А. Солнцев-Засекин - Побег генерала Корнилова из австрийского плена. Составлено по личным воспоминаниям, рассказам и запискам других участников побега и самого генерала Корнилова

• Название: Побег генерала Корнилова из австрийского плена. Составлено по личным воспоминаниям, рассказам и запискам других участников побега и самого генерала Корнилова
• Автор: А. Солнцев-Засекин
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-9950-0367-0

Воспоминания князя А. Солнцева-Засекина представляют собой уникальное свидетельство очевидца и одного из организаторов побега выдающегося русского военачальника генерала Л. Г. Корнилова из австрийского плена. Мемуары проливают свет на многие ранее неизвестные обстоятельства побега. Помимо рассказа непосредственно о подготовке и совершении Корниловым побега, автор приводит множество подробностей жизни русских военнопленных в австрийском плену во время Первой мировой войны.

---

Для успеха этого замысла применялись все обычно применяющиеся во всех странах перед посещением ревизующих начальств средства и меры. Старались также не оставлять Корнилова наедине с офицерами и солдатами объезжаемых им лагерей. При всех разговорах между ними должен был присутствовать комендант лагеря и официальный переводчик. Этим путем надеялись избежать жалоб со стороны военнопленных Корнилову, так как Корнилов уезжал после осмотра из лагеря, а комендант оставался, и военнопленные из опасения наказания должны были молчать. Маневр был обставлен очень умело, но не достиг задуманной цели. Корнилов распознал его, заметил разыгрываемую комедию и не дал ввести себя в заблуждение поддельным благополучием пленных. Взбешенный, он отказался продолжать дальнейший объезд концентрационных лагерей.

Но еще при начале объезда Корнилов обратился к австрийскому командованию с просьбою о выдаче ему для поездки штатского костюма, чтобы во время переездов из одного лагеря в другой, на станциях, не привлекать праздного внимания формой иностранного пленного генерала. Стоимость костюма должна была удерживаться ежемесячными вычетами из содержания, причитавшегося Корнилову, как и всякому военнопленному офицеру, из австрийской казны, на основании международных соглашений. Соответствующее разрешение было получено, штатский костюм пошит и выдан Корнилову; он остался у Корнилова и тогда, когда объезд лагерей прекратился. Лагерное командование как-то забыло о нем, в Нейленгбахе же Корнилов, как и другие военнопленные, сохранял ношение военной формы. А штатский костюм оставался лежать на дне сундука Корнилова, в ожидании, когда им можно будет воспользоваться для побега.

В Нейленгбахе Корнилов задумал свой первый побег. Для достижения этой цели он сговорился с летчиком Александром Васильевым[33], известным своим перелетом Москва – Петербург.

В начале мировой войны Васильев, не подлежавший отбыванию воинской повинности и не служивший ранее на военной службе, получил от главнокомандующего Юго-Западным фронтом генерал-адъютанта Н. И. Иванова[34] предложение о поступлении на военную службу, так сказать по «вольному найму», за очень высокую плату. Для того чтобы Васильеву не угрожала смертная казнь в случае пленения, как шпиону, не принадлежащему составу армии, он был произведен приказом главнокомандующего в прапорщики, сохраняя, сверх присвоенного по чину жалования, также договоренный высокий оклад. Но во время первого же полета Васильева над австрийскими позициями аэроплан его был сбит орудийным огнем, а Васильев со своим наблюдателем генерал-лейтенантом Мартыновым[35], легко контуженные и получившие сравнительно незначительные ушибы при падении аэроплана (так как Васильеву удалось все же спланировать), были взяты в плен и встретились с Корниловым в Нейленгбахе.

Сообща Корнилов и Васильев выработали план проникнуть на австрийский военный аэродром близ Вены, овладеть одним из аэропланов и улететь на нем, предварительно по возможности испортив остальные аэропланы на аэродроме для затруднения преследования.

Так как у Васильева в его кожаной авиационной куртке была зашита довольно крупная сумма, то скоро удалось найти, или, точнее говоря, купить союзников среди австрийских солдат.

Но план не удался. Австрийским командованием еще ранее был также найден и куплен союзник среди русских военнопленных офицеров лагеря, знавший о готовящемся побеге и донесший о нем. Ни генералу Корнилову, ни Васильеву не удалось установить имя предателя, и он остался безнаказанным. Позже некоторые из офицеров высказывали предположения, что этим предателем явился… генерал-лейтенант Мартынов, но прямых улик против него не было.

На счастье для Корнилова и Васильева одному из подкупленных ими австрийских солдат удалось своевременно предупредить Васильева о раскрытии их плана, и австрийское командование не смогло поэтому задержать их при попытке к его исполнению, что дало бы возможность применения более суровых репрессий. Австрийское командование лишилось даже возможности открыто заявить о раскрытии им плана побега, чтобы не быть вынужденным открыть имя предателя. Но оставлять далее Корнилова и Васильева в Нейленгбахе, где попытки побега могли иметь более успеха, чем в каком-либо другом лагере, было также невозможным и, хотя попытка к побегу оставалась неустановленной и о ней даже не упоминалось официально, Корнилова и Васильева перевели из Нейленгбаха.

Корнилов был отправлен в крепость Юзефов[36], Васильев – заключен в казематы Терезиенштадта[37]. Лишь после того, как Васильев нажил себе в сырых казематах Терезиенштадта острый суставный ревматизм, его перевели в обыкновенный концентрационный лагерь для военнопленных офицеров в Кениермеццо, близ знаменитого своею базиликой Эстергома, почему и лагерь этот обычно называли Эстергом-табор.

Корнилов в Юзефове находился в значительно лучших условиях благодаря тому, что комендантом крепости оказался гуманный человек, делавший все возможное в рамках закона для облегчения участи заключенного.

Из Юзефова Корнилов был переведен в концентрационный лагерь в Лéке[38], помещавшийся в замке графов Эстергази. Васильев, старавшийся поддерживать сношения с Корниловым и не потерявший еще надежды на возможность помочь ему в побеге из плена, получил известие о переводе Корнилова в Лек, уже находясь сам в Эстергоме.

Там, в Эстергоме, в первый раз я встретился и познакомился с ним и услыхал от него о первой неудачной попытке генерала Корнилова бежать из плена.

В то время я, будучи тяжело ранен при взятии в плен – в грудь, левую руку и обе ноги, – уже оправился несколько от ранений и был временно переведен из резервного госпиталя № 3 в Будапеште в Эстергом-табор для направления в специальный инвалидный госпиталь. Так как при пулевом ранении груди у меня были прострелены сердечная мышца и оба легкие, а при контузии, полученной в том же бою при взятии в плен, были сломлены три ребра, то я должен был свидетельствоваться врачебной комиссией для признания меня подлежащим обмену инвалидом.

В ожидании новой отправки в госпиталь и врачебной комиссии я целые дни проводил в беседах с Васильевым о его заветной мечте помочь Корнилову в побеге из плена. Вероятно, тяжесть полученных мною при пленении ранений и то, что я, подобно любимому герою Васильева – Корнилову, – был взят в плен, прикрывая со своим батальоном отход наших частей за реку Стрыпа[39] в конце 1915 года, внушили Васильеву доверие ко мне, хотя он не знал даже ни моего подлинного имени, ни настоящего чина.

Дело в том, что зная, что быть признанным инвалидом тем легче, чем младше носимый чин, я назвался при опросе меня на первом же австро-германском перевязочном пункте, на который был доставлен по взятии в плен, прапорщиком Халютиным, по фамилии моей матери, и это имя носил все время плена. Будучи в то время еще очень молод сравнительно со своим тогдашним чином (мне только шел двадцатый год) я по наружности выглядел тогда – до всего что пришлось испытать в последние годы, еще моложе своих лет, и поэтому принятый мною чин не вызывал ни в ком сомнений…

Беседы с Васильевым о возможности помощи генералу Корнилову в устройстве новой попытки побега из плена навели меня на мысль попытаться осуществить для этого проект моего собственного побега из плена, задуманный мною ранее, когда я еще не имел твердой уверенности, что могу возвратиться на родину как обменный инвалид.

Мне не пришлось поделиться этим проектом с Васильевым и воспользоваться его помощью для приведения задуманного в исполнение.

Комендант лагеря, австрийский румын по происхождению, находился в дружеских отношениях со старшим в чине из военнопленных русских офицеров лагеря – полковником Зелезинским. Полковник Зелезинский также называл себя румыном, хотя фамилия его скорее указывала на польское происхождение, и этим вызвал к себе симпатию австрийского коменданта. Комендант приглашал иногда Зелезинского к себе или сам заходил в занимавшуюся Зелезинским комнату, и часто случалось, что комендант концентрационного лагеря и старший в чине из военнопленных офицеров, заключенных в том же лагере, напивались вместе пьяными.

Из пьяной болтовни полковника Зелезинского комендант лагеря узнал, что прапорщик Васильев готовит какой-то побег и не только для себя лично, но и для генерала Корнилова. Комендант решил предупредить какую-либо действительную попытку к устройству побега со стороны Васильева, спровоцировав последнего на какие-нибудь преждевременные действия, которые обнаружили бы его замысел, или даже просто инсценировав Васильеву несуществующую в действительности попытку побега.

Повод к этому скоро представился. Однажды из раскрытого окна кабинки, занимавшейся в лагере прапорщиком Васильевым, снесло ветром за окно кусок колбасы, полученный Васильевым в посылке из России, и Васильев обратился к австрийскому часовому, ходившему под окном с просьбой передать ему упавшую колбасу, так как сам, как пленный, не мог выйти в наружный двор, чтобы поднять ее. Часовой исполнил просьбу Васильева, а через несколько часов Васильев был уже арестован, якобы за то, что уговаривал часового помочь ему в побеге, и был отправлен на Эстергомскую гауптвахту. Но часовой отказывался подтвердить лжесвидетельством измышленное против Васильева обвинение, а задерживать Васильева долго на гауптвахте по такому поводу, как невинная просьба, обращенная им к часовому, было также невозможно.