Честер Старр - Флот Римской империи. Роль военно-морских сил в поддержании обороноспособности и сохранении античного государства со времен Октавиана Августа и до Константина Великого

• Название: Флот Римской империи. Роль военно-морских сил в поддержании обороноспособности и сохранении античного государства со времен Октавиана Августа и до Константина Великого
• Автор: Честер Старр
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-9524-5165-0

Профессор Честер Старр в своей книге во всей доступной полноте и объеме рассматривает флот Римской империи, используя литературные и эпиграфические источники. Автор затрагивает период с момента возникновения флота Октавиана Августа и его решающего влияния на флот империи в целом до победы Константина Великого над Лицинием, включая исследования Средиземноморского и Северного флотов и их значения в истории Римской империи. Старр реалистично рассказывает о жизни и служебных обязанностях личного состава флота, который, не имея возможности похвастаться драматической историей, насыщенной впечатляющими подвигами, тем не менее выполнял важную, пусть и подсобную, задачу в обеспечении «Пакс Романа» и единства империи, борьбы с пиратами, доставки войск и официальных лиц, патрулировании пограничных территорий, спорадическом выполнении военных функций на суше.

---

Молюсь о твоем добром здравии.

Центурия Athenonike».

В ответ на настойчивые обращения других рекрутов из того же города Апион начертал на левой стороне папируса: «Серен, сын Агата Демона и… и Турбо, сын Галлония и… приветствую вас».[266]

Другое письмо, датируемое также II веком, послано в Киренаику: «Аполинарий шлет своей матери Тесии большой привет.

Прежде всего, поздравляю тебя и желаю доброго здоровья, молюсь за тебя всем богам. Найдя человека из Кирены, который едет к тебе, я счел необходимым передать тебе сообщение о том, что со мной все в порядке, и получить сведения о твоем состоянии и состоянии моих братьев. Пишу тебе из Порта, ибо еще не ездил в Рим и не получал назначения. Когда получу назначение и предписание к месту службы, сразу дам тебе знать.

Не мешкай с тем, чтобы написать мне о твоем и братьев здоровье. Если не найдешь человека для передачи мне письма, напиши Сократу, и он сделает это. Приветствую своих дорогих братьев, Аполинария с детьми, Калала с детьми и всех, кто вас любит.

Привет вам передает Асклепиад.

До свидания, и будьте здоровы.

Я прибыл в Порт Пахон 25 [20 мая]».

И приписал в качестве постскриптума: «Знаю, что меня назначили в Мизенум. Узнал об этом позднее». В другом письме из Рима Аполинарий повторяет новости о себе и добавляет: «Пока не знаю своей центурии, потому что не ездил в Мизенум». Он просит мать не волноваться, поскольку находится в «хорошем месте» (καλòν τóπον), умножает приветствия и дает почтовый ориентир: «Доставлять в Киренаику Tесии, от ее сына Аполинария из Мизенума».[267]

Каждый, кто читает эти письма, ощущает их особенный шарм. В свете настоящего времени они должны выполнить прозаическую задачу изображения прибытия нового рекрута в Италию и его последующего назначения на корабль. Для Апиона это трирема Athenonike. Апион и его друзья, видимо, знали о своем месте назначения до отправления из Египта и, очевидно, поехали прямо в Путеолы. Аполинарий по какой-то причине поехал через Рим и получил назначение со стороны безвестного отдела центральной администрации. К печали в связи с расставанием с домом у этих молодых рекрутов примешивается наивная гордость новой жизнью. У Апиона теперь морская форма, он спешит заказать свой миниатюрный портрет для семьи. Он сделал также первый шаг к романизации принятием латинского имени, несомненно, по приказу свыше. С этих пор он зовется Антонием Максимом в каждом юридическом и официальном документе, относящемся к бывшему Апиону. Как мы увидим далее, его прежнее имя не появится даже в письмах семье в Египет.

Поступив на службу во флот, Апион и Аполинарий приняли присягу на верность императору и его офицерам. Они продемонстрировали готовность служить 26 лет, если не последует досрочное увольнение. Имперские флоты, как и армия, опирались на долгосрочную службу профессионального солдата. Другого решения практически быть не могло, учитывая условия существования империи. Вероятно, Август учредил двадцатишестилетний срок службы для моряка в то время, когда установил срок службы в легионах продолжительностью в 20 лет, а в auxiliary – 25. В какое-то время между 166 и 214/215 годами срок службы удлинили на два года. Возможно, это сделал Марк Аврелий в последние годы или Септимий Север, чтобы преодолеть трудности с набором.[268]

Разрыв контракта на службу до его полного завершения мог иметь место в результате смерти, missio ignominiosa (позорной отставки) за крайне неудовлетворительную службу, missio causaria (отставка по инвалидности) в результате выхода из строя или двумя более почетными способами. Если моряк проявлял хладнокровие в чрезвычайных ситуациях, его могли наградить почетной отставкой и привилегиями, которые были с нею связаны, до окончания срока службы. Такое вознаграждение практиковал Веспасиан в отношении некоторых моряков после гражданских войн, а также Траян по отношению к экипажу корабля, который, видимо, спас во время шторма самого императора. Или, опять же, острая нужда империи в солдатах могла потребовать повышения моряков в званиях единым блоком до римских легионеров – мера, которая влекла за собой немедленное предоставление римского гражданства удачливому моряку. В гражданских войнах 68–69 годов из моряков итальянского флота сформировали два легиона, а Иудейская война заставила Адриана перевести некоторое число египтян из Мизенумского флота в X легион Fretensis (морской пролив) в Сирии. По этому случаю вошло в обращение выражение «ex indulgentia divi Hadriani» («щедрость покойного императора Адриана»), что достаточно убедительно доказывает редкость подобных переводов.[269]

Хотя Апион, возможно, надеялся на «быстрое повышение», по крайней мере на начальные ступени военной или морской иерархии на борту триремы, продвижение даже на должность триерарха было невозможным. Он, скорее всего, провел десятилетие или больший период времени в подчиненном положении рядового. Отдельное повышение в жалованье было возможно, ибо имеются указания на sesquipliciarii, военнослужащих, получавших полуторную плату от основного жалованья. Имеются многочисленные упоминания dupliciarii, о военнослужащих, получавших «двойную» плату. К сожалению, нет надежных данных о самом основном жалованье. Возможно, моряки получали ту же плату, что и auxiliaries, то есть сотню денариев в год в период правления Домициана до Коммода.[270] Премия рекрута в три aurei[271] или семьдесят пять денариев,[272] которую получил Апион, могла, однако, представлять собой первоначальный бонус в виде годового жалованья.

Жизнь моряка в каждодневных заботах освещается недостаточно. В благоприятный сезон итальянские флоты, вероятно, находились чаще всего в море, совершенствуя искусство гребли, занимаясь транспортировкой знатных лиц к местам службы в провинциях или помогая в снабжении и перевозке воинских частей, преследуя время от времени сохранившихся пиратов, как свидетельствуют документы.[273]

В Риме и повсюду вдоль побережья дислоцировались отряды для охраны и курьерской службы. В беспокойные времена Филиппа другие моряки охраняли от разбойников Фламиниеву дорогу.[274] Возможно, моряки итальянского флота отряжались на строительство акведуков, каналов и прочие работы, но свидетельства этого отсутствуют.

Такие задачи, наряду с рутинным обслуживанием арсенала и верфей, должно быть, оставляли морякам много свободного времени, каким бы, возможно, ни показывалось порой мрачное предсказание астролога «torquebuntur et habebunt vitam semper in navibus» («вечно мучиться и жить на кораблях») усталым гребцам.[275] Зимой, когда военные корабли были в основном на приколе, моряки, возможно, подрабатывали разными способами на стороне. Как бы то ни было, немалое число моряков имело достаточно средств, чтобы купить раба или очень редко – двух.[276] Временами они промышляли торговлей военнопленными. Семилетний раб из Месопотамии, которого К. Юлий Приск, моряк с триремы Tigris, продал C. Фабуллу Масеру, optio, с того же корабля в Селевкии в 166 году, вероятно, был пленником, захваченным во время Парфянской войны. Гораздо чаще, однако, такие сделки совершались по коммерческим каналам. Так было в случае с Т. Меммием Монтаном с Равеннского флота, который приобрел взрослую африканскую рабыню за шестьсот двадцать пять денариев у милетского работорговца. Рабыня чаще всего служила наложницей, а иногда освобождалась, чтобы стать женой моряка. Рабы мужского пола представляли собой инвестиционный капитал моряка, от которого тот ожидал прибыли либо в виде большей платы после взросления раба, либо немедленной выгоды, если раб владел ремеслом.[277]

Обилие завещаний моряков выражает главным образом страстное желание позаботиться о своих останках и остаться в памяти потомства, которое сохранило для нас большинство эпиграфических свидетельств. Часто могильная плита сообщает, что покойный заказывал поставить себе памятник по завещанию, «testamento fieri iussit» («приказал включить в завещание»), и иногда моряк не только давал распоряжение похоронить себя как следует, но также определял размер денежной суммы на похороны.[278] Помимо этого, однако, завещание моряка, случалось, имело дело с другими вопросами, которые свидетельствовали о владении им хотя бы скромными средствами. С. Лонгиний Кастор, ветеран Мизенского флота из Карана в Египте, освободивший трех рабов, оставил по завещанию родственнику четыре тысячи сестерциев и распорядился передать ему пять с четвертью арур пахотной земли в дополнение к дому и саду. Несколько лет назад он был наследником другого моряка, который оставил наследство в две тысячи драхм. Временами наследник-попечитель выполнял последнюю волю завещателя и опекал оставшееся имущество для передачи детям.[279]

Юридические источники показывают, что солдат, по крайней мере с конца I столетия н. э., имел широкие привилегии в области завещательного права. Он не нуждался в изъявлении своей воли в письменном виде, требовалось одно лишь устное заявление о намерении, и любой человек, за малыми исключениями, мог быть признан наследником.[280] Обычно наследником был приятель-моряк того же корабля или другого. Даже тогда, когда моряк оставлял имущество жене или детям, он нередко выступал сонаследником с ними, иногда был единственным наследником.[281] Повторение таких понятий, как substitutus heres (заменяющий наследник) и secundus heres (второй наследник), заслуживает внимания как напоминание об опасной жизни моряка. Поскольку первый наследник мог умереть раньше своего бенефициара, объявлялся возможный наследник.[282] Если бы наследник отсутствовал во время смерти друга, триерарх или другой корабельный начальник мог выступить вместо него на похоронах. Один памятник носит надпись «curante Sulpicio Prisco optione III Jove», наследники находились на триреме Mercurius и квадриреме Minerva.[283]