Ирина Кнорринг - Золотые миры.Избранное

• Название: Золотые миры.Избранное
• Автор: Ирина Кнорринг
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 5-86020-054-14

---

Донна-Анна («Над маслинами месяц двурогий…»)

I. «В своём чертоге позабытая…»

В своём чертоге позабытая,
Во мгле широкого окна.
Струится ночь в окно раскрытое,
В гостиной бьют часы. Одна.

И кисти рук бессильно падают,
В висках стучит и бьётся кровь…
Святой, мигающей лампадаю
Сгорела грешная любовь.

II. «Грубой страсти тихая жертва…»

Грубой страсти тихая жертва,
Прозвучавшая грустной песней,
Да воскреснет она из мертвых,
Да воскреснет!

В жгучем вихре его дурмана,
Непорочная и святая,
Неразумная Донна-Анна,
Промелькнувшая грёзой мая.

Грубой страсти тихая жертва,
Непонятная, сокровенная…
Да воскреснет она из мертвых,
Благословенная!

18/ III, 1924

Терцины («Ты говоришь — не опошляй души…»)

Ты говоришь — не опошляй души.
Сама душа ведь, пошлая, трепещет.
А разум ждёт в тоскующей тиши.

На сердце холод, жуткий и зловещий,
И как не слушать шёпота земли?
На свете есть диковинные вещи.

Ползут в морском тумане корабли.
Зачем теперь на них смотреть украдкой,
Когда в душе все струны порвались?

Ты говоришь: там холодно и гадко.
Пусть так. Но это — тёмный храм.
Лампадами горят мои загадки.

Все чувства и мечты хранятся там.
Пусть нет сокровищ там. Без содроганья
Его ключей я никому не дам.

А я молчу, хочу великой дани
С земли, с травы, с деревьев и камней,
Где цвёл мой взгляд наивного незнанья.

Да, хорошо не знать. Души моей
Тогда бы яд не разделил так быстро.
Но как не знать тоску весенних дней,
Прильнув к земле, холодной и душистой.

21/ III, 1924

«Перед маленькой иконкой…»

Перед маленькой иконкой
Притаилась тишина.
Луч сверкающий и тонкий
Лёг на переплёт окна.

День мой — хоровод без песен,
Храм без восковой свечи.
Губы молятся: «Воскресе!
Подойди и научи!»

Но молюсь — у чьей иконы?
Даль тиха, душа пуста…
Мне остались только стоны
Не воскресшего Христа.

18/ III, 1924

На реках Вавилонских (Псалом 156)

На реках Вавилонских мы сидели и плакали,
А у ног шелестели струи.
Мы повесили арфы свои — и плакали…
Аллилуйя!

Нам твердили: «Воспойте нам песни Сионские!»
Сердце жадно тоскует.
Как споём на чужбине мы песни Сионские?
Аллилуйя!

Как забудем тебя, о, Сионе возлюбленный?
Да погибнет, тоскуя,
Кто, утешась, забудет свой дом погубленный…
Аллилуйя!

О, блажен, кто младенца на камни холодные
Бросит в полночь глухую,
Кто всю душу расколет о камни холодные.
Аллилуйя!

26/ III, 1924

«Всю ночь поскрипывала дверь…»

Всю ночь поскрипывала дверь.
Рассвирепел шумливый ветер.
Теперь легко на этом свете,
Ведь больше не было потерь.

Дрожащий, позабытый свет
Струится в маленькую щёлку.
Бегите, мысли! Что в вас толку,
Когда души, души-то нет!

Как просто и легко теперь!
Как сладко плакать втихомолку!
Дрожащий свет струился в щёлку
И медленно скрипела дверь.

26/ III, 1924

«Зацветает Иудино дерево…»

Зацветает Иудино дерево,
Распускаются листья фиги,
Зацветает миндаль.
Дней крылатых не жаль.
Улыбнулись страницы книги
В первый раз после сумрака серого.

И узнала я вдруг,
Что желанье давно поблекло
И в тоскующий омут заброшено,
Что двойник мой с лицом перекошенным,
Тот, что плакал у тёмных стёкол, —
Мой единственный друг.

Что окрепнули крылья весны,
И, взмахнув, уронили звенящие сны.
И, как шорох пустой дороги,
В тихом танце теней
Вяжут звенья цепей
Сотворённые словом боги,
Неразумные боги.

30/ III, 1924

Кошмар («Стоят колонны длинными рядами…»)

Стоят колонны длинными рядами,
Торчит какой-то угрюмый дом.
А на скамейке сидят три дамы:
В лиловом, в жёлтом и в голубом.

Зачем — то тихо все трое встали.
Взлетели юбки, легли опять.
А та, что в жёлтом, в густой вуали,
От других отвернулась и стала ждать.

Суровым камнем за дамой в жёлтом
Торчал ненужный и страшный дом.
Кто-то в чёрном ощупью тихо прошёл там.
Прошёл. Вернулся. И встал под окном.

И было страшно, что к жёлтой даме
Придёт Неведомый бледных стран
Было страшно думать о ней стихами
И за жёлтым платьем скользить в туман.

31/ III, 1924

На Венере(«На Венере есть жизнь, я верю…»)

В.Матвееву

На Венере есть жизнь, я верю.
В дымном омуте облаков
Так же люди есть на Венере,
Копошится там жизнь, я верю.
И в тропическом сне лесов
Блещут камни — по крайней мере,
Сотен бешеных городов,
И красива там жизнь, я верю.
Но что делается на Венере,
Что живёт миллионы лет,
Никакой трубой не измерить,
Математикой не проверить,
Инструментов и формул нет
Чтоб увидеть жизнь на Венере,
Лишь философ, дитя и поэт
Видят этот нетленный свет,
И томятся они, и верят,
Что узнают в тумане лет
Ту — другую — жизнь на Венере.

9/ IV, 1924

Вселенная(«Небесный свод — к земле склонённый плат…»)

В.Матвееву

Небесный свод — к земле склонённый плат,
Грозящий мир тысячеглазый.
В немую гладь ничей пытливый взгляд
Ещё не проникал ни разу.

Глухая даль, где каждая звезда —
Великий мир, предвечный и нетленный,
И мы — песчинки — падаем туда,
В пасть ненасытную Вселенной.

И только меня одно мирит,
Что всё великое от века и до века,
Пространства, вечность, времена, миры —
Живут в сознанье человека.

9/ IV, 1924

Блок(«Об одежде его метали жребий…»)

Об одежде его метали жребий
И делили между собой.
А он был жив, и о чёрном хлебе,
Может быть, тосковал порой.

У высокого пьедестала
Заставляли струны звучать,
А над ним, дрожа, догорала
В церкви тоненькая свеча.

Неподвижный, бледный и строгий,
Освятил он вечерний снег.
В тихих звуках явившись богом,
Умирал он, как человек.

А его святое наследье
Шумно делят между собой,
Восхваляют его, как дети,
И возносят перед толпой.

Я не знаю, он был или не был,
И какой он песней звучал.
Чёрным ангелом в чёрном небе
Он взошёл на свой пьедестал.

9/ IV, 1924

«Я ласкала чёрную кошку…»

Я ласкала чёрную кошку,
Шевелила тёплую шерсть.
У меня есть цветы у окошка,
Много жёлтых ромашек есть.

На столе лежат в беспорядке
Перья, книги, карандаши.
Я давно отдала тетрадке
Тихий ропот моей души.

Я люблю облаков очертанья,
И цветы, и солнечный свет.
У меня есть много желаний, —
Как не быть им в семнадцать лет!

Если взгляд скользит со страницы —
Значит, в сердце стучит апрель.
Всё мне чаще и чаще снится
Тихий холод пустых недель.

По шоссе шевелятся тени,
Слышен смех и шаги кадет.
А на следующее воскресенье —
Гладь шоссе и велосипед.

11/ IV, 1924