Сергей Жинкин - Психологические проблемы эффективности права

• Название: Психологические проблемы эффективности права
• Автор: Сергей Жинкин
• Жанр: Юриспруденция
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-94201-589-4

Автор настоящей работы – Сергей Алексеевич Жинкин, кандидат юридических наук, доцент, заместитель декана юридического факультета Кубанского государственного университета. Является автором более 60 научных и учебно-методических работ, в том числе трех монографий и трех учебных пособий.

Книга посвящена исследованию комплекса психологических проблем эффективности права. При этом эффективность права рассматривается как многоаспектный и многоуровневый феномен, выражающий закономерности социальной и психической жизни, имеющий различные формы и качественно отличающийся от эффективности отдельных норм законодательства.

В работе сделана попытка показать роль психологических факторов в обеспечении гармоничного взаимодействия правовой системы и личности, повышении эффективности нормативных правовых актов.

Для преподавателей, аспирантов и студентов юридических вузов, а также всех интересующихся проблемами теории государства и права, философии права, эффективности законодательства.

---

Эффективность целесообразно исследовать и в информационном аспекте, как эффективность правовой информации[188]. При этом серьезному анализу должны подвергнуться:

– содержание правовой информации, ее регулятивная, охранительная или иная направленность;

– сфера общественных отношений, к которой относится правовая информация;

– механизмы взаимодействия правовой информации с личностными структурами;

– соответствие правовой информации личностным ценностям, идеалам, ожиданиям, поведенческим установкам и стереотипам.

Эффективность права следует анализировать с позиций социального назначения права как формы бытия людей, в первую очередь духовного, с позиций выражения правом основополагающих начал социальной жизни, являющихся неотъемлемой частью правосознания, – идей равенства, свободы и справедливости и т. д. При этом, как представляется, следует исходить не из понимания правосознания как «свойства высокоорганизованной материи», а из положения о праве как, прежде всего, духовном образовании, которое находит свое более или менее адекватное выражение в позитивном, «материальном» праве. Тогда становится совершенно понятной и закономерной ограниченность формальных, технических правовых средств в совершенствовании правовых предписаний, их изменении и обеспечении их эффективности. В этом плане показательно высказывание С. Л. Франка: «Общество никогда не есть абсолютно пассивный материал в руках законодателя; в нем, помимо отдельных людей… действуют общие силы, общие условия, которые ставят некоторый непреодолимый предел реформирующей умышленной воле законодателя. Общество, правда, можно воспитывать в разных направлениях, приучать к тому или иному образу жизни или порядку, но лишь в пределах того, что допускается общей природой человека; вылепить любую форму из него здесь можно так же мало, как мало можно коренным образом переделать заново живое существо, например, собаку превратить в кошку или птицу»[189]. Это следовало бы помнить тем, кто стремится к безудержному реформаторству, пытаясь при этом возлагать на право и его эффективность несбыточные задачи.

Необходимо осмысление феномена эффективности права и норм законодательства не только с утилитарных «государственнических» позиций, но и с точки зрения философского анализа смысла, назначения права. В литературе по философии права совершенно справедливо указывается на то, что «без четкого уяснения онтологической природы права, смысла и содержания понятия правовой реальности, знания основных форм бытия права невозможно понять феномен права в целом»[190]. В советской юридической науке при изучении эффективности норм права акцент делался на соответствие правовых предписаний объективным закономерностям социальной жизни, прежде всего экономической. Однако уже тогда ряд авторов отмечали ограниченность данного подхода. Так, М. Д. Шаргородский указывал, что «изучение объективных закономерностей социальной жизни – это не только самая сложная, но и трудно познаваемая и признаваемая часть науки»[191]. Изучению же психологических, антропологических основ эффективности права уделялось гораздо меньше внимания. В то же время «объективные законы социальной жизни затрагивают насущные интересы людей, а потому то или иное решение вопроса всегда воспринимается не только как объективно правильное или неправильное, но и в первую очередь как соответствующее или не соответствующее интересам определенных классов, групп и лиц»[192].

Изучение психологических аспектов эффективности права в целом и конкретных норм законодательства, конечно, не умаляет значения социальных факторов и необходимости использования опыта частных юридических наук. Так, при исследовании факторов эффективности конкретных нормативных предписаний, очевидно, следует взять на вооружение криминологический опыт исследования факторов отклоняющегося поведения. Например, К. Фрайд и Н. Репуччи следующим образом классифицируют факторы насильственного поведения: общество, соседи, школа, сверстники, семья, индивидуальные особенности личности[193].

В. В. Лапаева отмечает, что определение эффективности законодательной нормы в каждом конкретном случае требует творческого подхода, но «общим для всех исследований методологическим принципом могла бы стать ориентация на выявление показателей конфликтности, характеризующих меру удовлетворения правомерных интересов участников регулируемых отношений. Было бы полезным, чтобы дальнейшая разработка проблематики эффективности законодательства осуществлялась с учетом возможностей юридической конфликтологии как формирующегося нового направления в отечественной социологии права»[194].

Думается, что предложение профессора В. В. Лапаевой представляет определенный научный интерес. В качестве критерия сбалансированности социальных интересов и оптимализации уровня конфликтности, как представляется, можно было бы рассматривать снижение числа актов принуждения, в том числе связанных с реализацией соответствующей нормы. Добровольное соблюдение и исполнение нормы служат свидетельством ее восприятия общественным сознанием и общественной практикой. В то же время необходимо иметь в виду, что реализация различных норм изначально предполагает и различный уровень принудительности, а некоторые разновидности норм (управомочивающие, нормы-дефиниции) вообще реализуются без применения принудительной силы государства.

Исследование эффективности права, в том числе в ее психологических аспектах, должно исходить из того, что, хотя «без права идея правосознания теряет свой исходный, подлинный смысл, но, тем не менее, не сливаясь с правом, правосознание занимает первичное (детерминирующее) место в их взаимодействии»[195].

С позиций методологии исследования эффективности права и конкретных норм законодательства весьма интересным представляется и рассмотрение права как внутриличностного феномена. Так, В. М. Шафиров говорит о праве как о стороне, свойстве личности[196]. И если немало авторов говорили о роли личности в мире права, то для исследования эффективности в праве необходимо изучение и места права, норм законодательства, иных правовых и политических феноменов во внутреннем мире личности. И если право как регулятивная система правил и принципов занимает достойное место во внутреннем мире людей, определяя поведение подавляющего большинства членов общества, то тогда мы можем сказать, что право действительно эффективно в данном обществе, в том числе в сравнении с другими регуляторами поведения (корпоративными нормами и интересами, мотивами личной выгоды, политикой государства и т. д.).

Без сомнения, нормы законодательства, для того чтобы реализовываться в общественной жизни, должны не только существовать на бумаге, в текстах законов, но и быть признаны в сознании людей, должны являться неотъемлемой частью этого сознания. Это особенно актуально применительно к проблемам правового нигилизма в прошлой и современной России. И. А. Ильин в свое время писал о правосознании, которое было вынуждено считаться с правом и покорилось, но не признало того, чему покорилось. «Оно испытало правовую реакцию как противодействие, как активный отпор, угрожающий сопротивлением до конца, т. е. как силу, и оно признало силу права, но не достоинство его. Оно научилось тому, что право нужно знать, и, может быть, даже тому, что оно имеет объективное значение, но не научилось зрячему, разумному убеждению в духовной ценности права. Оно не претворялось в волю к праву, основанную на воле к его цели. Мало того: оно утаило в себе волю к бесправию и уверенность в том, что силе все позволено. Оно приучило себя лицемерно исповедовать, что сила там, где право, и сохранило непоколебимую уверенность, что право там, где сила… Корыстный инстинкт человека творил свою силу до тех пор, пока не испытал противодействие чужой организованной силы, он уступил ей и научился тому, что эта сила есть право и что надо ей покоряться, и в душе современного цивилизованного человека, покорившегося внешнему авторитету, осталось полусознательное убеждение в том, что право есть не что иное, как организованная сила»[197].

Эффективность права как должного в отношениях людей, как продукта духа и культуры народа неотъемлема от освобождения права в сознании людей от «этатистских» элементов, государственнической «нагрузки». Право должно восприниматься не как указание большого и чужого государства, а как «правда», справедливость, порядок и порядочность в человеческих отношениях, которым должно следовать и само государство.

Изучение эффективности в праве в современных условиях предполагает ознакомление с работами зарубежных ученых. В частности, среди тех, кто отводит значительную роль проблеме эффективности в своих работах, можно назвать Г. Кельзена. Он характеризует эффективность как необходимое условие жизненности любой правовой системы. Дж. Тоусоз определяет эффективность как необходимое отношение между правовыми нормами и социальной реальностью в процессе их идентификации[198]. Интерес представляет и проблема эффективности в праве с позиций обеспечения и защиты прав человека и гражданина. Однако при рассмотрении этой проблемы следует сделать ряд оговорок. Во-первых, права человека не являются статическими или постоянными, и поэтому в этом смысле они не могут быть определены в полном объеме. Во-вторых, права человека по своей природе универсальны, но это не означает, что они должны применяться или осуществляться одинаковым образом в разных культурных контекстах. В-третьих, теория прав человека в современном мире превращается в языковое оформление экономической выгоды потребительского общества и потакания своим желаниям[199].