Кальман Миксат - Том 2. Повести

• Название: Том 2. Повести
• Автор: Кальман Миксат
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1967
• ISBN: не указан

Кальман Миксат (Kálmán Mikszáth, 1847―1910) — один из виднейших венгерских писателей XIX―XX веков. Во второй том собрания сочинений Кальмана Миксата вошли повести, написанные им в 1890—1900-е годы: 

― «Голубка в клетке» (1891);

― «Имение на продажу» (1894);

― «Не дури, Пишта!» (1895);

― «Кавалеры» (1897);

― «Красавицы селищанки» (1901);

― «Проделки Кальмана Круди» (1901);

― «Кто кого обскачет» (1906);

― «Шипширица» (1906).

Время действия повестей Миксата «Имение на продажу», «Не дури, Пишта!», «Кавалеры», «Кто кого обскачет», «Шипширица» и «Проделки Кальмана Круди» ― вторая половина XIX века.

Историческая повесть «Красавицы селищанки» посвящена эпохе венгерского короля Матяша Корвина (XV в.). В основу повести легли изустные легенды, бытующие в комитате Фогараш (Трансильвания), где действительно есть село Селище.

Повесть «Голубка в клетке» представляет собой два варианта одного и того же сюжета в разных временных рамках: первая, романтическая, часть отнесена лет на четыреста назад и написана с легкой иронией в духе новелл Боккаччо; вторая, сатирическая, часть, относящаяся по времени действия ко второй половине XIX века, ― в духе реализма.

Все повести, в том числе сатирические, отличаются характерным для Миксата мягким, добродушным юмором.

---

— А что же мы-то? — с живостью воскликнул Бойкфи (как видно, и он не отличался тактом, ибо не скрыл даже, что и ему пришла на ум эта история с поваром!). — Так и не будем сегодня обедать? У меня в животе уже давно к трапезе прозвонили.

— Что ж, я не против, — согласился Матяш. — Этой беде можно помочь. Круглый стол накрыт и ждет нас.

ГЛАВА VII Рыцари круглого стола

Молодые люди один за другим незаметно выскользнули из зала. Только завистливый Батори, все еще верный своему подозрению, нарочно уронив наземь свое кольцо-печатку, наклонился его поднять, а заодно и отыскать взглядом среди множества ног под столом желтые сапоги Муйко, которые, к чести шута, вполне пристойно занимали положенное им место между маленькими черными туфельками и красными сапожками двух его соседок.

Тут уж и Батори ничего иного не оставалось, как через боковую дверь скрыться в соседней комнате, окрещенной «Залом Марии» за ее так называемые «марианские окна». Они были сделаны из множества прилегающих друг к другу оловянных колец со вставленными в них вместо стекла тонкими полированными агатовыми пластинками, которые заметно смягчали знойные солнечные лучи, прежде чем пропустить их в комнату.

Это был великолепный прохладный зал с большим круглым столом посередине. Именно здесь юный Матяш, отдавая дань легенде короля Артура, собирал по традиции «рыцарей круглого стола», причем Ланселотом был Иштван Драгафи.

Иной мебели, если не считать большого резного буфета, — одного из тех славных произведений искусства, что были созданы рукой флорентийского мастера Бенедека Майома, — в зале не было; да, много значил по тем временам этот «круглый стол». О нем мечтал каждый молодой аристократ. Если о ком-то говорили: «Он сиживал за круглым столом в Варпалоте», — это означало, что его ждет большое будущее и что вообще это не человек, а золото.

Но сейчас они вдевятером сидели вокруг стола и не думали ни о большом будущем, ожидавшем их, ни о великой чести, — и только недовольно ворчали по поводу простывшего супа. В особенности рассержен был король.

Когда старший кухмистер, весь дрожа, спросил: «Прикажете подогреть, ваше величество?» — король гневно прикрикнул на него:

— Пошел ко всем чертям. Забери это да принеси лучше какого-нибудь жаркого! — И, уже обращаясь к товарищам, пояснил: — Терпеть не могу трех вещей: разогретого супа, монахов-расстриг и бородатых женщин.[50]

Вскоре подали отбивные, рыбу, отличное жаркое на вертеле. И остывший суп был тут же забыт. Еда, вообще говоря, — как дорожная повинность: она мостит дорогу, чтобы по ней затем легче катилось вино.

После первого же глотка Матяш поманил к себе одного из камердинеров:

— Возьми из стеклянного буфета золотую фляжку, наполни ее обычным вином и тотчас отнеси трансильванскому вознице, а то он, наверное, умирает от жажды. Кроме того, налей токайского вина в простой глиняный кувшин и передай ему же, но уже из-под полы, и поясни, что это посылает ему человек, которому он дал два золотых. И еще скажи ему, что эти два сосуда олицетворяют истинное положение вещей в Варпалоте. Пусть он попробует оба сорта вина и выберет себе по вкусу с тем, чтобы и посуда за ним осталась.

— Слушаюсь, ваше величество.

— Когда выполнишь поручение, доложи нам о результатах.

Молодые вельможи пировали, сидя за круглым столом, и гадали о тайном смысле королевского поручения. Матяшу нравились такие беседы, и он всегда поощрял их.

— Ну так кто из вас сообразил, в чем дело? Первым отозвался Драгафи:

— Золотая фляжка с простым вином — это шут, наряженный в королевское платье, а глиняный кувшин с токайским означает короля, переодетого в простую одежду.

— Что ж, пока все правильно, — улыбнулся король. — Только теперь скажите мне, каков будет ответ возницы? Кто угадает — получит от меня на память саблю.

Тут уж все принялись отгадывать. Сабля из рук короля — большая почесть! Ради этого стоит пошевелить мозгами.

— Ясное дело, — поспешил с ответом Лацкфи, юноша с лихо закрученными усами. — Кучер — парень не дурак и потому выберет он золотую фляжку.

— Это еще не известно, — возразил Батори. — Если кучер пьяница (а он наверняка пьяница), то, отведав токайского, он не сможет устоять перед искушением. В человеке сердце — барин, ум — хозяин, но только глотка — настоящий властелин.

Каждый отстаивал свою точку зрения, и вскоре все собравшиеся разделились на два лагеря. Только хитрый Пал Гути додумался и до третьей возможности:

— Если кучер — человек умный, то он перельет плохое вино в глиняный кувшин, а хорошее — в золотую фляжку и оставит себе и фляжку, и хорошее вино.

Наградой Гути, придумавшему столь хитроумное решение, был веселый смех его сотрапезников, и даже король вполне серьезно кивнул ему в знак одобрения:

— Если я не ошибаюсь в вознице, то ты, Гути, подобрался ближе всех к истине. Но все-таки еще не совсем нащупал ее. Ты ищешь слева, а она — справа. Если я, разумеется, сам не заблуждаюсь.

И еще долго смеялись они, пытаясь представить себе удивление кучера, душевные терзания, жертвой которых он станет, подобно ослу Буридана, который умер с голоду между двумя охапками сена. Одновременно, украдкой от короля, гости стали перешептываться друг с другом о том, что-де, мол, трансильванский возница — молодец и что поставленная ему задача достойна пера Галеотто (надо будет по возвращении в столицу рассказать итальянцу, пусть он запишет и этот случай для наших потомков). Однако прежде хорошо было бы выяснить «наш особый вопрос». И молодые люди принялись незаметно толкать друг друга под столом, понукать: «Ну, давай скорее, начинай ты!» Каждый из них хотел взвалить поручение на соседа. Только, когда король собирался уже встать из-за стола, Войкфи, подмигнув остальным, — бог, мол, с вами, я готов принести себя в жертву! — начал. Говорил он в шутливом тоне, осторожно, — так ходит кошка вокруг крынки с молоком, чтобы ненароком не опрокинуть:

— Нет бедному венгру счастья ни в чем и нигде, ваше величество.

— Почему же вдруг? — удивился король.

— В Селище плохи дела, — продолжал Войкфи, — потому что там много женщин и мало мужчин. В Варпалоте же теперь наоборот: много мужчин, а женщин — мало.

Король не только не возмутился, но даже с интересом посмотрел на сотрапезников.

— Что верно, то верно. Только этой беде не поможешь. Или, может быть, вы придумали что-нибудь дельное? Ну, выкладывайте, у кого есть хорошая мысль.

— Войкфи пусть говорит. Он у нас дипломат! — закричали все в один голос.

— Из Войкфи не получится дипломата, — возразил король, и лицо Войкфи омрачилось. — Потому что слишком уж умное у него лицо и вид внушительный. — Лицо у Войкфи просветлело. — Такого человека я никогда не стану использовать в качестве своего посла, потому что все станут его остерегаться, боясь, что он легко сможет их провести. Я отдаю предпочтение глупым физиономиям. Глупое лицо — это уже половина успеха. С таким человеком всякий с готовностью пускается в разговоры и, очарованный своим превосходством, даже не замечает, что с него уже давно содрали шкуру. Неприметная внешность при больших внутренних достоинствах — вот бесценное сокровище в дипломатии!

— Ну, что ж, хоть мне и не суждено быть послом вашего величества, — весело заметил Войкфи, — все же относительно красавиц селищанок у меня есть план.

— Что ж, послушаем.

— Нас здесь восемь человек. Ваше величество — девятый. Но король есть король, ему пальма первенства! Значит, одну выбирает себе он. Остается на восьмерых две красотки. Так ведь?

— Не совсем, — возразил король. — Одну у меня уже выкупили за два золотых.

— Ваше величество самый расточительный государь в Европе!

— Которую? — спросил Батори. — Если, конечно, это не государственная тайна…

— Девушку.

Батори так и подскочил.

— Как? Девицу за два золотых? Я, государь, объявляю себя мятежником!

— Тем лучше. Я велю тебя арестовать. Будет одним претендентом меньше.

— Что верно, то верно! Нельзя мне восставать на короля…

— А посему в условиях благословленного, мира ты, дорогой Войкфи, можешь смело излагать свой план. Только наперед предупреждаю: если ноги малы, больших сапог не шей.

— Мой план очень прост. Вечером мы отправимся на лужайку за черепичной беседкой и там, на траве, затеем борьбу. Четверо побежденных могут отправляться с богом, куда им угодно, а победители будут бороться дальше. Так мы и порешим дело честно, благородно, по-рыцарски, пока не останемся с кем-то вдвоем.

— Останемся? — передразнил его широкоплечий Канижаи, подчеркнув эгоистичную обмолвку Войкфи. — Хорош гусь!

Матяш только головой покачал:

— Нет, друг мой, из этого ничего не выйдет. Твое благородство на одном колесе, да и то со скрипом катится, а ведь тачка и та о двух колесах бывает. Какой же ты рыцарь, если не подумал даже о желаниях самих женщин? Они тоже некоторое отношение к твоему плану имеют! Для торга нужен и покупатель и продавец. Только для разбоя достаточно одного грабителя. Женщины пребывают под моей кровлей. Дурачиться нам можно, но дурачками быть — не стоит. Веселиться — дозволяется, охальничать — нельзя. Потанцуем с ними немного, и — точка. Так я говорю, Ланселот? Ну что ты так иронически усмехаешься, старина? Я и сам — не архиепископ калочский *. Я не говорю, что даже небольшая шалость — великий грех. Женщина не горшок глиняный, пальцем дотронешься — не расколется. Так что я ничего против не имею, если в пылу танца кто-нибудь из вас обнимет или поцелует какую красавицу. Насколько мне известно, королем Муйко поцелуи дозволены. Но пощечины, которые вы за это рискуете получить, соскрести с физиономии несчастного он уже не в силах. Селищанки приехали просить мужей, и они получат их. Но настоящих мужей, законных. Я уже приказал Муйко так и поступать. Так что, если вам, господин Батори, угодно…