Сергей Минутин - Скульптор и Скульптура

• Название: Скульптор и Скульптура
• Автор: Сергей Минутин
• Издательство: «ДИАЛОГ КУЛЬТУР»
• Жанр: Короткие истории
• Год: 2011
• ISBN: 5 – 9023 – 9002 – 8

---

— Это лучший из возможных ответов для женщины, — подумал Сергей.

Выпускники разъехались, воспоминания остались. Это было недавно. Это было давно.

Глава тридцать третья Воин и военный, мужики и бабы

Несколько похожих фраз застряли в мозгу у Сергея и не давали ему покоя на службе. Они стали навязчивыми интеллектуальными проблемами, требующими решения. Он ходил и решал кроссворды: «Женщина — непрочитанная книга; Маугли; как скажешь, дорогой».

Чем ближе была разгадка, тем больше его начинал мучить другой вопрос: «Зачем я здесь? Что я делаю в армии, в этой части? Кого защищаю? Кого спасаю и от кого? Чей изюм ем?».

Вроде бы всё его устраивало, но не было развития, не было притока нового знания. Сергей чувствовал себя воином, но воином абсолютно самостоятельным, способным принимать решения и брать на себя ответственность, и не только брать, но и отвечать. Но вся армейская система, окружавшая его, исключала принятие самостоятельных решений, как и их выполнение. Решение и выполнение оставались данью традиции и подразумевались по умолчанию.

В качестве расхожих примеров для подражания оставались Суворов, Кутузов и Жуков. Все остальные после них с дрожью в коленях выслушивали безответственные приказы, рождённые непонятно где и непонятно кем, в штабах, и с красными от гнева «лицами» отдавали их «вниз», посылая солдат на смерть в военное время, или делая из службы одно не проходящее мучение — в мирное. Оценка действий военных тоже своеобразная: выполнил чужое решение, хороший военный, не выполнил — плохой. Но выполнять чужие решения — это больше по женской части. Тогда почему в армии больше мужиков, и хоть почти всех их сравнивают с «дубами», так прямо и говоря: «Чем больше в армии дубов, тем крепче наша оборона», но проблемы такое наблюдение не снимает.

Из собственных наблюдений он знал, что в армии легко воевать с теми командирами и солдатами, которых считают куражными. Которые любят жизнь и все её проявления. Из истории войн он мог вспомнить немногих военных, которые укладывались в его представление о военной службе. Это был Лермонтов, Денис Давыдов, Маринеску. Они практически не знали над собой командиров, но несомненно были воинами.

Воин одинок, хоть часто и находится в окружении друзей и женщин. Воин выполняет свои решения и старается не приказывать, а решать. На собственном опыте Сергей видел, что в частях, где командиры жизнелюбы, «гулёны, пьяницы и бабники», ничего плохого не происходит, и наоборот, там где «великий полководец» ещё в младших офицерах нажил себя язву, геморрой, астму и цирроз печени, так бесконечные, «героически решаемые» проблемы.

Сергей, уже был достаточно опытным, чтобы знать, как работает механизм, приводящий в движение всю армейскую службу. Работал он достаточно просто. Чтобы иметь доступ к принятию решений, необходимо были дорасти до Генерального штаба. Чтобы оказаться там, необходимо было либо отсидеться «за штатом» в какой–либо части и академии, либо хорошо выполнять чужие решения, не принимая своих.

В итоге, чем меньше было опыта и чем глупее была голова, тем больше было возможностей для карьерного роста. Но это опять прерогатива женщин. Именно они не столь умны, сколь хитры, и в этом их земное счастье. Военную карьеру можно сделать довольно легко и просто. Нужно просто отдавать часть жалования кадровику, который будет сообщать о новых вакансиях и награждать медалями и орденами. Но зачем? Ради карьеры?

Армия и войско. Воин и военный. Может быть, где–то здесь стык понимания того, что между мужчиной и женщиной нет разницы.

Как только Сергею пришла в голову эта мысль, он приобрёл на своём лице совершенно лучезарную улыбку. Так выходило, что армия — это один большой гарем. Где есть муж, он же министр обороны, евнухи, они же его замы, и непосредственно сам гарем, которому всё глубоко «по–хрену», так как зад, он же тыл, вечно оголён. Если муж и евнухи с гаремом справиться в состоянии, это когда одна жена любит, вторая еду готовит, третья одежду шьёт и так далее по родам войск, то всё замечательно, по крайней мере, спокойно в мирное время. Но если муж и евнухи с гаремом справиться не в состоянии, то наступают «кранты».

Сергей понимал, что ему, с одной стороны, не повезло, он жил в период распада империи. Это были самые настоящие «кранты». С другой, повезло, какие яркие и роскошные «стыки»: «одна жена готовит, одна посуду моет, одна одежду шьёт и всё одна, тяжело». Но именно такая жизнь, в его родном социуме его устраивала больше всего — появились огромные возможности для принятия самостоятельных решений. Никакого мужа и евнухов сверху, одни «жёны», ждущие хоть каких–нибудь команд.

Сергей взял азбуку–устав, и служба наладилась у всех его «жён», но наладилась только в одном месте, высветив ужасы других мест. Высветилось отсутствие потенции у мужа, заговор евнухов и полный разброд и шатание в гареме. Тьмы вокруг было явно больше. Сергей ещё, вдобавок к зарождающейся ненависти «евнухов», стремившихся изо всех сил разогнать гарем, начал трансляцию песни на территории своей части: «Прожектор шарит осторожно по пригорку, и жизнь от этого становится светлей…». Стало понятно, что свети, не свети, но «кранты» — это приказ.

Сергей стал искать объяснение, ибо без веры нет службы. Веру отменили, объяснений не дали.

Сергей ушёл в книги об армии. Оказалось, что со времён Алексея Михайловича, отца Петра Первого, в регулярной Российской армии у объединённого командования никогда не было общего и единого решения. А во времена Алексея Михайловича оно было исключительно по причине того, что он эту самую регулярную армию создавал.

Читая дальше, Сергей обнаружил, что Россия в понимании военной науки не выиграла ни одной войны из–за противоречий в интересах «мужа и евнухов», кроме нескольких войн на «грани жизни и смерти» 1812, 1941 гг., но к этим войнам ни муж, ни евнухи не имели никакого отношения. В обоих случаях просматривалась «народная дубина», и призванные из народа ссыльные командиры, а во втором ещё лик человека, очень похожего на бога, которому было глубоко по «барабану» и муж и евнухи, он «драл» всех и исключительно в своих интересах, но так выходило, что в правильных. Россия победила. Евнухи обиделись и провозгласили «культ личности». На этом «культе» они собирались въехать в рай, то есть в гарем, но в гареме–то самым главным является предмет, доставляющий удовольствие. И это действительно культовый предмет, и не надо было менять понятия. Надо было давать точные определения, «холокост», например.

Как только до Сергея эта светлая мысль дошла, мысль о том, что в случае «шухера» принимать решения и командовать придут совершенно иные люди, и что гарем, нынче больше похожий на бордель, будет быстро приведён в порядок, он написал рапорт, справедливо полагая, что если в ближайшее время всеобщей и мировой войны не будет, то у него в армии остаётся два пути, и оба вниз:

Первый, деградация, бездействие в полупьяном угаре «кастрированных» частей.

Второй, создание «банды» армейского «общака» по разграблению имущества и вооружения.

Оба пути были для воина неприемлемы.

Написав рапорт, Сергей ощутил лёгкость и вновь отправился в школьную библиотеку, к старому библиотекарю, похожему на книги, которые сторожил уже лет пятьдесят.

Как звали библиотекаря, почти никто не знал. Слишком не заметной и не «нужной» была его работа. Вузов и техникумов рядом не было, следовательно, и особой нужды ходить в библиотеку тоже.

Сергея именно в этой библиотеке привлекало огромное зеркало в тяжёлом деревянном окладе, покрытом чёрным лаком, и такие же массивные деревянные стеллажи. Сергей знал, как зовут библиотекаря. Их жизни, Сергея и Палыча, в чём–то были схожи. Сергей был одинок среди людей, Палыч так же одинок среди своих книг. Сергей эту схожесть уловил не сразу. Этому пониманию мешало всё прошлое обучение в школе, в училище, в академии. В учебных заведениях объясняют, что человек не может быть одинок среди книг и в окружении других людей. Пока Сергей не познакомился с Палычем, он тоже так думал, но оказалось всё с точностью до наоборот.

Палыч, как — то доступно и понятно объяснил Сергею, для чего в России нужна цензура.

— Видишь, — сказал Палыч Сергею, — стоят толстые тома книг, написанных русскими классиками, русскими не по национальности, а по духу. Духу, который хочет всем и каждому рассказать правду о мире. Но, правда–то для них на виду только российская. Причём, чем дальше они от неё бегут, тем острее они её наблюдают. Куприн и Бунин, Гоголь и Салтыков — Щедрин, Чехов и Достоевский, Есенин и Блок, Фет, Тютчев и другие. Сколько тоски в их произведениях. Представь себе, что бы они написали, если бы не было цензуры.

С одной стороны, русские просторы и неудержимый полёт души, с другой стороны, тело и всё то, что его гнетёт. Маши руками, не маши, всё равно не взлетишь. Вот их и несло. Если бы был только писатель, то всё было бы нормально, но есть ещё и читатель. Ему–то зачем знать больше, чем он видит. Они, конечно, блестяще описали в Россию и её тоску, но зачем? Сами–то они выговорились и душу освободили, а читатель, а дети, которых начинают грузить их тоской уже в школе? Цензура в России просто необходима, но цензура, запрещающая пускать в массы тоску…