Сергей Минутин - Скульптор и Скульптура

• Название: Скульптор и Скульптура
• Автор: Сергей Минутин
• Издательство: «ДИАЛОГ КУЛЬТУР»
• Жанр: Короткие истории
• Год: 2011
• ISBN: 5 – 9023 – 9002 – 8

---

Грянул бой. Бой не был кровавым. Монголы не нашли в рядах обороняющихся трусов, да и новые земли не очень привлекали их. В них почти не было раздольных степей. Монголы, нападая на новую жертву, скорее пытались ещё раз убедиться в слабости оседлых народов и в их неспособности защитить себя от степного народа. На этот раз степной народ был собран из славян Руси вперемежку с татарами.

Монголы предвкушали бой между своими и хотели наблюдать, как славяне будут рубить славян. «Почему бы и нет», — думали степняки. Ведь у себя дома они уже привыкли под руководством своих князей сжигать свои собственные города, не щадя при этом ни стариков, ни женщин, ни детей, нанизывая их на пики, как мясо на вертел.

Славянская жестокость часто удивляла даже монголов. Монголов восхищала смелость славян, но они не могли понять, ради чего это тотальное предательство и жестокость. Хотя жажда князей иметь всё больше и больше власти и денег наводила монголов на мысль, что, видимо, и в этой идее что–то есть. Но видя в этой идее массу причин для разъединения народов, для презрения простым народом навязанной ему власти, монголы не видели в этой идее оседлости, ни одной причины для объединения народа.

Но в Моравии что–то не срасталось. Славяне и татары в монгольском войске составляли большинство. Они прошли Киевскую Русь и Польшу. После захвата Венгрии боевой дух войска иссяк. Западные славяне оказывали всё более нарастающее по силе сопротивление. Это сопротивление вызывало не только уважение, но и страх, и стыд. И вот Моравия. Восточных славян гнали в бой задние ряды татаро–монголов и отступать было невозможно. Наступать на своих братьев после испытанного ими стыда оттого, что даже маленькие городки Западной Европы стоят насмерть, а они свои уже давно сдали и сами сдались, и даже не пытаются сопротивляться, было также невыносимо. Восточные славяне рассеялись по флангам, показывая всем своим видом, что они хотят избежать этого боя. Они безмолвно говорили: «Братцы, пропустите, и мы уйдём, а там, авось, ещё пригодимся друг другу». Их пропустили, а татаро–монгольское войско, оставшееся наедине с лавой западных славян, не просто отступило, а удирало без оглядки. Это уже была забава. Здесь даже в восточных славянах пробудился замороженный кураж. Это была одна из битв, после которой ряды обороняющегося войска не уменьшаются, а растут.

После боя Карел вновь вернулся к прерванному занятию. Он даже сохранил стрелу, которая извлекала из тетивы наиболее тонкий звук. За его занятием долго наблюдал примкнувший к его войску восточный славянин, его недавний враг, примирённый боем. Он наблюдал и думал: «Вроде эти славяне монолитнее и сплочённее, добрее и мудрее тех, с кем приходится иметь дело ему, но тогда почему они до сих пор не додумались до такого простого инструмента, как скрипка».

Он очень хотел подойти и объяснить, но боялся. Кто знает, как среагирует человек на другого человека, прерывающего его мысль. И всё же он подошёл и сказал: «Наверное, ты хочешь услышать эти звуки». Сергий (так звали восточного славянина) провёл смычком по струнам какого–то странного музыкального инструмента. Карел даже не стал скрывать изумление на своём лице, он только сказал: «Эко вас достали басурмане…», и спросил о том, что это за инструмент и откуда он взялся.

Сергий отвечал: «Мы осаждали один из двух оставшихся вольных городов на Руси Киев. В Киеве, как и в Великом Новгороде, горожане не хотели быть данниками ни князей, ни Орды. С Ордой горожане бы справились, но вот с князьями и их дворней, объединившимися с Ордой…Горожане пытались платить князьям за свою защиту и безопасность, но зачем князьям это надо, когда можно отбирать и грабить от имени Орды».

Карел задумчиво произнёс: «Плохо, когда чаяния народа и князей не совпадают».

— Плохо, — согласился Сергий и продолжал, — мы сами виноваты. Мы, едва приблизившись к княжеской руке, хотим её лизать, хотим себе льгот и привилегий над теми, кто стоит дальше от него. Эту особенность давно используют римские католики, внося в наши ряды раскол. Если у вас дружинники относятся к своему труду как ратному долгу, то у нас как к кормлению, как к службе, дающей корм, а к народу как к корму, который можно жрать постоянно: бабы ещё нарожают. Но и народ с радостью перебегает из состояния данника в состояние дружинника при первой же возможности и тут же забывает, как жил сам, начиная угнетать себе подобных. Мол, я плохо жил, но сумел подняться, теперь держитесь, сволочи….».

— Не ново, — сделал своё заключение Карел и продолжил, — у нас примерно так же, но терпеливых меньше. Не понравился князь, можно и другого нанять. У нас разнообразие. Чуть что, сразу за меч.

— У нас тоже так было, — оживился Сергий, — было до кочевников. Но с приходом кочевников наши князья увидели в них союзников по ограблению и обиранию своих народов и продали народ за «тридцать сребреников» и перешли к ним на службу за право грабить и обирать свой собственный народ. Они своеобразно поняли христианство. Видимо, осуществилась их тайная мечта и надежда сохранения своей абсолютной княжеской власти. Орда для них не высшая сила, а средство для собственного обогащения. Их даже не останавливает тот факт, что у каждого хана полным — полно католических советников. Но если вы совершаете набеги на других, то эти с остервенением грабят самих себя и свои народы. Они даже выстроили иерархию, где на самом верху видит каждый сам себя, ниже Орду, которая защищает их от собственного народа, затем церковь как посредника между собой и Ордой, а дальше уже всё остальное. Монголы мудры. Они церкви не рушат, даже, наоборот, способствуют их увеличению. Им, видимо, нравится видеть, как одна ветвь христиан — католиков пытается извести другую — православие. Дань с князей берут ровно столько, сколько нужно для содержания войска, а на остальное закрывают глаза. Народ ведь не дурак, он понимает, где воры — в Орде или в его княжестве, где государство, а где наёмные шакалы. Но что поделаешь. У монгол наш улус, наверное, самый захудалый, вот они его и отдали на разграбление шакалам. А те грабят, грабят, грабят по принципу: «бей своих, чтобы чужие боялись».

— А вера ваша вас разве не спасает? — спросил Карел.

— Думается мне, что именно с верой пришёл на Русь ужас. У вас вера Христова завоёвывала своё место 1000 лет, а у нас князь Владимир насаждал её огнём и мечом менее 10 лет. Смог ли её кто–нибудь понять. Церковники назвали её православной, но народ понимает её по–своему, как прав и славен, и это идёт от язычества. Вы пришли к Богу единому через понимание того, что любовь превыше всего. Таким было начало, а уже потом догматики нагнали ужаса, но вы с ним справились, а у нас был ужас с самого начала. Мы не видим бога единого, мы видим только единую власть, где сильный может осуществлять свою волю, какой бы лютой она ни была, и ещё мы видим церковников, которые потворствуют проявлению самой жестокой воли, конечно, не даром.

— У нас так же, — скучно вставил своё слово Карел.

— Нет, у вас не так, — разгорячился Сергий, — это наши князья увидели в монголах выразителей своих тайных и вожделенных замыслов. Это наша церковь увидела в монголах проводников своей воли. Монголы берут десятину, церковь по праву монголов десятину, ну уж а князья сдирают семь шкур. А вы их остановили. Ваша церковь оказалась умнее, она возглавила процесс и эту дикую Ордынскую силу. Здесь они не нашли предателей своего народа. Но это ещё не самое худшее наше время. Наши князья спят и видят, когда к ним, как они сегодня к хану, будут приезжать на поклон и везти дань, а они будут делить её. Ваши князья, конечно, не лучше, но их притязания сдерживает Папа Римский, а наших князей не сдерживает никто. Нашим святошам Орда как мать родная, что наша церковь будет делать без Орды, она ещё и сама не знает, хотя против монголов — христиан ведёт тайную борьбу и настраивает против Орды князей. Но монголы и татары уже так насмотрелись на христианские междоусобицы, что замысел католиков сделать их христианами вряд ли осуществится. Они уже сейчас называют христиан неверными, и мы дали им повод для этого. Наши князья и церковь для укрепления своей власти готовы напустить на свой народ хоть иудеев, хоть мусульман, лишь бы не делиться «верой христовой», лишь бы не лишиться своих земель и своей десятины. У нас ведь как: если во время набега на город горожане успели добежать до монастырских стен, значит, уцелели. Если не успели, значит, либо убили, либо угнали в рабство. Но мало успеть добежать до храма божьего, надо ещё, чтобы тебя туда пустили, а за это плати или работай на монастырских землях. Хотя если в нападавшем войске монгол нет, то и монастырь не спасёт. Свои церкви мы легко разоряем в разных княжествах, у нас нет даже единых святых. Кругом гнёт и тяжесть, тоска и разруха. Ханы, князья, попы, кочевники — лавина тёмной силы, сосущей кровь России — матушки. Но есть и роздых. Роздых мы находим в творчестве. Народ наш давно бы погиб, если бы не умел радоваться и грустить той тёплой и мягкой печалью о царстве небесном. Мы чувствуем, что Христос — наш хороший человек, но на пути к нему выстроилась огромная толпа посредников, которых вы отсеивали 1000 лет и которые решили задавить нас. Царство небесное — это и скрипка, которую я вожу с собой. Это мой грех, и я его искупаю. Мы брали Киев. Мы сожгли почти весь город и уже уходили из него. Вдруг я услышал странные и красивые звуки, раздающиеся с пепелища. Я погнал коня на эти звуки. Старик сидел на пепелище возле убитой старухи и играл на этом инструменте. Я отрубил ему голову. Я думал, зачем ему жизнь, если ничего кроме пепелища у него нет. Не осталось даже времени и сил, чтобы построить новый дом, да и для кого? Я разжал его пальцы и забрал инструмент себе. Лучше бы не брал. Моя жизнь изменилась. Я не могу забыть музыку, которую играл старик, но, обладая его инструментом, не могу и повторить её. Я не могу и выбросить этот инструмент. Я устал. Возьми его у меня, освободи меня от наваждения. Если на твоих руках нет невинной крови, то ты научишься играть, как тот старик. Пусть этот инструмент звучит и для свободного народа. У нас скрипка плачет, может у вас она будет радовать. Может быть, через скрипку мы придём к дружбе и перестанем сжимать лук и стрелы против друг друга….