Жюль Верн - Дети капитана Гранта

• Название: Дети капитана Гранта
• Автор: Жюль Верн
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1955

Шотландский лорд Гленарван находит в океане бутылку, брошенную потерпевшим кораблекрушение капитаном Грантом. Он снаряжает экспедицию на поиски несчастного моряка. Герои странствуют вокруг света по трём океанам, с ними происходят всевозможные приключения.

---

Лассо — это верёвка футов в тридцать длиною, сплетённая из двух крепких ремней и заканчивающаяся петлёй, скользящей сквозь железное кольцо. Эту петлю забрасывают правой рукой, тогда как левая держит самое лассо, конец которого крепко привязан к седлу.

Длинный карабин, повешенный через плечо, дополнял вооружение патагонца.

Талькав, не замечая восхищения, вызванного его грацией, непринуждённой и гордой осанкой, стал во главе отряда, и путешественники тронулись в путь. Они ехали то вскачь, то шагом, — очевидно, рысь была несвойственна аргентинским лошадям.

Роберт отлично держался в седле и доказал Гленарвану своё умение ездить верхом.

У самого подножья Кордильеров начинаются пампасы. Их можно разделить на три части. Первая — ближайшая к хребту — тянется миль на двести пятьдесят. Эта часть покрыта невысокими деревьями и кустарником. Вторая — шириной в четыреста пятьдесят миль — заросла изумительно густой травой. Она кончается в ста восьмидесяти милях от Буэнос-Айреса. Отсюда до самого океана путешественник ступает по бескрайней поросли люцерны и чертополоха. Это третья часть пампасов.

Выйдя из ущелий Кордильеров, отряд Гленарвана наткнулся прежде всего на большое количество песчаных дюн, называемых в Патагонии «меданос». Дюны, если корни растений не укрепляют их, представляют собой настоящие песчаные волны, перекатывающиеся с места на место при каждом порыве ветра. Песок их необычайно тонок, и ветер легко поднимает его в воздух целыми тучами, образуя иногда даже настоящие смерчи, взлетающие на большую высоту.

Зрелище это одновременно и радовало глаз и было неприятным. Было интересно наблюдать, как смерчи мчатся по равнине, налетая один на другой, рассыпаясь в прах и тотчас же снова поднимаясь; неприятность заключалась в том, что от бесчисленных меданос в воздухе висела мельчайшая песчаная пыль, набивавшаяся в глаза и в рот, как бы плотно их ни прикрывали.

Всё время, пока дул северный ветер, то есть большую часть дня, путешественники наблюдали этот феномен. Тем не менее отряд продолжал свой путь не останавливаясь, и к шести часам вечера Кордильеры, отделённые расстоянием в сорок миль, казались уже чёрной полоской на горизонте, еле видимой сквозь дымку тумана.

Путешественники были утомлены этим длинным переходом. Они с радостью встретили час отдыха. Привал был сделан на берегу реки Неуквем, порожистой, с мутной водой, стремительно несущейся между высокими красными берегами. Неуквем, называемая некоторыми географами Рамид и Комоэ, вытекает из озёр, известных только индейцам, и не исследована ещё географами.

Этой ночью и в продолжение следующего дня не случилось ничего, достойного упоминания. Отряд быстро продвигался вперёд. Путешествие было приятным и лёгким благодаря хорошей дороге и нежаркой погоде. Вечером юго-западный горизонт затянула гряда облаков. Это был верный предвестник перемены погоды. Патагонец указал географу пальцем на западную часть неба и что-то сказал по-испански.

— Хорошо, я понял! — ответил ему Паганель и, обращаясь к своим спутникам, оказал: — Погода меняется к худшему. Нам предстоит познакомиться с памперо.

И он объяснил, что памперо — частое явление в аргентинских равнинах. Это чрезвычайно сухой и сильный юго-западный ветер.

Талькав был прав. Ночью с большой силой подул памперо, причиняя немалые страдания людям, которые располагали для защиты от него только своими пончо. Лошади легли на землю, и путешественники растянулись рядом с ними, сбившись в тесную кучу.

Гланарван высказал опасение, что ураган задержит их, но Паганель, посмотрев на барометр, успокоил его.

— Обычно, — сказал он, — памперо поднимает бурю, длящуюся дня три. В таких случаях ртуть в барометре падает очень низко. Но когда барометр поднимается, как сейчас, ураган быстро проходит. Успокойтесь, друг мой, мы отделаемся только несколькими яростными шквалами, если можно так выразиться о сухопутном ветре, и к восходу солнца небо будет прозрачным и безоблачным.

— Вы вещаете, как книга, Паганель, — заметил Гленарван.

— Я и есть книга, и вы можете, когда вам будет угодно, перелистывать меня.

«Книга» не ошиблась. Около часа пополуночи ветер утих так же внезапно, как и налетел, и путешественники могли спокойно уснуть. На следующее утро все встали отдохнувшими и свежими, особенно Паганель, хрустевший суставами и потягивавшийся, как резвый щенок.

Этот день был двадцать четвёртым днём октября и десятым с момента отъезда из Талькагуано. Примерно сто пятьдесят километров отделяли ещё путешественников от того места, где Рио-Колорадо пересекается тридцать седьмой параллелью. Иначе говоря, они находились в трёх днях пути от этого места.

Во время путешествия Гленарван нетерпеливо ожидал встречи с туземцами. Он хотел расспросить их о капитане Гранте. Переводчиком мог служить патагонец, с которым, кстати сказать, Паганель уже давно свободно объяснялся. Но отряд двигался теперь по местности, редко посещаемой индейцами, так как проезжие дороги, ведущие из Аргентинской республики к Кордильерам, лежат значительно севернее. Поэтому путешественники не встретили до сих пор ни кочевых племён, ни оседлых, управляемых кациками. Когда они замечали на горизонте одинокого всадника, тот быстро исчезал из виду, очевидно нисколько не стремясь встретиться с незнакомцами. Отряд должен был казаться подозрительным каждому, кто решил в одиночестве забраться в эту глушь: бандита должен был вспугнуть вид восьми хорошо вооружённых людей; честный путешественник вправе был заподозрить в них бандитов. Вследствие этого Гленарван ни разу не имел случая расспросить ни мирных туземцев, ни разбойников. Он начал уже мечтать хотя бы о встрече с бандой рестеадоров[38], даже в том случае, если бы разговор с ними пришлось начать с обмена пулями. Но скоро одно происшествие, неожиданно подтвердившее правильность истолкования документов, утешило Гленарвана. Он больше уже не жалел о невозможности навести справки о капитане Гранте у встречных путников.

Несколько раз уже отряд пересекал тропы, проложенные в пампасах, в том числе дорогу из Кармена в Мендосу, усеянную костями домашних животных, павших во время перегона.

До сих пор Талькав не сделал ни одного замечания по поводу этого строжайшим образом соблюдаемого маршрута, хотя он, несомненно, понял уже, что отряд не ищет ни больших дорог в пампасах, ни сёл, ни городов Аргентины. Каждое утро отряд трогался по направлению к восходящему солнцу, ехал целый день, ни на шаг не уклоняясь в сторону, и вечером останавливался на ночлег, имея прямо за своей спиной заходящее солнце. В качестве проводника Талькав должен был удивляться, что не он вёл отряд, а отряд вёл его. Но если он и удивлялся, то ничем не выдавал этого, со сдержанностью, свойственной индейцам. Когда отряд проходил мимо просёлочных дорог, он не делал никаких замечаний. Но в этот день, видя, что его спутники собираются пересечь также и большую дорогу, он остановил своего коня и повернулся к Паганелю.

— Дорога к Кармен, — сказал он.

— Верно, мой храбрый патагонец, — ответил географ, — это дорога из Мендосы в Кармен.

— Мы не поедем по ней? — спросил Талькав.

— Нет, — подтвердил Паганель.

— Куда же мы едем?

— Прямо на восток.

— Это значит никуда не ехать.

— Как знать!

Талькав замолчал и с нескрываемым изумлением посмотрел на учёного. Ему ни на минуту не пришло в голову, что Паганель шутит. Всегда серьёзные, индейцы не понимают шуток.

— Значит, вы едете не в Кармен? — переспросил он.

— Нет, не в Кармен, — ответил Паганель.

— И не в Мендосу?

— И не в Мендосу.

В этот момент к ним подъехал Гленарван. Он спросил географа, что говорит Талькав и почему он остановился.

— Он спрашивал меня, куда мы едем: в Кармен или в Мендосу, — ответил Паганель, — и очень удивился, получив отрицательный ответ на оба свои вопроса.

— В самом деле, наш маршрут ему должен казаться странным, — сказал Гленарван.

— Он говорит, что мы «никуда не едем».

— Окажите, Паганель, в состоянии ли вы объяснить ему цель нашей экспедиции и почему мы едем всё время на восток?

— Это будет чрезвычайно трудно, — сказал Паганель, — потому что индейцы ничего не понимают в градусах широты и долготы, а история с документом покажется Талькаву совершенно фантастической.

— Интересно знать, — спросил майор, — чего не поймёт Талькав: рассказа или рассказчика?

— Ах, Мак-Набс, — возразил Паганель, — вы до сих пор не верите в мой испанский язык!

— Что же, попробуйте, дорогой друг!

— Попробую.

Паганель снова подъехал к патагонцу и заговорил с ним, часто останавливаясь из-за нехватки слов, из-за трудности объяснить отвлечённые понятия дикарю, привыкшему только к конкретным представлениям и образам.