Ричард convertfileonline.com - _2016_02_09_21_40_03_404

• Название: _2016_02_09_21_40_03_404
• Автор: Ричард convertfileonline.com
• Издательство: Манн, Иванов и Фербер
• Жанр: Книги
• Год: 2016
• ISBN: 9785000577332

---

Политика — одна из наиболее очевидных линий классового разграничения. Политические обозреватели уже давно обращают внимание на то, что социально-экономическое расслоение общества лежит в основе растущего разделения Америки на «красные» и «синие» штаты. В своей очень важной книге Red State, Blue State, Rich State, Poor State («Красный штат, синий штат, богатый штат, бедный штат») Эндрю Гелман из Колумбийского университета пытается раскрыть смысл такого феномена: богатые избиратели склоняются в сторону Республиканской партии, а богатые штаты отдают предпочтение Демократической [6].

В ходе масштабных опросов Институт Гэллапа определяет, к какой категории (консерваторов или либералов) относят себя американцы во всех пятидесяти штатах [7]. Их результаты говорят о том, что консерватизм расширяет свое влияние в Америке. В феврале 2011 года Миссисипи стал первым штатом, более половины жителей которого отнесли себя к числу консерваторов, а такие штаты, как Айдахо, Алабама, Вайоминг и Юта, приближаются к этому уровню. В Арканзасе, Северной Каролине, Северной Дакоте, Луизиане и Южной Дакоте (тоже вошедших в список десяти самых консервативных штатов, составленный Институтом Гэллапа) доля жителей, назвавших себя консерваторами, составляет 45 процентов и больше. Полученные Институтом Гэллапа данные говорят о том, что количество консерваторов превышает количество либералов даже в наиболее либерально настроенных штатах (за исключением округа Колумбия): Вермонт (30,7 процента консерваторов и 30,5 процента либералов), Род-Айленд (29,9 процента консерваторов и 29,3 процента либералов) и Массачусетс (29,9 процента консерваторов и 28,0 процента либералов).

Использовав данные Института Гэллапа для анализа факторов, определяющих закономерности политической идентификации в разных штатах США, мы с Шарлоттой Мелландер пришли к выводу, что именно класс является ключевым фактором роста консерватизма. Мы обнаружили высокую положительную корреляцию между консервативной политической ориентацией, с одной стороны, и рабочим классом и религией — с другой (в последнем случае имеется в виду доля людей, для которых религия — важная часть повседневной жизни).

Кроме того, мы обнаружили высокую отрицательную корреляцию между консервативной ориентацией и креативным классом и количеством выпускников колледжей. Консервативные штаты оказались гораздо менее толерантными и разнообразными. Консервативная политическая ориентация имеет высокую отрицательную корреляцию с процентом населения, состоящего из иммигрантов, геев и лесбиянок. Мы пришли к выводу, что наиболее выраженно консерватизм проявляется в наименее состоятельных штатах с низким уровнем образования, самым большим количеством «синих воротничков» и самыми тяжелыми экономическими условиями. Очевидно, что консерватизм все больше и больше становится базовой идеологией экономически отсталых штатов.

Класс оказывает большое влияние и на политику крупных городов. В первом издании книги я отметил, что по мере дальнейшего расслоения и разделения городов само место приходит на смену промышленным предприятиям и рабочей среде в качестве базовой площадки классовых конфликтов. За прошедшее десятилетие этот процесс еще больше ускорился. В конце 1990-х и начале нового тысячелетия возникла серьезная политическая напряженность в связи с джентрификацией (я уже рассказывал о некоторых случаях конфликтов такого рода) [8]. Например, летом 2000 года возникло и быстро распространилось мощное движение по борьбе против развития отрасли высоких технологий в районах Сан-Франциско СоМа и Мишн. В состав этого движения вошли художники, владельцы клубов и местные жители, организовавшие более трех десятков митингов и акций протеста; во время одной из них группа демонстрантов разбила компьютер бейсбольными битами прямо перед зданием муниципалитета. В ходе этой длительной борьбы, которую позже начали называть войнами в районе СоМа, участники движения собрали более 30 тысяч подписей жителей всего города под призывом поставить на голосование так называемое Предложение L, с тем чтобы запретить развитие отрасли высоких технологий и другие формы джентрификации в СоМа, Мишн и других преимущественно жилых районах города. Это предложение было отклонено менее чем одним процентом голосов [9].

В 2002 году я обратил внимание на возможность возникновения новых «местных войн» в креативных центрах. Но не смог предвидеть массовые беспорядки в Лондоне летом 2011 года. Обозреватели правого толка обвиняли во всем хулиганов, тогда как левые объясняли происшедшее растущим разочарованием в нестабильной экономике Великобритании и введенными мерами жесткой экономии. Однако мне казалось, что причиной всех этих беспорядков были не молодость, этническая принадлежность или даже раса, а именно классовая структура британского общества и растущий разрыв между классами.

Глобализация сделала мир меньше по размеру и приблизила людей и экономику разных стран друг к другу. Однако вместо сокращения и сглаживания экономических и классовых различий процесс глобализации еще больше обострил их, сделав неотъемлемым элементом рельефа современного мира. Мы совершаем большую ошибку, когда смотрим на пики привилегий из своих замков в Лондоне, Нью-Йорке, Лос-Анджелесе, Токио, Шанхае, Сингапуре или Мумбае и убеждаем себя в том, что все находятся в равных условиях. Остроконечность — определяющая черта современного мира, который становится еще более остроконечным и более разделенным. Усугубляющиеся классовые различия свирепствуют в микрокосме наших городов — именно это испытали на собственном опыте шокированные обитатели Лондона летом 2011 года.

Произошедшее в британской столице событие есть следствие двух аспектов процесса иммиграции. С одной стороны, крупнейшие мировые метрополисы притягивают к себе сверхбогатых людей, которые ищут налоговое убежище и возможности для шопинга. С другой стороны, такие города привлекают иммигрантов с низким уровнем квалификации, стремящихся к лучшей жизни. Между этими двумя группами находятся местные жители, оказавшиеся в трудном положении из-за стремительных экономических перемен. Разумеется, в Лондоне есть богатые и бедные районы. Однако в отличие от физического разделения и сегрегации, которую можно увидеть в большинстве американских городов, богатые и бедные обитатели Лондона зачастую живут в непосредственной близости друг от друга, в пределах анклавов, где стремительно происходит джентрификация. Повышение стоимости жилья, концентрация богатства и совершенно разные жизненные перспективы — это видят все. Сверхбогатые люди самых разных национальностей живут в полном достатке, практически не страдая от экономического кризиса, а все больше молодых иммигрантов с низким уровнем квалификации не имеют работы; их возможности добиться чего-то в жизни тают по мере ухудшения экономической ситуации в стране и урезания бюджета. Массовые беспорядки в Лондоне представляли собой глобальный конфликт, разыгравшийся в местных масштабах.

Эти беспорядки также можно считать реакцией на превращение Лондона в сугубо корпоративный город. Создается впечатление, что большая часть энергии политических властей столицы Великобритании, как и многих других крупных городов мира, направлена на удовлетворение потребностей и интересов немногочисленной элиты. Еще большее недовольство вызвало его превращение в «олимпийский город», что подразумевает не только реконструкцию стадионов и площадок для проведения различных мероприятий, но и физическое перемещение целых групп жителей в другие районы. При ослаблении общественного договора и отсутствии эффективных массовых политических институтов, которые направили бы растущее недовольство людей в правильное русло, это недовольство переросло не в организованное движение, а в стихийный бунт.

Помимо всего прочего, следует учитывать еще и то, что в современных городах нет однородной монокультуры, а некоторые из качеств, которые придают городам динамичность, делают их нестабильными. Эрик Хобсбаум давно обратил внимание на то, что плотность населения и близость бедняков к центрам политического влияния и власти делает старые города очагами мятежа.

По данным моих исследований, в самых инновационных и креативных городах США тоже высок уровень политического протеста и отмечается один из самых низких уровней социального капитала и политического согласия. Разрозненные случаи массового нарушения правопорядка в Филадельфии, Балтиморе и других американских городах — предвестники худших событий, которые могут произойти в ближайшем будущем, а массовые беспорядки в Лондоне должны послужить предупреждением крупным городам мира и их властям. Современные центры городских агломераций становятся все более разобщенными и нестабильными. Стихия свободного рынка, предоставленного самому себе, только усугубит эту разобщенность. Простое увеличение количества полицейских на улицах города — верный путь к еще более страшной катастрофе.