая держит народ в зависимости и в положении подчиненного. По моему проекту закона каждый несет какую-то ответственность, и если сложить вместе все эти ответственности, то получается единая ответственность, которая делится поровну: почести и страдания, выгоды и убытки, смерть и жизнь. И тогда не будет никаких разговоров о том, что я, мол, созрел, а ты нет!

Присутствующие слушают Дженнаро с большим вниманием и теперь кажутся убежденными. Только…

ПЕППЕ (чистосердечно). Дон Дженна, я ничего не понял…

ДЖЕННАРО. А если бы ты понял, мы бы не дошли до такой жизни.

АМАЛИЯ (которая во время этой сцены занималась своими делами и не обращала внимания на слова мужа, вмешивается, чтобы отвлечь его от этого разговора). Кончай бриться и одевайся!

Дженнаро снова намыливает лицо.

ПЕППЕ. Дон Дженна. а насчет езды на машине без бензина вы ничего не придумали?

ДЖЕННАРО (шутливо). Это уже другой законопроект. На каждый автомобиль — девять шоферов: один за рулем, а восемь сзади вместо мотора.

Все смеются. С улицы входит Риккардо.

Риккардо (это состоятельный служащий. Он держится скромно, но с достоинством. Одет во все темное, на носу пенсне. В руках газета, которую он просматривает). Добрый день! (Останавливается у порога.)

Все с почтением отвечают на его приветствие.

АМАЛИЯ. Добрый день, синьор. Кофе будет через минуту. Выпейте свежего кофе.

РИККАРДО. Да, спасибо… Этой ночью я не сомкнул глаз. У меня ужасно болит голова… Моя жена, как услышит сирену, совсем теряется. Полтора часа просидели в убежище с тремя детишками, потом вернулись. Какой уж тут сон. Она продолжала дрожать, зуб на зуб не попадал.

ПЕППЕ. Да, этой ночью бомб побросали…

РИККАРДО (показывая на газету). Разрушили два дома у парка Маргериты и какие-то здания в Каподимонте…

ПЕППЕ (подтверждая). Недалеко от трамвайного депо!

ЭРРИКО. Ого, да они (имея в виду бомбардировщики) начинают бомбить всерьез!

Справа входит Мария Розария с огромным кофейником. Все обрадованы.

АМАЛИЯ (к Амедео). Закрой двери и сторожи снаружи!

Амедео повинуется. Амалия наливает всем кофе. Каждый, выпив чашку, платит деньги.

ЭРРИКО (прищелкивая языком). Поздравляю, донна Ама, кофе сегодня замечательный!

ДЖЕННАРО (который во время бритья разговорился с Федерико, произносит в заключение). Правильно! Это могло бы стать еще одним законопроектом.

ПЕППЕ. Сегодня ночью я чуть не умер от страха!

АДЕЛАИДА. А я, когда слышу сирену, что бы ни делала, все бросаю, хватаю вот это (достает из-за пазухи четки) и мчусь в убежище.

ДЖЕННАРО. А у меня начинается такой озноб и так бурлит в брюхе, что, скажу вам, приходится сразу бежать в уборную… Сознаюсь в своей трусости… как слышу сирену, бегу…

ПЕППЕ (к Риккардо). Синьор, а вы что скажете? Когда кончится эта война?

РИККАРДО. Э, кто знает…

ПЕППЕ. Но вот говорят, что теперь бомбить будут сильнее, что разрушат наши города… Как вы думаете, синьор, и нас всех перебьют?

ЭРРИКО. Еще сильнее будут бомбить?

ФЕДЕРИКО. Перебьют нас?

АДЕЛАИДА. Говорят, что они сбрасывают яд…

ДЖЕННАРО (кончил бриться, вытирает лицо полотенцем. Спрашивает почти в унисон с другими). Перебьют нас?

ПЕППЕ. Да, это нечестная война. Ну при чем тут семьи, при чем тут дома?

РИККАРДО (показывая другое место в газете). Вы видите,

объявлен призыв новых возрастов!

АДЕЛАИДА. О мадонна делла Либера!

АМАЛИЯ. Синьор, как вы думаете? Призовут и резервистов? Я так беспокоюсь за своего сына Амедео. Что вы скажете?

РИККАРДО. Э… Кто знает?!

ДЖЕННАРО (глядя на него свирепо, почти с презрением). И вы ничего не знаете, синьор? А еще читаете газеты!.. Человек ищет утешения, его надо успокоить, пусть даже просто так…

РИККАРДО (с состраданием, почти нежно). Что ж, чтобы доставить вам удовольствие, я должен бы сказать, что больше не будет ни бомбежек, ни призыва, что опять разрешат свободную езду автомобилей… А откуда мне это известно?

ДЖЕННАРО. Да… Но вы же носите черный костюм…

РИККАРДО (вспыльчиво). Ну и что? Если человек одет в черный костюм, значит, он знает, по — вашему, когда кончится война и будут ли бомбить или нет?

ДЖЕННАРО (неожиданно почтительно, чтобы сгладить впечатление). Нет… Но вы имеете дело с людьми выше нас… Там, в учреждении…

РИККАРДО (решительным тоном, маскируя свой страх). Я ни с кем не говорю. Я ничего не знаю.

ПЕППЕ (к Эррико). Ну хорошо… пошли… Этот синьор не желает говорить… Он нас принял неизвестно за кого. (К Риккардо.) И хорошо делаете. В такие времена лучше держать язык за зубами.

АДЕЛАИДА. Вот именно. Какое нам дело? Это нас не касается. I

ПЕППЕ. Будьте здоровы. Ты идешь, Федери?

ФЕДЕРИКО. Иду. Пошли, Амеде.

АМЕДЕО (он только что вошел). Когда же я получу наконец глоток кофе?.. (Пьет второпях. Затем обращается ко всем.)

Будьте здоровы. (Уходит, разговаривая на ходу с Федерико и Пеппе.)

Эррико задерживается в переулке и закуривает, осматриваясь по сторонам как человек, опасающийся неприятных неожиданностей.

АДЕЛАИДА (прощаясь). Увидимся попозже, донна Ама. Иду будить эту лентяйку. (Имеет в виду племянницу.)

ДЖЕННАРО (входя в свою каморку, к Риккардо). С нами вы можете говорить. Мы люди надежные. Думаем так же, как и вы. (Исчезает.)

РИККАРДО (вполголоса, осторожно). Донна Ама, масло получили?

АМАЛИЯ. Приходите попозже. Есть один «человек», который мне обещал… Но знаете, как бывает… Подвернется покупатель, который платит подороже, — только его и видели… Но если принесет, то масло ваше. Вы знаете, что мы его не потребляем. Во — первых, потому, что оно нам не нравится, а потом… оно стоит так дорого… Кто его может покупать?..

РИККАРДО (язвительно). Ну да, вы ведь ничего не зарабатываете на масле!

АМАЛИЯ (оскорблена, но поддерживает игру). Синьор… Если вы будете так говорить, то я не берусь больше… я до сих пор помогала вам потому, что у вас дети. Но без всякой выгоды для себя, пусть мадонна…

В этот момент появляется Дженнаро. Он уже одет, на нем галстук, жилет; идет в глубь сцены за пиджаком, висящим па спинке стула.

(Подняв руку, чтобы произнести клятву перед изображением мадонны в переулке, словно придумывая, чем бы ей поклясться, после небольшого замешательства, увидев мужа, быстро восклицает.) Пусть она мне не даст больше взглянуть на моего мужа!