Сергей Есин - Дневник, 2005 год [январь-сентябрь]

• Название: Дневник, 2005 год [январь-сентябрь]
• Автор: Сергей Есин
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Потом был брифинг, где я кое-что залепил о своем неисполнившемся желании видеть, среди других на этом Салоне, Бондарева и Распутина. Потом интервью с Костей Эккертом для Би-Би-Си. Потом я снова уехал на выставку, где встретился с Алешкиным и его семнадцатью молодцами, выступил в "Апокрифе" у В.Ерофеева и всласть поговорил с приехавшим Леней Колпаковым. Леня показал мне газету с моей статьей. Встретил Надежду Ефимовну Петрову, она приехала с Андреем Павловичем, но как эксперт Русского музея. Обрадовался ей, как сумасшедший. Она прекрасно выглядит и, как обычно, брызжет доброжелательностью.

19 марта, суббота. Писал ли я, что в Париже весна, днем температура поднимается иногда до 20 градусов, кое-где цветут сливы. По городу я, собственно, еще один не ходил, он проносится в окнах машины, в скучных, но удобных подробностях метро. Собираю слухи. Шофер Сережа, возящий иногда нас с Граниным на выставку, с преувеличениями, как бы оправдывающими его эмигрантскую сущность, рассказывает, что это социалистический рай, государство строго следит за каждым: нет нищенствующих стариков и нет бездомных собак. Впечатления мои пока все столпились на узком пространстве нашей русской экспозиции, где не стоит ни одной моей книги, на воспоминаниях о вчерашнем приеме в Елисейском дворце. Может быть, написать рассказ "Прием"? Что, интересно, возникло в душе у В.П.Аксенова, члена комитета "Выборы 2008", когда "тоталитарист" Путин жал ему руку? Какое честолюбие владеет Вознесенским, когда он для рукопожатия прибывает на прием, не будучи даже в состоянии стоять? На приеме в министерстве культуры ему поставили стул, а когда он чуть не упал в Елисейском дворце, я прочел ужас на лице Зои Богуславской. Разве отшлифуют подобные посещения и рукопожатия двух президентов качество ее собственной якобы прозы?

Якобы проза — царица Салона. Поверив экспертам и количеству книжных названий, Ширак сказал о некоем буме в русской литературе. Льстивые у него эксперты! Это бум не котлет, а гарнира. Ни одного знакового и крупного произведения большого стиля. Всё детективы, эссе, сказки, рассказы о войне, старая игра с уже дохлой советской властью, разоблачения, работа, как говаривал Булгаков, скетчистов. На пресс-конференции, которую собирается проводить Юрий Поляков, я, наверное, скажу, что нельзя путать литераторов с телеведущими. Может быть, делать отдельную выставку телевизионных звезд, главных редакторов и критиков?

Утром за завтраком Д.А. рассказал, как после его объятий с президентом, вполне понятных любому непредвзятому человеку, два писателя подошли к нему с гневным вопросом: почему это его обняли, таким образом выделив, а их нет? Сколько бы я дал за то, чтобы узнать имена этих энтузиастов, не взявших, видно, в толк, что имя Гранина, ветерана и популярного писателя, в известной мере прикрывает весь остальной середняк на выставке.

С 8 до 9 вечера "Творческая встреча с Сергеем Есиным и Михаилом Шишкиным" в магазине "ИМКА-пресс".

20 марта, воскресенье. Утром сразу же после завтрака. Утром

21 марта, понедельник. Добрался вечером до телевидения, до наших российских новостей. И сам смотрел гигантский телевизор, который у меня в номере, и что-то слышал в машине от коллег. Путин на следующий же день после рукопожатий с нами улетел через Киев в Москву. В Киеве встречался с Юлией Тимошенко. Я понимаю, что его фраза "Деньги не имеют стыда" — от его частых вынужденных встреч с ворами, не менее явными, чем премьер Украины Тимошенко, но она, судя по заявлениям нашей прокуратуры, — самый патентованный. Я разглядывал Путина, пока в Елисейском дворце он стоял со мною рядом — бледная, чуть пигментированная кожа на шее, хорошие розовые ногти; когда он поднимал руку, от него исходило постоянное напряжение, как от трансформатора. Теперь всё это внимательно фиксировала Тимошенко, в обиходе обаятельная и милая женщина.

В Киргизии, как показали в ночных новостях, огромные митинги оппозиции, недовольной выборами в парламент и требующей отставки Акаева. Это всё в Оше и Джелалабаде. А в бывшем Фрунзе по поводу тех же выборов прут гуляния. Во время выборов, конечно, как и везде на российском и постсоветском пространстве, были и подтасовки, и подлоги. Выборы сегодня — вещь приблизительная. Акаев не самый обаятельный президент, слишком много честолюбия и жажды власти стоит за этим ученым. Как и везде, здесь клан и деньги. Если власть не от Бога, а от политтехнолога, почему бы ее не отнять. В Киргизии, как и на Украине, готовятся варианты и будущих российских политических схваток. Многое еще ожидает нашу страну, но не стабильность. Какое отчаяние, какая тоска наступает, когда видишь эту нечестность, коррупцию везде: во власти, в литературе, в политике!

Утром, как и планировал, уехал на экскурсию, которая звучит громко: по замкам Луары. Тем не менее видел все-таки много: Шамбор и Шенонсо. По мере того как много видишь, мир сужается и приобретает характер универсальности: детали соединяются, цепи отчетливо "прозваниваются", и возникает ощущение полной предсказуемости жизни каждого человека. Зачем же описывать Шамбор, уже столько раз виденный в кино и так похожий на какой-нибудь задник к спектаклям по сказкам Пушкина "О царе Салтане" или "О золотом петушке", но вот через окно машины промелькнул Амбуаз, шпиль церкви, где был похоронен Леонардо да Винчи. И сразу память услужливо подбросила контур низкого здания монастыря в Милане, куда я так и не попал, но где, знаю, его знаменитая фреска, мерцающее в вечности лицо Джоконды в Лувре, выставку макетов и бумаг Леонардо в Политехническом, его замечательная, двойным винтом через весь замок, парадная лестница, — бывают же в мире мозги, которые, предлагая всегда "красивое" решение, делают его еще и новаторским. Леонардо теперь долго еще будет преследовать меня — сознание работает, как компьютер, классифицируя по своим периметрам произошедшее за жизнь. А сколько ожило и налились соком лиц королей и деятелей той эпохи. Длинноносое лицо Франциска I, совсем по-другому вдруг увиделась и Екатерина Медичи: четверо принцев-наследников, четверо королей, и — пресеклась династия. Не верьте писателям, они видят жизнь, повинуясь законам своего, часто мстительного, сердца. Протестант Генрих Манн, защищая своих, столько понаписал про "чужих", про католиков. У Екатерины Медичи, католички, оставался лишь один шанс, чтобы свое потомство отправить в вечность, — дочь Маргарита, но она оказалась бесплодной. Эти замки держат много тайн и много загадок для психотерапевта. Чего стоит только роман Франциска II с Дианой де Пуатье. Какие истории! Вполне взрослая, по тем временам, женщина, по некоторым сведениям любовница отца короля, Франциска I, везет мальчика в Испанию, в некую "обменную" ссылку, а, став королем, мальчик вспоминает о своей "воспитательнице", и начинается самый невероятный в жизни роман. Ну, как же жизнь похожа на литературу и как литература, в свою очередь, похожа на жизнь!

Что-то случилось с моим дневником: другой стиль, другой подход к жизни. Какая тоска по молодым годам, по невозможности реализоваться, по невозможности до смерти расковаться и стать самим собой! Может, так действует на меня книжка Анатолия А…. "Призрак", которую я читаю на ночь? Скандал, вызванный этой книгой блестящего русскоязычного молодого писателя, связан не только с ее свободным письмом и узнаваемостью в персонажах некоторых французских славистов, но и, преимущественно, с появлением там некоего Когана с семейством. О наших — ни гу-гу, потому что ты плох изначала, если не наш.

"Пьеса и положение телеведущих". Можно удивляться, почему на выставке нет еще телеведущей и сценаристки Смирновой, Дуни-тонкопряхи.

Чего не узнаешь в туристском автобусе! Летом в Париж на отдых с семьей — жена и двое детей — на две недели приезжал Пинчук, зять Кучмы. Турфирма, которая возила нас по Луаре за 180 евро, с него хапнула 200 тысяч евро. За книгу о замках отдал 9 евриков.

22 марта, вторник. Снова завтракал с Д.А.Граниным. Он рассказал эпизод из воспоминаний Бунина о Толстом, я их не помню. Бунин решил сходить в Хамовники, навестить Толстого. По дороге видит: старый мужик везет на саночках ведро воды. Оказалось, это Толстой. Пока они шли к дому, у Бунина промелькнуло три эшелона мыслей: выпендривается, простоту из себя корчит, второе — нет, это полезные физические упражнения, третье — да ни о чем подобном он и не думает, просто взял ведро и поехал за водой. Так для меня и Гранин. Все мои предубеждения по отношению к нему ушли. Он — единственное, что мне здесь, в Париже, по-настоящему интересно. И это не сопоставление того, что мне рассказывали и что я знал умозрительно, это уже мое отношение. И только мое.

Вчера Д.А. был в церкви Сен-Женевьев, на могиле Бунина и Декарта. Поговорили о том, почему я люблю кладбища. Здесь яснее всего выражено торжество несправедливости. Именно места, физически самым непосредственным образом связанные с конечным, находятся в небрежении: великие могилы или в забросе, или, если они в моде, их тревожит постоянный гул сапог, они предмет торговли.