Александр Майоров - Правда об Афганской войне. Свидетельства Главного военного советника

• Название: Правда об Афганской войне. Свидетельства Главного военного советника
• Автор: Александр Майоров
• Издательство: Издательство «Права человека»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1996
• ISBN: 5-7712-0032-8

Автор повествует от первого лица о событиях 1980–1981 годов. Этот период Афганской войны чрезвычайно мало освещен отечественными и зарубежными исследователями. Многие факты, приводимые в книге, никогда и нигде прежде не публиковались. К книге прилагаются черно-белые репродукции подлинных рабочих карт боевых действий и дислокации войск из личного архива А. Майорова.

Книга написана в жанре документально-исторического повествования от первого лица и по сути является исповедью.

---

— Нет, товарищ министр обороны, в Пентагоне своего человека не имею.

— Откуда же вам это известно, уважаемый радетель за интересы Америки и НАТО? — грубо продолжил Устинов.

Я не мог и не хотел быть униженным на этом совещании и потому ответил резко:

— Дмитрий Федорович, в свое время министр обороны Андрей Антонович Гречко учил меня мыслить широко, видеть политическую сторону явлений и излагать свои выводы откровенно и прямо…

— И все-таки, — перебил меня Андропов.

Я встал — не скрою, для большей храбрости. Да и вообще, сидеть перед столь высокой Комиссией во время своего доклада было неприличным. Пока я поднимался со стула, успел и приободрить себя и сформулировать ответ.

— В течение восьми месяцев, что я нахожусь на посту Главного военного советника, я располагал возможностью, глубоко и всесторонне анализируя ситуацию, делать все для победы над противником в вооруженной борьбе…

Табеев успел скороговоркой вставить:

— И тут же снимали воинские гарнизоны там, где отвоевывали у душманов власть!

Громыко сделал рукой жест: мол, помолчи, послушай, что генерал докладывает.

И я продолжал:

— Считаю, что необходимо объявить руководству Демократической Республики Афганистан, товарищу Бабраку Кармалю, что в ближайшие полгода из страны будет выведена половина войск 40-й армии, а в следующие полгода — остальная часть… Следует возложить ответственность за судьбу и защиту Революции на НДПА ДРА, ее руководство.

Несколько секунд длилось гробовое молчание.

Устинов, зло посмотрев на меня, сказал:

— Мы добиваемся военно-технического превосходства над Америкой и НАТО…

Я не сдержался:

— Товарищ министр обороны, я докладываю сейчас о возможном решении проблемы Афганистана…

Но Устинов продолжал давить:

— Нам Афганистан нужен как полигон мирового масштаба. Это-то хоть вы понимаете, стратег?

Пономарев мягко и уважительно попытался поправить Устинова:

— Как политический и экономический полигон, Дмитрий Федорович.

— А я говорю: военно-технический полигон мирового масштаба.

Андропов сжал губы. Ему эта перепалка явно не была нужна. Громыко хранил непроницаемость. В наступившей тишине стало слышно, как потрескивает спираль одной из ламп в люстре над головой, казалось, она сейчас перегорит.

В те минуты я всего мог ожидать — и несогласия со мной, и полемики, и даже отстранения меня от должности за непонимание поставленных задач. Но я никак не ожидал такого цинизма в словах Устинова (которые, как я понимал, не должны были бы произноситься вслух), сжатых губ Андропова, непроницаемости Громыко…

Мне вдруг вспомнился разговор с Устиновым по телефону в связи с преступлением наших воинов, то, как он меня вразумлял на счет правильного понимания «правды».

Растерянность и подавленность на минуту овладели мною. И тут — есть Бог на свете! — зазвонил телефон на столике у окна. Молчавший до сих пор офицер впервые раскрыл рот:

— Юрий Владимирович, вас просит к аппарату Константин Устинович.

Ю. В. медленно поднялся и подошел к аппарату.

— Слушаю, Костя. Да, мы сейчас этим и занимаемся. Четвертый час сидим. Передай Леониду Ильичу, что работаем. Да, он здесь. Хорошо.

Этот звонок, словно подстроенный театральным режиссером, сразу сбросил напряжение в комнате. Андропов, медленно возвращаясь на свое место за столом, явно принимал на ходу какое-то решение. Мне показалось, что четверка быстро обменялась значительными взглядами. Ю.В. сел в кресло и устало произнес: — Ну что же, сделаем перерыв. Все свободны.

Соколов, Ахромеев, Максимов, Табеев, Спольников и я быстро вышли из Ореховой комнаты.

Разговаривать мне ни с кем не хотелось.

Кстати сказать, ореховые панели, которыми обшиты стены той комнаты, не раз потом наводили меня на мысли об ореховых прутьях, которыми в старину секли провинившихся. Эти прутья вымачивали в тухлой болотной воде, считалось, что качество воспитания от такой предварительной обработки будет лучше… Так вот, вспоминая теперь Ореховую комнату, я вновь и вновь испытываю удовлетворение от того, что «бросил туза на стол».

А счастливый случай спас меня от порки.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Я сел в «Чайку» и поехал на Арбат в Генеральный штаб к Огаркову. По дороге, естественно, думал о том положении, в котором оказался на заседании Комиссии. Мое предложение о поэтапном выводе войск было встречено явно отрицательно, а Устиновым — так просто враждебно.

И все же я приобрел новое понимание афганской войны. Для меня, человека, знающего историю, но все же воспитанного в духе, как тогда говорили, советского интернационализма, кое-что означали услышанные на заседании Комиссии слова. Пока ехал в машине, слова эти, как на магнитной ленте, снова и снова прокручивались в моей голове.

Громыко: «Еще одну войну сейчас начинать?», явно делая ударение на слове «сейчас».

Значит, допускалась вторая война?.. С какой целью? Чтобы выйти к Индийскому океану? Война с кем? С Пакистаном?.. Нет, рисовать дальнейшие перспективы мое воображение отказывалось.

Устинов: «Вооруженные силы готовы решить задачу выхода к Индийскому океану…»

Идея выхода к теплым водам Индийского океана давно витала в головах российских властителей. Еще при Павле Первом в 1798–1799 годах был сформирован на Дону и двинут в Индию двадцатипятитысячный казачий корпус. И только убийство императора заговорщиками прервало поход, и корпус был возвращен с марша из-под Астрахани и направлен в свои родные края под Новочеркасск.

А дерзкие боевые походы генерала Скобелева по завоеванию Средней Азии в 1879–1880 годах? Штурм русскими войсками крепости Геок-Тебе и овладение Ашхабадом тоже прокладывали путь к Индийскому океану.

А ввод товарищем Сталиным советских войск в Иран (хоть и по договоренности с союзниками во время Второй мировой войны) — это что? Да то же самое стремление империи к Югу.

Выходит, и теперь — с вводом войск в Афганистан — цель как на ладони. Нашей стране необходима была сильная военная группировка (армия вторжения), имеющая боевой опыт и натренированная к войне в условиях, приближенных к условиям будущего театра военных действий.

Предлог для такого вторжения найти всегда было возможно (мне опять вспомнились слова об ультиматуме Пакистану в связи с подготовкой моджахедов в военных лагерях на его территории).

Ну а как на такое развитие отреагировали бы другие страны? Союзники СССР отреагировали бы так, как им указали бы из Москвы, — ну разве что один-два строптивца вроде румын или венгров заняли бы «сдержанную позицию». Что касается ООН, США и НАТО — они проглотили бы эту горькую пилюлю так же, как это сделали в 1956 году во время нашей акции в Венгрии, в 1968 году в связи с Чехословацкой операцией, в конце 1979 года, когда мы вторглись в Афганистан. Ворон ворону глаз не выклюет. Не начинать же в самом деле третью мировую войну из-за выхода Советов к Индийскому океану. К тому же такие события развязали бы и нашим потенциальным противникам руки для их экспансии в других регионах, мир продолжал бы делиться по заведенному историей порядку, и находились бы в таких случаях и политические и нравственные оправдательные аргументы для каждой из сторон.

И все бы хорошо — да вот только, понимаешь, Александр Михайлович, никак 40-я армия не завершит ликвидацию каких-то там моджахедов-бандитов. А победа ох как нужна. Тогда мы сможем создать мощную войсковую группировку как основу будущего первого стратегического эшелона для рывка к Индийскому океану. И кто этого не понимает — тот вообще ни хрена в высокой политике не смыслит и его и не следует держать в Афганистане в качестве Главного военного советника. Убрать его — и все!

Такие невеселые мысли проносились в моей голове, пока я ехал к Огаркову. Но почему же сразу мое дерзкое предложение о поэтапном выводе войск из Афганистана не вызвало решения о моем немедленном освобождении от должности?

Едва я оказался в приемной начальника Генерального штаба, Николай Васильевич тотчас пригласил меня к себе. Я видел, что он уже знает о происшедшем в Ореховой комнате.

— Пестель вернулся с Сенатской площади, — произнес Николай Васильевич со скрытой иронией, которая мне не понравилась. К тому же он допустил неточность, и я ею воспользовался, чтобы не принимать тона, предложенного Огарковым.

— Полковник Павел Пестель не был на Сенатской площади 14 декабря. Его арестовали накануне, 13 декабря, в Тульчине на Украине.

По лицу Огаркова мелькнула тень — о его феноменальной памяти многие были наслышаны, а тут — осечка, да еще в не самый подходящий момент. Пауза могла затянуться, а мне не хотелось ухудшать наши отношения. Похоже, и Николай Васильевич не намерен был драматизировать мое положение, и мы, продолжая еще стоять посреди кабинета, одновременно улыбнулись друг другу.