Александр Майоров - Правда об Афганской войне. Свидетельства Главного военного советника

• Название: Правда об Афганской войне. Свидетельства Главного военного советника
• Автор: Александр Майоров
• Издательство: Издательство «Права человека»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1996
• ISBN: 5-7712-0032-8

Автор повествует от первого лица о событиях 1980–1981 годов. Этот период Афганской войны чрезвычайно мало освещен отечественными и зарубежными исследователями. Многие факты, приводимые в книге, никогда и нигде прежде не публиковались. К книге прилагаются черно-белые репродукции подлинных рабочих карт боевых действий и дислокации войск из личного архива А. Майорова.

Книга написана в жанре документально-исторического повествования от первого лица и по сути является исповедью.

---

14 февраля в первой половине дня группа патрулей разведбатальона дивизии в составе одиннадцати человек под командой старшего лейтенанта К. несла службу в одном из аулов под Джелалабадом. Командир этой группы решил в подарок батальону пригнать овец — на шашлыки. Когда К. и его группа зашли за дувал в один из больших саманных дворов, надеясь там прихватить овец, то увидели в доме трех молодых женщин, двух древних седобородых стариков аксакалов и шестерых или семерых детишек возрастом примерно лет от шести до десяти. Один из сержантов, не скрывая эмоций, заметил, что «молодки хороши».

Слова сержанта подобно искре подпалили всех остальных, и тогда он, сбросив шинель, двинулся на одну из женщин:

— Греби, ребята!

На глазах у аксакалов и у детей наши интернационалисты вдоволь наиздевались над женщинами. Изнасилование продолжалось два часа. Детишки, сбившись в угол, кричали и визжали, пытаясь как-то помочь матерям. Старики, дрожа, молились, прося Аллаха о пощаде и спасении.

Потом сержант скомандовал: «Огонь!» — и первым выстрелил в женщину, которую только что насиловал. Быстро добили и всех остальных. (У Самойленко спазм перехватил горло.) Затем по приказу К. слили из бензобака БМП горючее, облили им трупы, забросали их одеждой и тряпьем, попавшимся под руку, в ход пошла и скудная деревянная мебель — и подожгли. Внутри саманки заполыхало пламя.

К. и его группа, чтобы скрыть преступление, решили все-таки привести овец в батальон, дескать, подарок от дехкан ко Дню Советской Армии. Одиннадцать кротких животных погнали перед боевой машиной.

— Зловещее число, — обратил наше внимание Самойленко, — одиннадцать расстрелянных, одиннадцать насильников, одиннадцать овец…

Что было дальше?

— Один мальчонка, лет двенадцати, брат одной из убитых женщин, видевший всю сцену, спрятавшись, уцелел. Он-то и опознал сержанта.

Мы помолчали некоторое время, переводя дух после услышанного. Мрачные мысли теснились в голове — и о безвинных погибших людях, и о расстрелянной вере в нашу помощь (хотя, кто знает, сколь прочной была эта вера), и о втоптанной в грязь армейской чести. Ну, в общем, понятно, какие мысли могут возникнуть в седой генеральской голове после услышанного.

— К. и сержант во всем признались, — продолжил Самойленко. — Группа арестована, начато следствие.

— Значит, Бабрак перед отлетом в Москву знал о случившемся? — спросил я.

— И Табэев — тожэ, — уверенно доложил Бруниниекс. — Товарищ О. при мнэ ему докладывал.

— И промолчал на аэродроме… — возмущенно буркнул я.

— Все скрывают от нас, — проворчал Самойленко.

— Как и мы от них, — заметил Илмар Янович.

Приближалась полночь. Пора было принимать решение и отдавать распоряжения.

— Ближайшие двое-трое суток я буду заниматься этим ЧП. Оперативное руководство войсками возлагаю на Черемных (он утром прилетает из Кандагара в Кабул), Шкидченко и тебя, Илмар Яныч.

Виктора Георгиевича Самойленко я попросил помочь мне через общение с ЦК НДПА, членами правительства, парткомом посольства, интеллигенцией Кабула, академией наук пригасить остроту восприятия ими этого мерзкого происшествия.

— И организуй мне встречу с Кештмандом завтра в девять утра у него в кабинете.

— Кто будет с вами?

— Полковник Карпов.

— А переводчик?

— Мы с Кештмандом воспользуемся нашими познаниями во французском языке. Надеюсь, мой саратовский прононс не станет препятствием. Эту чашу позора я выпью один, без свидетелей… Илмар Яныч, готово ли шифрованное донесение в Москву?

— Так точно. — И Илмар положил на стол страницу отпечатанного текста.

Прочитав ее, я расписался, поставив в углу листка: «24.00, 16 февраля 1981 года».

— Засекаем время, оно работает против нас. Нужно выстоять. Я уверен, что нам это будет нелегко. Всем спокойной ночи.

Лег спать, но сон не шел. Воображение вновь и вновь уносило в тот аул…

Думалось о многом. О политике и стратегии, которые мы избрали в этой войне. И еще и еще раз о своем собственном месте. Я старался не переоценивать своей роли. Солдат свое место знает, тем более когда даже сам начальник Генерального штаба ВС СССР Огарков перстом Андропова был отдален от этой политики. Путь к тому, что принято называть выработкой решений, мне явно был закрыт. И все же эти решения в Москве вырабатывались с учетом результатов военных действий в Афганистане. А уж в ведении войны, тем более в боевых действиях, прошу подвинуться, я не только кое-что смыслю, но являюсь профессионалом! А разве не влияют на выработку стратегии большой политики те сражения, о которых я рассказал, да и многие, о которых еще не рассказал? Эффективность боевых действий является той основой, на которой строится вся наша внешнеполитическая пропаганда. От результатов боевых действий зависит также твердость нашей позиции в ООН, в Организации Варшавского Договоре, наша мощь и боеспособность перед лицом противостоящего блока НАТО.

Так что, не преувеличивая ничего, не следует ничего и преуменьшать. Я свою роль и свое место знал, и мне надлежало оставаться на высоте.

Об этом размышлял я, ворочаясь с боку на бок, и искал ответ на вопрос: какое предложение, какую инициативу должен предложить на рассмотрение Москвы Главный военный советник. И приходил только к одному: нужно прежде всего одержать здесь, в Афганистане, убедительную победу, установить демократическую власть хотя бы на 2/3 или еще лучше на 3/4 территории страны. Если этого добиться, то можно и разговор с Москвой вести на соответствующем уровне: там любят язык побед. И прислушаться могут именно к победителю. Вот тогда и можно было бы выступить с принципиальными предложениями. Они уже постепенно вызревали в моей голове.

Сон все не шел. Зазвонил телефон. На часах — четыре.

— Саня, не спишь? — спрашивает жена.

— Нет, конечно.

— У меня ночует Карина Кештманд. Она мне все рассказала о случившемся. Молится, чтобы Аллах не допустил джихада. Говорит, что вероятность большая.

— В девять часов я буду у Султана, что-нибудь придумаем, — постарался я успокоить жену.

Выходит, Председатель правительства озабочен обстановкой в стране настолько, что даже направил свою жену к жене Главного военного советника — поделиться тревогой. Он явно рассчитывал, что Анна Васильевна сразу поставит меня в известность и таким образом подстегнет к более быстрому принятию решения: надо было немедленно снимать создавшееся напряжение.

Джихад… На самом-то деле он идет уже год — но всеафганским единством не отмечен, идет разрозненно по аулам, где муллы потверже. Но нам известно, что пешаварские лидеры стремятся объединить все силы, весь мусульманский люд на борьбу с неверными. И они чуть-чуть не достигли этой цели: с захватом Герата мог вспыхнуть все-афганский джихад. Но в Герате пешаварские вожди потерпели от нас поражение.

Теперь преступление под Джелалабадом давало им новый козырь в руки.

Нельзя было сбрасывать со счетов и вероятность распространения антисоветской ненависти и на афганскую армию, Царандой, Хад, госаппарат, интеллигенцию. Тогда все пропало: 40-ю армию действительно втянут в войну с народом и его армией. Не хотелось даже строить предположения о том, чем это могло завершиться.

На 7.00 я вызвал к себе генералов Самойленко и Бруниниекса. Они вошли в кабинет взволнованные и настороженные. Не предваряя свои слова разъяснениями — поймут по ходу дела, — я приказал:

— Первое: в Кабуле, Джелалабаде, Кандагаре, Герате, Мазари-Шарифе и Кундузе — установить с сего дня комендантский час с 18.00 до 7.00; в светлое время ввести патрулирование центральных улиц этих городов на БТР или на БМП; удвоить-утроить охрану и оборону государственных, административных и партийных учреждений, мостов, радиостанций, почты, банков, кинотеатров, мечетей, дорожных развязок и т. д.; сегодня ночью провести в этих городах облавы с задержанием всех подозрительных лиц и передачей их в СГИ для определения их дальнейшей судьбы.

Второе: все эти и другие меры согласовать с Бабаджаном, Наджибом, Гулябзоем, ЦК НДПА, правительством — до 10.00 сегодня. Поставить об этом в известность наше посольство.

Объявленные меры нацелены на срыв организованного джихада. Генерал Черемных вот-вот будет здесь. Доложите обо всем и ему. В 9.00 я буду у Кештманда. Обо всем договорюсь с ним. Думаю, что получу согласие на наши действия. Все.

На прощание я напомнил обоим, что ответственность за точность исполнения приказа лежит на них.

В 8.00 я приказал генералу Петрохалко докладывать мне каждые два часа об обстановке в стране, в случае же ее обострения, каких-либо ЧП — докладывать немедленно.

Я посмотрел на фотографию Раббани, не сводившего с меня глаз из-под стекла на столе.

— Не дай ему, Господи, опять нас околпачить.