Иван Винаров - Бойцы тихого фронта

• Название: Бойцы тихого фронта
• Автор: Иван Винаров
• Издательство: Свят
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1987

Путь пламенного революционера, интернационалиста, профессионального разведчика Ивана Винарова начался в его родном городе Плевене. В годы монархо-фашистской диктатуры он был вынужден эмигрировать в СССР, где окончил Московскую военную академию им. М. В. Фрунзе. Ему, профессиональному советскому разведчику, довелось выполнять трудные задания в странах Европы и на Дальнем Востоке. Он сражался в Испании, в составе Интернационального полка участвовал в обороне Москвы, разрабатывал операции на захваченных гитлеровцами территориях Болгарии и Югославии.

После победы социалистической революции в Болгарии Иван Винаров вернулся на родину, где самоотверженно трудился на ответственных постах, отдавая все силы упрочению нового строя.

Свой нелегкий, но славный путь разведчика он описывает в книге «Бойцы тихого фронта».

---

Но администрация тюрьмы сорвала мои планы: меня перевели в Шумен и надели на ноги кандалы.

Буквально через несколько дней после моего прибытия в шуменскую тюрьму ко мне на свидание явились шуменские коммунисты. Первым пришел Йордан Тютюнджиев, адвокат-коммунист, предложивший мне свои услуги. Позже приходили и другие коммунисты. Они ухитрялись передавать мне партийную литературу, газеты, еду и деньги. Однако бежать из тюрьмы не представлялось возможным — она зорко охранялась.

Пока я сидел в тюрьме, произошло много знаменательных событий, потрясших Европу, — как хороших, так и плохих. В Турции началась революция; в Италии фашистские легионеры Муссолини завершили свой «великий поход» на Рим и установили первую в Европе фашистскую диктатуру; революция в Германии была подавлена, а двое ее вождей — Карл Либкнехт и Роза Люксембург — зверски убиты. Но одно известие заставило забыть все невзгоды: молодая Советская Россия не только сбросила в море белогвардейские армии, но и, проявляя невиданный героизм, разгромила наемные армии интервентов, хлынувших, как хищники, с востока, севера и юга! Родина социалистической революции была спасена, и это событие стало великим праздником для всех коммунистов в мире.

А в Болгарии дела шли плохо. Правда, Земледельческий союз в первой схватке дал отпор черным силам реакции и военщины, готовившим переворот, но этот успех вместо того чтобы отрезвить его членов, заставить их обратить внимание на подлинную угрозу, толкнул их на войну против коммунистов. До нас, узников, дошла весть о событиях в плевенском селе Долни-Дыбник, где старых вождей партии высадили из поезда, сбрили им бороды. Они чуть не стали жертвами разгневанных крестьян… Победа над реакцией вскружила голову руководителям Земледельческого союза, привела их к пагубному заблуждению, что «только коммунисты представляют угрозу режиму».

Пока коммунисты и земледельцы вели между собой борьбу, черные силы реакции уже плели сеть нового заговора. Первый заговор земледельцам с помощью нашей партии удалось провалить, белогвардейские армии были обезоружены, а эмиссары Деникина, Врангеля и Кутепова изгнаны; второй переворот, подготовка которого велась в глубокой тайне, стал роковым.

В конце 1922 года земледельческая власть усилила подозрения и репрессии против коммунистов, режим для коммунистов-узников стал жестче. Я мог почувствовать это на себе: за мной был установлен строжайший надзор. Члены Земледельческого союза страшились нас, а вовсе не тех, кто действительно желал им зла…

В один из холодных декабрьских дней 1922 года меня повезли под конвоем в Плевен. Тюремная администрация осведомила лаконично: «Вызван в качестве свидетеля по делу в плевенский суд», даже не соблаговолив сообщить имя подсудимого, по делу которого я должен был давать показания.

Но это не имело никакого значения: вызов в суд в качестве свидетеля устроили товарищи из Плевена, чтобы дать мне возможность бежать. «Беги при первой возможности», — посоветовал мне адвокат Йордан Тютюнджиев.

В поезде подходящего случая не подвернулось. Охранявший меня полицейский проявлял похвальное «служебное рвение». Но зато в часы, проведенные в арестантском купе, я сумел найти общий язык с моим стражем. Он оказался жителем плевенского села Учиндол (ныне Тодорово), потомственным бедняком, который пошел на государственную службу потому, что видел в этом единственный выход из беспросветной бедности. Узнав, что он член Земледельческого союза, я повел с ним разговор сначала осторожно, ощупью, а когда почувствовал, что он «схватывает», стал говорить более откровенно. Просто, доступно рассказал, за что, в сущности, борется наша партия и что угрожает существующему режиму, если наши братские партии схватят друг друга за горло… Он не только слушал меня, но и сам задавал вопросы, а на одной станции даже сошел на перрон и купил завтрак для меня и для себя на деньги, которые я ему дал. Так постепенно я подготавливал почву для побега.

Приехали в Плевен. В то время плевенский вокзал находился в трех километрах от северной окраины города. Мы отправились в город пешком. Создавшаяся между нами атмосфера доверия мешала моему конвоиру относиться ко мне как к арестанту — он не пожелал следовать за мной в пяти шагах с винтовкой наперевес, как это предусматривалось уставом. Служба в полиции еще не успела наложить свой отпечаток на его здоровую крестьянскую натуру.

В суде мы пробыли примерно с час. Как я и предполагал, к делу товарища, которого судили, я был абсолютно непричастен. Я сказал, что нужно для облегчения его защиты, и суд отпустил меня.

В городе нам было больше нечего делать, отъезд был назначен на следующий день — согласно установленному порядку ночь мне предстояло провести в местной тюрьме. И полицейский повел меня туда.

У меня созрел план действий.

— Очень тебя прошу, — остановил я его. — Ты был так справедлив и человечен со мной. У меня к тебе последняя просьба. Вот там, в двух шагах, контора моего адвоката Асена Халачева. Мне нужно зайти к нему буквально на минутку, спросить, как дела с моей апелляцией… Будь добр…

Конвоир довольно долго колебался, но все-таки согласился:

— Ну, ладно, пойдем…

Мы остановились перед конторой Халачева. Полицейский посмотрел на табличку, прикрепленную у входа, и сомнения его полностью исчезли. Он проводил меня до дверей. Лицо его просветлело.

— Иди, улаживай свои дела. Я подожду здесь.

Контора Халачева помещалась в старой одноэтажной постройке по соседству с партийным клубом. Халачева на месте не оказалось, да он мне и не понадобился. Я застал его коллегу. «Давай, Ванко, — сказал я себе, — более удачный случай тебе вряд ли подвернется!» В коридоре перед конторкой стояла вешалка, на ней висели поношенная шляпа и сильно потрепанное зимнее пальто. Я сменил свои пальто и шапку на одежду незнакомца и вышел через черный ход. К счастью, никто не попался мне навстречу. Я легко перепрыгнул через невысокую ограду (ведь я был плевенским чемпионом по прыжкам в высоту), преодолел еще несколько заборов и очутился в другом конце квартала. Вышел на небольшую улочку, поднял воротник, нахлобучил на глаза шляпу и направился к дому Малты Гылыбовой.

Малта оказалась дома. Она накормила меня и спрятала, а на следующий день через сестер Шейтановых уведомила Карло Луканова и остальных товарищей из организации о моем побеге.

Что же произошло с полицейским?

Он долго стоял перед дверью конторы, переступая о ноги на ногу. А когда его терпение лопнуло, вошел в лом и постучался в контору. Увидев на вешалке мое пальто и шапку, он успокоился. Но ненадолго…

А потом? Он не поднял на ноги местную полицию, не сообщил о моем побеге, а просто вернулся в Шумен и доложил, что я исчез по дороге. Разумеется, его уволили, и он вернулся домой, в село.

Халачев и Иван Зонков, бывший в то время председателем Плевенской коммуны, и остальные товарищи из комитета решили, что меня нужно немедленно перебросить в Пордим, к Ивану Божинову. Сделать это поручили Косте Перванову и Первану Маринову. В Пордиме я должен был ждать дополнительных указаний.

Покидая дом Малты Гылыбовой, я не предполагал, что покидаю свой родной город более чем на двадцать лет. В ту декабрьскую ночь наступил поворот в моей судьбе. Я оставлял дорогих, верных товарищей, оставлял близких, оставлял родной город и Кайлык, оставлял Скобелевский парк, мавзолей, зеленые холмы вокруг города, где прошли мое детство, юность и молодость. Но куда бы меня не забрасывала судьба в последующие годы, я всегда носил в сердце не только воспоминания о товарищах и близких, но и образ родного края, его надежды и заветы, его зов, который мог утихнуть только с моей смертью.

Телега Первана Маринова задержалась у дома Малты недолго. Когда мы тронулись в путь, в ней сидели, как и раньше, двое. На козлы к Первану подсел крестьянин в бараньем полушубке и шапке. Крестьянин этот был я; Коста, переодетый в мою одежду, остался у Малты…

У Ивана Божинова я прожил трое суток. На третью ночь из Плевена приехал Коста Перванов. Он привез мне одежду, продукты, деньги. И новое распоряжение окружного комитета. В ту же ночь я должен был выехать в Варну в сопровождении Косты. Варненским товарищам поручили позаботиться об остальном.

— А вдруг поеду в Советскую Россию, Коста? — встрепенулся я, не смея поверить в свое предположение.

— Туда, Ванко! — Коста широко улыбнулся, и в следующий миг я заключил его в свои крепкие объятия.

Советская Россия! Даже сейчас, когда я чуть ли не каждый год езжу в Советский Союз, влекомый неодолимой силой, чтобы повидаться со своими старыми боевыми товарищами, увидеть Москву и Кремль, посмотреть на необъятные русские поля и вековые молчаливые леса, даже сейчас я испытываю невыразимо светлое, праздничное чувство. А тогда? Тогда Советская Россия, колыбель социалистической революции, первое свободное государство рабочих и крестьян, была для нас, миллионов коммунистов во всем мире, землей обетованной, более желанной, чем все, что мы видели в самых прекрасных снах, землей нашей мечты. Хотя нас и отделяли от нее тысячи километров, мы жили ее заботами, тревогами и радостями, следили за каждым ее шагом. Наш пульс бился в унисон с пульсом советского народа, наши глаза были обращены к Москве и к Ленину, вождю, который привел Октябрьскую революцию к победе. С того дня, когда родилась Советская Россия, мы, коммунисты, поняли, что Советская Россия — детище не только русского, но и международного революционного движения.