Николай Эрдман - Письма: Николай Эрдман. Ангелина Степанова, 1928-1935 гг.[с комментариями и предисловием Виталия Вульфа]

• Название: Письма: Николай Эрдман. Ангелина Степанова, 1928-1935 гг.[с комментариями и предисловием Виталия Вульфа]
• Автор: Николай Эрдман
• Издательство: Астрель, АСТ, Времена 2
• Жанр: Разное
• Год: 2000
• ISBN: 978-5-17-046907-9, 978-5-271-18072-9

Книга «Письма. Н. Эрдман. А. Степанова» — уникальна. В ней вы прочтете историю любви актрисы МХАТа Ангелины Степановой и писателя-драматурга Николая Эрдмана. Историю прекрасную и трагичную. Но эта книга больше, чем роман о любви: из нее вы узнаете о судьбах русской интеллигенции, о жизни Москвы и Художественного театра начала 1930-х годов. В. И. Качалов. М. М. Яншин, Б. Н. Ливанов, И. Э. Бабель, О. Н. Андровская, М. А. Булгаков — друзья А. И. Степановой и Н. Р. Эрдмана — предстанут свидетелями драматических перипетий их романа. Помимо писем вы прочтете воспоминания А. И. Степановой, относящиеся к описываемым событиям, предисловие и комментарий доктора исторических наук В. Я. Вульфа.

---

Лина.

* * *

5 ноября

Дорогой мой, посылка халтурно составлена, наскоро, не сердись. Я послала письмо, телеграмму до востребования. Будь здоров. Пиши. Сегодня получила телеграмму, что тебе осталось двести пятьдесят километров. Целую.

Лина.

* * *

6 ноября 1933 года

Большая Мурта.

Застрял в деревне. На почтовых уехать не удалось — не взяли. Нанять крестьянскую лошадь — не по карману. Дорога от Красноярска до Большой Мурты и так обошлась мне слишком дорого. По подписке я должен быть в Енисейске до десятого. Сегодня шестое. Машина, которую я жду и на которой меня обещал захватить один сердобольный товарищ, — не приходит. Дело в том, что мне пришлось ехать одному. Красноярск махнул на меня рукой и, взяв с меня подписку, выпустил на свободу. До этого я не видел ее четыре дня. Я не видел ее, даже если бы стал считать свободой посещение уборной. Что мне будет за опоздание, тоже не знаю. Сейчас я живу с вербовщиками лошадей на Фуражной базе «Енисей—Золото». Вербовщики — люди хорошие, и я слушаю их с превеликим интересом до глубокой ночи. Вообще, живу я занятно, но хочется быть на месте, хочется сесть за стол, хочется получать Твои письма. Пиши мне, милая, чаще. Целую.

Николай.

[Воспоминания А. И. Степановой]

Арестованного Н. Р. Эрдмана везли в Сибирь в арестантском вагоне и выпустили на «свободу» только в Красноярске, откуда он сам, за свои деньги должен был добираться до Енисейска — места его ссылки.

* * *

6 ноября

Николашенька, вчера пришла телеграмма, что тебе осталось еще двести пятьдесят километров. Я решила немедленно, в этот же день послать тебе посылку до востребования, не дожидаясь твоего приезда, твоего адреса. Поэтому содержимое, наверное, не совсем удачно: неизвестно, что тебе на месте окажется особенно нужным. Притом она составлена наспех, было всего полтора часа времени, а в магазинах уйма народу. Так что прости и не сердись. Я много репетирую, играю, на праздниках буду много читать по радио, хочу взять опять уроки — одним словом, работать буду много. Я все еще никак не перееду, а надо бы: в доме Лужских[3] холодно, неуютно. Пиши мне, позволь заботиться о тебе, посылать нужные вещи. У меня столько любви к тебе, что, если ты дашь возможность отсылать частицу ее к тебе, мне будет гораздо легче. Будь здоров. Целую, родной.

Лина.

* * *

16 ноября

Хороший, дорогой, любимый, вчера пришла твоя телеграмма из Енисейска, и, правда, неизвестно еще, что такое Енисейск, но я счастлива, что твой путь окончен и наконец у тебя начнется какая-то жизнь. Мама твоя очень остро переживает (я это знаю) все твои лишения и трудности, ее надо беречь, и я очень прошу тебя держать меня в полном курсе твоего здоровья и нужд. Я гораздо сильнее и тверже, да и возможностей помочь тебе, сделать что-либо для тебя у меня гораздо больше, к тому же у меня много концертов, халтур, чтения по радио и денег у меня сейчас очень, очень порядочно. Сегодня у меня свободный вечер, и я хочу пойти в Большой театр на «Баядерку». Совсем не могу сидеть дома, все мечусь, мечусь, не находя себе места. Я пишу тебе каждое утро перед уходом в театр. Надеюсь, что почта будет милостива ко мне, и хоть часть открыток дойдет. Если можно, люби меня, целую тебя, счастье мое.

Лина.

[Воспоминания А. И. Степановой]

С родителями Николая Робертовича до его ссылки я не была знакома. Общая беда сблизила нас. Особенно после того, как я добилась свидания с Эрдманом на Лубянке. Первое время мы обменивались новостями, получаемыми из Енисейска, через Бориса, затем мать Николая Робертовича, Валентина Борисовна, находила возможность встречаться со мной у общих знакомых, иногда она звонила в те дома, где я бывала в гостях. Помню, как я волновалась, узнав от Бориса Робертовича, что родители собираются в театр смотреть меня в «Вишневом саде». Я чувствовала, что они за многое мне признательны.

* * *

Москва,

проезд Художественного театра.

Художественный театр Первый им.Горького,

Ангелине Осиповне Степановой.

Енисейск, ул.Сталина, 23.

20 ноября 1933 г.

Сюрпризы кончаются рано. К четырем годам их у меня уже не было. За несколько дней до Рождества я знал, что будет елка. И когда в Сочельник открывали дверь в гостиную, я играл удивление, чтобы не обидеть родителей. Так искренно удивиться и так неожиданно обрадоваться, как я удивился и обрадовался на енисейской почте — мне почти никогда не приходилось. На почту я зашел совершенно случайно. Мне показалось, что буду иметь дело только с телеграфом. И вдруг три открытки и сегодня еще две.

Спасибо Тебе, милая, спасибо, длинноногая. Не писал Тебе в первые дни приезда, потому что жил в невероятных условиях. Жил в комнате, в которой кроме меня помещалось четверо ребят и трое взрослых. Таких крикливых, сопливых, грязных, мокрых и картавых ребят Ты, наверное, никогда не видела. Крик и плач не смолкали с утра до вечера, лужи не просыхали с вечера до утра. Картавили все по-разному. Старший говорил «скола», помладше — «шкора», третий — «шкоа», а самый маленький — просто «ааа-ааа». Комнату здесь найти очень трудно. Весь город осажден рыбаками. На Енисее застряло 70 пароходов, и люди принуждены зимовать в Енисейске. В деревне Большая Мурта, в которой я прожил несколько дней, было расквартировано 1700 рыбаков. Можешь себе представить, что делается в городе? Наконец вчера я нашел себе комнату. Комнату с тремя столами, одной кроватью, а главное, без детей. Хозяева пока очень милы, и мне кажется, мы будем друг другом довольны.

Сегодня получил Твою посылку. Я нес ее по городу с видом победителя, и все смотрели на меня с завистью. Если Ты считаешь свою посылку халтурой, то как же я могу Тебе верить, что Ты средне читала по радио. Спасибо Тебе, Пинчик, я без конца благодарен Тебе и покорен Твоей внимательностью. Но я прошу Тебя больше ничего не посылать. У меня всего вдоволь. Даю Тебе слово, если я буду в чем-нибудь нуждаться, я немедленно обращусь к Тебе. В подтверждение своих слов я тут же обрушиваюсь на Тебя с тучей просьб:

1) Не беспокойся обо мне, я живу лучше, чем думается и Москве.

2) Пришли мне свою фотографию — мне хочется на Тебя посмотреть.

3) Если сможешь, узнай адрес Бабеля и сообщи ему мой.

4)

5) УЛЫБАЙСЯ

6)

Бедная Елочка. О Коко[4] в связи со всякими событиями я думал еще в Гаграх. Поцелуй от меня Елочку и передай ей, что придет время и мы будем есть блины вместе.

Если я правильно понял то, что Ты пишешь о В.И., то его роль во всей истории столь незначительна, так случайна и так понятна, что никто не может предъявить к нему даже оговорочного обвинения. Никто, и прежде всего он сам. Но, может быть, я все это не так понял.

Пиши мне побольше о себе. О работе. О театре. Что поделывает Паша? Обними его за меня. Привет Яншину, Ливанову и всем, кто меня помнит. Шаркни ножкой перед Лужскими. Целую Тебя, замечательная Линуша, спокойной ночи. Теперь буду писать часто. Получила ли Ты мои открытки с дороги? До Иркутска. Кажется, их было четыре — все без марок. Еще один поцелуй. До завтра.

Николай.

* * *

22 ноября 1933 г.

Вот это жизнь — сюрприз за сюрпризом. Сегодня решил зайти к своим картавцам и отнести им чего-нибудь сладенького. К моим «конфектам» они уже привыкли, поэтому я вооружился ножом и стал открывать деревянную коробку, которая была в Твоей посылке. Остальное Тебе понятно. Скажу только, что папирос у меня почти не осталось. Несмотря на мои сомнения, дети жевали «конфекты» с прежним энтузиазмом и были на седьмом небе, а я курил «Герцеговину» и был ничуть не ниже их. Сегодня был в Райпрофсовете и в Райкоме партии, предлагал им себя. Вероятно, буду работать в клубе. В клубе изредка играет единственная в городе труппа любителей. Передай мхатовским актрисам, если им нечего играть — пусть приезжают, я поставлю «Марию Стюарт» или «Орлеанскую деву».

Начал писать. В связи с пьесой у меня к Тебе просьба. Видишь, как часто стал я Тебе надоедать. Узнай, пожалуйста, у Мамошина[5] или у кого-нибудь еще, как пишутся заявления о приеме в партию. Пишутся ли они по трафарету, сухо и без особых красок или, наоборот, с лирикой, уверениями и автобиографией. Прилагаются ли к заявлению анкеты и вообще, как это делается в бумажном отношении.

Утром ходил на почту и получил два Твоих письма. Ты меня так избаловала, что страшно даже подумать, что завтра не получу ни одного. Сейчас 8 часов, значит, у Тебя — четыре. Когда Ты выйдешь на сцену, я буду уже спать. Я ложусь в 9-10 часов, а встаю в 6-7. День здесь короткий, и мне его никак не хватает. Сидеть ночью нельзя — нет света.

Получил Наташину телеграмму с Володиным адресом — послал ему свой. Как-то и он, и она устроились?

Очень прошу не унижаться из-за меня и ничего не просить у людей. Ты — большой человек и замечательная актриса, и Ты не имеешь права приносить свою гордость в жертву любви и волноваться перед дамами.