Сергей Есин - Дневник, 2005 год [январь-сентябрь]

• Название: Дневник, 2005 год [январь-сентябрь]
• Автор: Сергей Есин
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Одни либералы идут в ногу. "Увы, президент этого не понимает или не чувствует. В первых же фразах его послания Федеральному собранию — ключ ко многому из происходящего сегодня: "Прежде всего следует признать, что крушение Советского Союза было крупнейшей геополитической катастрофой века"". Естественно, у автора статьи другая точка зрения: мол, геополитической катастрофой были Советы. Я-то думаю, что и тогда была катастрофа, и теперь катастрофа, но без прошлой катастрофы многое в России никогда бы не произошло. Ни космоса, ни Сахарова, ни Эмиля Гилельса, ни Леонида Когана.

Вечером по телевидению рассказали о новой бюрократической сенсации: в Швейцарии, по требованию американских властей, задержали бывшего министра нашей атомной промышленности, Евгения Адамова. Я помню этого амбициозного человека еще с того времени, когда он проколачивал ввоз мировых радиоактивных отходов на территорию России. Теперь американцы обвиняют его в том, что 9 или 10 миллионов долларов, выделенных ими на совершенствование системы безопасности в нашей атомной промышленности, ушли по адресам зарубежных фирм, которые курировал этот министр. Всё началось с проверки счетов его дочери, проживающей в Берне. Воистину, вера у меня только в американское правосудие, ибо понимаю, что наше все постарается спустить на тормозах, чтобы не позорить отечество, как это имело место в случае с Бородиным. Но мы-то чувствовали всегда, что он за человек. Уже вчера по телевидению говорили о швейцарских ошибках, в частности некий Михась, бывший в свое время также героем телевизионных передач, которому швейцарское правительство выплатило в качестве компенсации полмиллиона долларов, теперь уже не может выехать за границу, ему не дают визы. Также и Кобзон никуда не выезжает, думаю, что и Адамов никуда не сможет теперь поехать. Видимо, и в других государствах на бюрократических небесах действует та же система: по закону-то вы, голубчик, вроде бы не виноваты, как адвокаты доказали, но мы-то знаем, что и почему, и потому визу в нашу страну, где и своих жуликов хватает, все-таки не дадим. И на фоне этих событий заявление Путина о нецелесообразности снижения сроков давности по незаконной приватизации, то есть стремление во что бы то ни стало узаконить её, не вполне корректно по отношению к беднейшей части населения России.

Телевидение много говорит о праздновании 60-летия Победы, просто завалили этими разговорами. В то же время так мало осталось у нас ветеранов, а мы даем им… по тысяче рублей. Академик Николаев рассказывал, что ему выделили от Литфонда тысячу рублей, и я себе представил, как надо проехать за ней через всю Москву, а потом еще высидеть в ветеранской очереди, чтобы эти деньги получить. Свистнул бы мне Литфонд прислать человек 30 студентов, дать бы им каждому в зубы по конверту с деньгами — и вези на дом ветеранам. Мы открываем памятники, строим на этом государственную идею, чествуем ветеранов, а через две недели после празднования всё будет позабыто. Такова наша обычная жизнь.

Вечером отвозил диссертацию Петру Алексеевичу Николаеву, он договорился на кафедре, может быть, даже составит сам отзыв. По своей обычной привычке не дремать я, слушая его, подумал: был бы молодым, обязательно сделал книжку с его рассказами, ведь он, наверное, один из лучших устных рассказчиков, у него память, которой я не обладаю, и бесконечное желание всем поделиться. Я даже выделил три куска, которые считаю необходимым записать.

Первое. О той речи на заседании Академии, которую он подготовил, но не произнес, так как ослабел, лежал недавно в больнице, еле выкарабкался, домашние его (в частности Алла, милая молодая женщина, ухаживающая за ним) его отговорили, и слава Богу. Началось с того, что он вспомнил один из вопросов, адресованных Винокурову на пресс-конференции в Брюсселе. Почему, дескать, поэт не владеет английским языком? (Я, конечно, в этот момент сделал стойку.) И Винокуров под аплодисменты ответил, что это особая и счастливая привилегия поэта — многого не знать. Собственно, на этом не знать Николаев и предполагал построить свою речь. Необязательно знать те разговоры между Сталиным, Рузвельтом и Черчиллем, которые недавно опубликованы, где Сталин сказал, что русским народом довольно легко управлять и господам не надо преувеличивать его личной роли в победе. Не надо знать и иных сложностей нашей истории, в том числе некоторых жестких поворотов ее. Николаев очень хорошо и убедительно говорил об этом. Я не посчитал необходимым все это записывать — не стенограф же я, в конце концов. Вот об этом — не знать, по крайней мере кое-что не доносить до аудитории — Николаев хотел поговорить даже с историками, обратиться к ним с таким предложением. Я понимаю, что это довольно смело. А что по этому поводу сказали бы наши демократы?

Вторая история связана с Солженицыным и Залыгиным. Николаев рассказал, как Залыгин кричал на Горбачева, когда тот отказался дать разрешение на публикацию произведений Солженицына: дескать, мы доведем до сведения мировой общественности вашу точку зрения! Как отметил ироник Лао Шэ, "на свете нет ничего противнее ответственности", и хитроумный Горбачев делегировал решение вопроса секретариату Союза писателей СССР. Риск был ничтожен, поскольку генсек хорошо знал этих рыцарей сиятельной кормушки. Но первым на секретариате встал С.В.Михалков и, привычно заикаясь, сказал: "Я единственный из пээприсутствующих, кто голосовал тогда за исключение Солженицына из Союза пээписателей, а сейчас я за то, чтобы пээпечатать его пээпроизведения".

И третий эпизод. Он тоже каким-то образом связан с войной и немцами, и Николаев рассказывает его, видимо, со слов С.П.Залыгина. Когда началась Первая мировая война, Николай II собрал 40 или 50 тысяч немцев и сделал из них несколько дивизий, которые послал на фронт. Воевали они хорошо. Во время Второй мировой войны Сталин тоже собрал немцев и… вывез их в Сибирь. Залыгин рассказывал, как на Иртыше топили баржи с этими несчастными людьми.

Домой приехал около 11, вероятно буду плохо спать, после разговоров с Петром Алексеевичем у меня всегда бессонная ночь.

Вечером звонила Наталья Дмитриевна Дементьева, вечный ходатай за всех. Я чрезвычайно люблю ее за эту черту. Умерла вдова Даниила Андреева, сына писателя Леонида Андреева и автора книги "Роза мира", не изданной при его жизни, но захватившей внимание многих с 90-х годов прошлого века. Она уже давно ослепла, но тем не менее подписывала письма в инстанции, хлопоча поставить на здании Литинститута мемориальную доску своему мужу, окончившему здесь в 20-х годах первые Высшие гослиткурсы. Боря Тихоненко, подготовивший к изданию Справочник выпускников, считает эти Гослиткурсы, как и предшествующий им Высший литературно-художественный институт, созданный в 1921 году Валерием Брюсовым, предтечами нашего института. Это удлинило бы его родословную более чем на десятилетие, и в 2006-м мы могли бы отметить уже 85 лет от начала воспитания литературных кадров в Доме Герцена.

5 мая, четверг. Последние дни писал письма — Гале Ахматовой, которая пишет мне значительно чаще, чем я ей, а я скорее отписываюсь; Т.В.Дорониной, по поводу передачи радио "Маяк", слышанной мною в машине. У современных средств массовой информации с их интерактивными опросами и обратной связью порой бывают промашки: критики восхваляют одно, а слушателям нравится другое. Так и тут. Слышал восторженный отзыв радиослушательницы по поводу спектакля во МХАТе, игры самой Дорониной — и написал ей об этом. Написал также письмо в Китай, подготовил книжки для отсылки, но наша бюрократическая машина, включая и институтскую, прокручивается так медленно, работа воспринимается не как заканчиваемый в какой-то срок творческий акт, а как некая лента скучных дел, которые длятся бесконечно. Написал также поздравление в Гатчину — у кинотеатра юбилей, который почти совпадает с Днем Победы, разница лет в пять. Написал письмо в Китай, в издательство "Народная литература", шолоховские дни надвигаются, и мы, наверное, их пригласить и всё организовать не успеем.

Потом вместе с Максимом поехали на Новодевичье кладбище на похороны Аллы Александровны Андреевой. У нас со стороны двора висит мемориальная доска, посвященная памяти Даниила Андреева. Я помню, как я, не соглашавшийся на разные мемориальные доски, сразу же сдался, увидев эту замечательной интеллигентности женщину, физически, при полной почти слепоте, беспомощную, с кучей петиций в подрагивающей руке. Если интеллигентность — аристократия бедных, то я такую интеллигентность принимаю. Смерть А.А.Андреевой была трагической — в квартире что-то замкнуло, загорелось, она пыталась подползти к двери, чтобы уйти от пожара… И представить себе невероятно ужас старого слепого человека!

Итак, повод очень грустный, но приехали немножко рано. За 15–20 минут мы с Максимом обошли большую часть нового отсека Новодевичьего. Здесь лежат люди, хорошо мне знакомые, их жизни составляют часть моего духовного существования. В юности здесь все было для меня легендой — Гоголь, Станиславский, Собинов, Аллилуева… Теперь лежат хорошие знакомые: Ладынина, Лучко, другие. Вот она, наша подлинная история. Поразило большое количество не по чину монументальных, огромных памятников — в этом есть даже какая-то нескромность, казалось, даже со стороны самих покойников, их родни и той группы людей, которые эти памятники воздвигали. Огромный бронзовый памятник, например, поставлен Борису Брунову — ничего подобного нет ни у Маяковского, ни у Москвина, ни у Чехова. Мы попали на кладбище в дни, когда только что прошли какие-то юбилейные передачи об Улановой. Как хорошо сделан ей памятник, хотя и крупный, но такой живой! Могила, куда захоронили А.А.Андрееву, в самом конце кладбища, у стены. Здесь кладбищенская тишина, но в этой специфической тишине раздаются чирканье троллейбусных дуг по проводам — это уже из той жизни. Я заглянул в могилу (а это делать опасно) и увидел глубокое, просторное, тянущее к себе пространство.