Александр Петрушевский - Генералиссимус князь Суворов

• Название: Генералиссимус князь Суворов
• Автор: Александр Петрушевский
• Издательство: Типография М.М. Стасюлевича, Вас. Остр., 2 лин.7
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1884

Перед вами книга, не издававшаяся в России более 100 лет. Это удивительно потому, что интерес к Суворову во все времена велик, а данная книга, состоящая из 3 томов общим объемом почти в полторы тысячи страниц, признана историками лучшей биографией величайшего русского полководца. И неудивительно, потому что по прочтении этой книги складывается образ гения, не укладывающийся в официальные рамки.

Издание представляет собой фундаментальное исследование жизни и военной карьеры генералиссимуса, наиболее полное и подробное из существующих монографий.

Первое издание этой книги, вышедшее в 1884 году, состоит из 3 томов приблизительно по 500 стр. каждый. В 1900 году вышло второе, переработанное издание - 1 том объемом около 800 стр. Оно содержит некоторые уточнения частных фактов биографии Суворова но, конечно, не может соперничать по объему фактического материала с первым изданием. 

Эта книга — первое издание.

Осенью 2005 года второе издание было переиздано издательством "Русская симфония". К сожалению, малым тиражом - всего 1000 экземпляров. Тем не менее, лед тронулся. Спасибо людям, вспомнившим о лучшем русском полководце.

Книга написана известным историком 19 века Александром Фомичем Петрушевским, генерал-лейтенантом русской армии. Биография составлена на основе анализа источников, по большей части рукописных и остававшихся неизвестными к тому времени, а также практически всей изданной литературы о Суворове. В конце 3 тома приведен полный список источников с краткой их характеристикой. Петрушевский советовал перед прочтением книги ознакомиться с этими источниками. Последовав его совету, действительно, многие вопросы, возникающие при прочтении, отпадают сами собой. Автором было изучено огромнейшее количество документов, но, как признается сам Петрушевский, его жизни не хватило бы для внимательного и всестороннего изучения всех материалов, которыми он располагал. На книгу у автора ушло 8 лет усидчивого труда.

 Труд сей, будучи весьма серьезным по содержанию, написан живым языком и легко усваивается каждым человеком, военным и невоенным, историком и даже системным администратором. Петрушевский ставил перед собой задачу беспристрастного жизнеописания Суворова. Это удалось ему совершенно.

---

Что же заставило Суворова поступать так нерасчетливо и бестактно, наперекор своим собственным интересам? Сильная антипатия ко всему придворному, разжигаемая опасениями на счет дочери. По своей натуре, по военно-солдатскому воспитанию, по вкусам, по внешним качествам, вообще по всему, — Суворов не был человеком придворным или даже способным приспособиться к требованиям придворного быта. Сначала, в молодости и средних летах, он должен был только чувствовать себя там не на месте; потом, когда крупные заслуги и приобретенное с их помощью положение придали ему апломб, он стал получать при дворе уколы, даже раны, которые что дальше, то становились чаще и чувствительнее. Не даром же он впоследствии говорил, что в домашней жизни бывал ранен гораздо больше, чем на войне, а при дворе еще чаще, чем дома. Тогда, не избегая двора по расчетам честолюбия, но не находя в себе ничего с ним общего, он вооружился сарказмом и сатирою и щедро расплачивался ими за наносимые ему удары, уже ни мало не скрывая антипатии к своим зложелателям и их среде.

Жизнеописания Суворова полны его выходками противу двора и придворных, из числа которых конечно многие созданы современной молвой или присочинены впоследствии. Это однако не меняет сущности дела и не опровергает истинности основания. Его саркастическое антипридворное настроение особенно развилось в последнее 10-летие его жизни, хотя в меньших размерах существовало несомненно и прежде. Перед производством в генерал-аншефы, он например стал однажды почтительно раскланиваться с одним из дворцовых истопников, и когда ему заметили, что это служитель самого низшего разряда, Суворов отвечал, что будучи новичком при дворе, считает полезным приобрести себе на всякий случай благоприятелей, и что сегодняшний истопник может быть завтра Бог знает чем. Потом его выходки сделались еще язвительнее. Он называл придворных угодников «антишамбристами»; открыто говорил, что генералы бывают двух категорий, — одни генералами родятся, другие делаются; первые видны в пороховом дыму, на полях сражений; последние отличаются на паркете, перед кабинетом, в качестве полотеров. «А мундир на тех и других одинаковый», прибавлял он с усмешкой. Из двух его племянников, князей Горчаковых, старший, Алексей, был военным, пройдя под руководством дяди практическую школу; младший же, Андрей, поступил на придворную службу камер-юнкером. Князь Горчаков-отец так описывает сыну Андрею впечатление, произведенное этим известием на Суворова. «Он начал рассказывать, как Алешу учил казаком, солдатом, капралом, сержантом, офицером в пехотном и кавалерийском полку и егерском батальоне служить, и похвалял, что он скоро понял и прошел все должности с усердием, и так-де теперь сам командует с похвалою...... А потом, о тебе не упоминая ни слова, рассказывал критики о придворных, вход, походки, поклоны, речи льстивые, улыбки безмолвные, взгляды надменности, умствования и прочее...... Из сего ясно, что ему неблагоугодно, и потому он о тебе ко мне ни слова не писал». Про генералов, обращающихся и успевающих при дворе, Суворов говорил и писал, что для них военное дарование есть талант «побочный». Иногда в словах его переписки нет злости, но и хладнокровные суждения, при сравнительной мягкости выражений, отличаются резкостью понятий. с числу его наиболее категорических представлений о дворе и придворных, принадлежит высказанный Хвостову афоризм: «для двора потребны три качества — смелость, гибкость и вероломство» 4.

Тогдашний двор и придворные не могли похвастаться строгими нравственными принципами в жизни вообще и во взаимных отношениях двух полов в частности. Суворов же был в этом последнем смысле безукоризненных правил, не допускавших никаких уступок. Легко понять, как строги были его взгляды в применении к дочери, которая оставляла монастырь, не имея еще 16 лет от роду. Хотя она не блистала ни красотой, ни умом, ни другими видными качествами, но все это яснее было посторонним, чем отцу. Для объяснения его заботливости о дочери достаточно прибавить, что он называл двор Цитерою и в особенности опасался распущенности нравов Потемкина. Сначала он думал отправить дочь в Москву, к своей сестре княгине Горчаковой, но потом переменил намерение, может быть не желая с Наташею расстаться, может быть избегая своей жены, там же проживавшей, или опасаясь поступить слишком резко против воли Государыни. Он выписал в Петербург другую свою сестру, Олешеву, и поместил ее вместе с Наташей в своем доме. Потом около августа попечительство перешло к Хвостову, мужу кузины Наташиной, Аграфены Ивановны; а ближайший надзор, как бы в качестве гувернера, по указанию Хвостова еще раньше был поручен женатому подполковнику Петру Григорьевичу Корицкому, давнему сослуживцу и подчиненному Суворова, которого он не раз употреблял по своим частным делам. Олешева однако оставалась тут же довольно долгое время. Вообще Суворов хватался за все под гнетом своих опасений и под влиянием разных советов; дело от этого конечно не выигрывало в логичности, особенно когда он должен был уехать на службу в Финляндию.

Как только он выехал туда из Петербурга, отстранять Наташу от двора стало невозможно, до того всякие к тому резоны представлялись странными и даже оскорбительными. Суворову писал об этом Сакен, сослуживец его во вторую Турецкую войну, говоря, что надо поступать с величайшею осторожностью и непременно представить дочь ко двору в тот, самый день, как Государыня вернется в конце лета в Петербург. Убеждая Суворова в невозможности иного решения, Сакен успокаивал его тем, что главная причина опасений не существует, что Потемкин уехал в армию. Не боясь навлечь на себя гнев Суворова за противоречащие его взглядам советы, Сакен указывает ему между прочим, что графиня Наталья Александровна не так удобно помещена; что дом, где она живет, отличается величайшей нечистотой и проч. Суворов действительно был недоволен некоторыми из указаний Сакена, назвал его в письме к Хвостову бранным прозвищем «дипломат», по волей-неволей должен был последовать его совету хоть отчасти, тем более, что и Хвостов настаивал на том же самом 5.

Во-первых он приказал Хвостову всех вразумлять, что Наташа еще дитя, и года 2 или 3 не будет ничьею невестой. Во-вторых он изложил ему целую систему надзора, не зная меры в своих подозрениях и опасениях. Он говорит, что приходится отдать дочь баронессе Мальтиц (гофмейстерине) «без шуму, как казнили в Бастилии»; советует стеречься такой-то дамы, сын которой лазил через потолок к горничной Маше; опасаться «просвещения» другой; третья по слухам способна «заповедным товаром промышлять»; не велит верить «ни Грациям, ни Меркуриям». Истопника Суворов приказывает посадить на пенсию, камер-лакея задарить, другому дат двойное жалованье; горничной Маше тоже, коли не подозрительна, иначе заменить ее другою, сообщив кем именно; девушек баронессы Мальтиц одарить. Корицкому тоже нельзя доверять много: «я вас об этом предупреждал, но вы сами настояли. Он непостижимого леноумия и дальше четырех стен постигнуть не в состоянии. От его обещаниев не ждите лучшего; он природы своей переменить не может; четыре стены его, но и то за присмотром». Со сжимающимся сердцем приказывает Суворов готовить Наташу к дежурству, к балам, к спектаклям в эрмитаже: «бедная Наташа, не обольстись утехами!» Хвостову он дает наставление, как ее вести и что ей внушать, и просит непременно найти в баронессе Мальтиц слабую сторону, на которую и действовать в том же духе. «Для любопытства ничем из Жан-Жака не просвещать, на всякий соблазн иметь бдительное око...... Из любомудрия и морали просветите благовременно в тленной заразе сует, гиблющих нравы и благосостояние». Никого из молодежи ей у себя не принимать, кто подойдет к руке, — полтора шага назад. Проводить время в благочестии и благонравии, отчуждаясь от людского шума и суеты, занимаясь чтением, рукоделием, играть, бегать, резвиться. Вследствие обычной бережливости и в особенности по ненависти к роскоши и её растлевающему влиянию на нравы, Суворов определил на содержание дочери немного, всего 600 руб. в год, да на подарки ей к праздникам 400. Впрочем, он не держался педантически этой мерки, ибо встречаются по счетам большие расходы; на одну карету например было истрачено 1,000 руб., на платье подарено 300 руб., на шаль назначено 100 руб. 6

Не забывал Суворов наставлять свою дочь и непосредственно, напутствуя вступление её в жизнь, между прочим и собственным примером. «Будь непререкаемо верна великой Монархине. Я её солдат, я умираю за отечество; чем выше возводит меня её милость, тем слаще мне пожертвовать собою для нее. Смелым шагом приближаюсь я к могиле, совесть моя не запятнана, мне 60 лет, тело мое изувечено ранами, и Бог оставляет меня жить для блага государства». В другом письме он пишет: «помни, что дозволение свободно обращаться с собою, порождает пренебрежение; берегись этого. Приучайся к естественной вежливости, избегай людей, любящих блистать остроумием: по большей части это люди извращенных нравов. Будь сурова с мужчинами и говори с ними немного, а когда они станут с тобой заговаривать, отвечай на похвалы их скромным молчанием... Когда будешь в придворных собраниях, и если случится, что тебя обступят старики, показывай вид, что хочешь поцеловать у них руку, но своей не давай 7.