Вадим Арбенин - Предсмертные слова

• Название: Предсмертные слова
• Автор: Вадим Арбенин
• Издательство: Аграф
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-7784-0427-4

Книга эта — удивительно бережно и тщательно собранная коллекция предсмертных высказываний людей разных стран и эпох. Среди них властительные правители — римские императоры, европейские короли и русские цари; знаменитые священники — римские папы и реформаторы. Конечно, много здесь представителей литературы и искусства — от Овидия до Набокова, от Микеланджело до Пикассо. Не обойдены и философы — от Платона до Ницше. Попали в книгу и знаменитые красавицы, не всегда с самой безупречной репутацией, и преступники, и просто безымянные люди, сказавшие перед смертью что-то особенное.

Чтение этой книги — удивительное путешествие по людским душам во времени и пространстве.

---

Тот, кто победил генерала Роберта Ли в Гражданской войне, генерал УЛИСС СИМПСОН ГРАНТ, неожиданно приподнялся в кресле, блуждающим взглядом осмотрел комнату в своём доме на вершине горы МакГрегор, под Саратогой, и прошептал: «Пушки сделали своё дело» и схватился за горло — у него был рак языка. Потом вновь обратился к перепуганной семье со словами «Пушки сделали своё дело», после чего опять опустился в кресло. Потом взял лист бумаги и корявым почерком нацарапал: «Я хочу лечь в постель». Собравшиеся подле него врачи многозначительно переглянулись — это были слова, исполненные для них большого значения: до этого генерал, он же в прошлом и дважды президент США, всегда спал в кресле. «Ну что, удобно вам лежать в кровати?» — спросил его один из врачей. «Да, — прошептал Грант. — Очень удобно». К нему подошёл сын, полковник Улисс Грант младший, и спросил: «Отец, ты чего-нибудь хочешь?» — «Воды», — прошептал тот, и к его губам поднесли влажную губку. Но горло Гранта вновь перехватило болезненным спазмом, и он жестом попросил бумагу и карандаш. «Конечно, моя жизнь дорога моей семье; была бы дорога она и мне, если бы я мог полностью поправиться… Никогда не было никого, кто бы так хотел умереть, как я», — написал Грант свои последние слова. И это были слова «человека, умевшего и могущего драться, драться, драться» и лозунгом которого было «Вперёд!»

Но то были всё генералы — им такие слова на смертном одре простительны. А вот мирный-то писатель НИКОЛАЙ ГАВРИЛОВИЧ ЧЕРНЫШЕВСКИЙ чего? «Если послать в Шлезвиг-Гольштейн тысяч тридцать шведского войска, оно легко разобьёт все силы датчан и овладеет Ютландией и всеми островами, кроме разве Копенгагена, который будет защищаться упорно…» Доктор Кротков с удивлением слушал, как отставной титулярный советник в бреду по памяти читал отрывки из только что переведённой им «Всеобщей истории» Вебера. Накануне никогда серьёзно не болевший Чернышевский сильно простудился, поехав со своими статьями на железную дорогу и попав там под сильный осенний ливень в одном люстриновом пиджачке. «Покажите мне язык», — попросил его доктор, подозревая в больном приступ болотной лихорадки, которая была в Саратове нередка. «Язык мой… толст… его высунуть нельзя… если… его… высунуть… то… его… отрежут…» — ответил Чернышевский. Он лежал в одной из комнат съёмного дома на Соборной улице родного Саратова, куда незадолго до этого его вернули из астраханской ссылки — туда его, безвредного автора, упекли за роман «Что делать?», в общем-то, полезную для юношества книгу. И продолжал в бреду: «Да-с, да-с, так где же это, да-c… когда мы приехали в Белград по смерти князя Никиты… этого … человека… дни… сочтены… осталось ему… жить… не более полторы… недели… бессилие врача — оскорбительно…» Он стал заговариваться, и его последними словами были: «Странное дело — в этой книге ни разу не упоминается о Боге…» О какой книге говорил Чернышевский, неизвестно.

«Ах, с какой прекрасной свитой предстоит мне войти в Вечность!..» — воскликнул со смертного одра в Турнельском дворце ГЕНРИХ ВТОРОЙ ФРАНЦУЗСКИЙ. Он имел в виду тех своих кавалеров, которых сам же и отправил на плаху. Короля поразил «в честном придворном поединке, не на жизнь, а на смерть, при свете дня, на глазах у всего Парижа», капитан шотландской гвардии сеньор Габриэль Монтгомери. Обломок его копья угодил в левый глаз Генриха и вышел через висок, «потому что опустилось забрало». Король оставался верхом на своём восхитительном турецком скакуне по кличке Беда, пока его, падающего, не подхватили оруженосцы. «Я умираю в отчаянии, это правда, но умираю отомщённым, — шептал смертельно раненный Генрих. — Моего убийцу приговорили к смерти, и я надеюсь дожить до минуты, когда мне сообщат, что ему отрубили голову». Король упал на подушки, нос его заострился, лицо застыло навсегда. Говорили, якобы жена «угрюмого красавца», Екатерина Медичи, замеченная в адюльтере с Монтгомери, подговорила своего возлюбленного подменить копьё для куртуазного поединка на боевое копьё со стальным наконечником. Говорили, якобы в доспехах Монтгомери и на его коне выступал внебрачный сын Генриха Руаяль де Боревар, отомстивший отцу за свои унижения. Говорили, что якобы смерть королю предсказал его целитель, великий Нострадамус, над невестой которого тот надругался. Говорили, что и дворцовый астролог Лука Горико предупреждал: «…королю нужно избегать одиночных боёв… примерно на сорок первом году жизни». Всякое говорили… «Сын мой, ты теряешь своего отца, но не его благословение. Я молю бога, чтобы тебе посчастливилось больше, чем мне», — было прощальное слово Генриха сыну Франсуа. Хроникёр написал: «10 июля 1559 года Божья воля свершилась. Через час после полудня король почил». Вопреки легенде, «флорентийская торговка» Екатерина Медичи, низкорослая толстушка с нескладными руками и ногами, утратив мужа, испытала бесконечную скорбь и так и не утешилась в своём вдовстве. Она надела чёрный траур, а не белый, как было принято тогда при дворе, и снимала его лишь дважды за последующие тридцать лет, оба раза появившись на свадьбах своих сыновей в «мирском шелку».

Как только герцогине ДИАНЕ де ПУАТЬЕ, «амазонке с именем богини», блистательной и «законной» фаворитке Генриха Второго, со злорадством сообщили, что король умер, она, странно улыбнувшись, присела в низком реверансе перед королевой-вдовой Екатериной Медичи и вышла, бросив на ходу: «Что ж, значит, и я умерла тоже!» Перед смертью Диану, дважды вдову (в пятнадцать лет её выдали замуж за пятидесятипятилетнего сенешаля Людовика де Брезе), навестил знаменитый писатель-мемуарист Пьер Брантом и воскликнул: «Вы прекрасны! Откройте же секрет вашей молодости!» Действительно, в свои 66 лет Диана, которую при дворе звали «Нимфа Фонтенбло», сохранила по-девичьи гибкое и стройное тело, а лицу её завидовали все юные фрейлины королевского двора. «Когда-то о том же спрашивала меня и королева, — ответила кавалеру Диана. — Я честно сказала Её Величеству, что каждый день надо рано вставать, заниматься чем-нибудь приятным и соблюдать умеренность в еде. Ещё сказала, что нужно избегать косметики, однако Екатерина мне не поверила. Но, дорогой Брантом, я не открыла ей самого главного — нужно засыпать радостно, не держа в голове тяжёлых мыслей». И заснула Диана в эту ночь, на 25 апреля 1566 года, как всегда, с радостью и без тяжёлых мыслей. И ночь эта стала последней в её жизни. Перед самой кончиной она приказала своему управляющему в замке Анэ: «Молитесь за Диану де Пуатье! За мой счёт оденьте в траурные одежды сто самых бедных инвалидов из военного госпиталя и приюта, и пусть они со свечами и цветами в руках стоят на всём пути моего погребального кортежа». Через 250 без малого лет группа патриотов вскрыла склеп бывшей фаворитки короля, выбросила её прах в яму, а чернь разделила между собой хорошо сохранившиеся локоны и косы «самой красивой из красавиц», которыми некогда восхищался Генрих Второй.

«Когда я умру и тело моё вскроют, то увидят на сердце моём цветы каллы», — сказала ошеломлённым царедворцам, собравшимся возле её смертного одра, английская королева МАРИЯ ТЮДОР, она же МАРИЯ КАТОЛИЧКА, она же МАРИЯ УРОДЛИВАЯ, она же МАРИЯ КРОВАВАЯ. Находясь на пороге смерти, ревностная католичка отдавала сестре Елизавете последние наставления: «Сохрани католическую веру, позаботься о моих верных слугах и оплати мои долги». Помолчала и добавила с тяжёлым вздохом: «Верни кольцо Филиппу как знак моей неумирающей к нему любви». Она ещё не знала, что Филипп, король Испании, сделал предложение Елизавете, и, судя по бесконечным вздохам, умирала скорее от скорби и горестных мыслей, чем от какой-то там болезни. Напоследок Мария заказала мессу прямо у себя в спальне, с величайшим вниманием слушала священника и где-то повторяла за ним: «Miserere nobis, Miserere nobis, Dona nobis pacem. Даруй мне, о, милостивый Отец, благодать, чтобы, когда смерть закроет мои глаза, глаза моей души могли по-прежнему видеть Тебя, чтобы, когда смерть отнимет у меня речь, моё сердце могло по-прежнему радоваться и говорить Тебе: „In manus tuas Domine, commendo spiritum meam“» — «Господь, в твои руки я отдаю душу свою». Ничего подобного! — говорили другие очевидцы: Мария ушла из жизни столь тихо и спокойно, что все присутствующие, кроме доктора Цезаря, думали, что «королева погрузилась в сладкий сон». И лишь он один заметил, что «она отошла в мир иной» и первым засвидетельствовал переход от «короткого, слабого и презренного» периода царствования Марии к долгому и славному периоду царствования Елизаветы. Оплакивали её только преданные шут и шутиха. В памяти многих имя Марии Тюдор сохранилось по ассоциации с повсеместно известным и популярным ныне коктейлем «Кровавая Мэри». Рецепт коктейля крайне прост и незатейлив: водка с томатным соком, соль, перец и лимон добавляются по вкусу. Историки считают, что кличка «Кровавая Мэри» прицепилась к Марии Тюдор по недомыслию: хотя её правление и было омрачено бесконечными пытками и казнями протестантов, но сама королева отличалась нравом добрым, спокойным и незлобивым, была искренне набожна, великодушна, щедра и не мстительна.