Ирина Кнорринг - Золотые миры.Избранное

• Название: Золотые миры.Избранное
• Автор: Ирина Кнорринг
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 5-86020-054-14

---

7/ V, 1924

«Как он спокоен, говорит и шутит…»

Как он спокоен, говорит и шутит,
Бессмысленный убийца без вины,
Он, оглушённый грохотом орудий,
Случайное чудовище войны.

Как дерзок он, как рассуждает ловко,
Не знающий ни ласки, ни любви.
А ведь плеча касался ствол винтовки
И руки перепачканы в крови.

О, этот смелый взгляд непониманья,
И молодой, задорно-дерзкий смех!
Как будто убивать по приказанью
Не преступленье, не позор, не грех.

7/ V, 1924

«В глухой горячке святотатства…»

В глухой горячке святотатства,
Ломая зданья многих лет —
Там растоптали в грязь завет
Свободы, равенства и братства.

Но там восстанет человек,
Восстанет он для жизни новой,
И прозвучит толпе калек
Ещё не сказанное слово.

И он зажжёт у алтаря
Огонь дрожащими руками.
И вспыхнет новая заря,
Как не оплёванное знамя.

8/ V, 1924

Мамочке («Всё не сидится, всё тревожится…»)

Всё не сидится, всё тревожится,
В душе — холодный яд.
Пойдём со мной до бездорожицы,
Потом — назад.

Какой тоской к земле приколота?
Дай руку! Говори!
О, посмотри, как много золота
В лучах зари.

О, глянь, какая кровь на западе…
А мы с тобой — вдвоём.
Мне душно, душно в тихой заводи!..
Давай — уйдём.?

8/ V, 1924

«Мечтательный дактиль…»

Мечтательный дактиль,
Стремительный ямб —
Все братья, все братья,
Мои друзья!

Весёлые крылья,
И братьев — пять, —
Как жизнь не отдать
За это всесилье?

8/ V, 1924

«У богомольных есть красная лампадка…»

У богомольных есть красная лампадка,
В углу притаились образа Пречистой.
Дрожа, горит огонёк лучистый.
Придут из церкви — распивают чай.

У домовитых — во всём порядок,
На окнах — белые занавески.
В вазочках цветы, и ветер резкий
Их касается невзначай.

У вечно-мудрых есть страшные загадки,
Есть толстые книги и умные фразы.
У вечно-дерзких есть восторг экстаза,
Заменяющий светлый рай.

У меня нет красной лампадки,
У меня нет белой занавески,
Нет писаний мудрых и веских,
А комната у меня — сарай.

У меня есть синяя тетрадка,
У меня есть белые книги.
У меня зато есть пёстрые миги
И неистовый месяц — май.

17/ V, 1924

«Станет больно — не заплачу…»

Станет больно — не заплачу,
Станет грустно — не вздохну.
Мне ли не найти удачу,
Не найти свою весну!

Или плох мой пёстрый жребий,
В омут кинувший меня?
Иль не виден в тёмном небе
Отблеск прожитого дня?

Сердце не устанет биться,
В нём звучит, звучит струна.
Я на белые страницы
Нанизала имена.

С каждым именем — начало
Новых дней и новых: грёз.
Много плакала ночами,
А теперь — не стало слёз.

Мне ль не встретится удача?
Дни звенят, как связка бус.
Станет больно — не заплачу,
Станет грустно — улыбнусь.

19/ V, 1924

«Мне не нужно горьких оправданий…»

Мне не нужно горьких оправданий
Прежних дней, разбросанных святынь.
Я не требую жестокой дани —
Данью будет горькая полынь.

Я сама теперь уж не такая,
Я совсем не прежняя, не та,
Что тогда, тоскуя и мечтая,
Слушала, как стонет темнота.

Злобных слов в моём круговороте
Больше нет. Всё злое — позади.
Эти полированные ногти
Не скребут цепочку на груди.

И волос зачёсанные пряди
Не ползут на загорелый лоб.
В этом странном — не моём — наряде
Мне ясней, что прежнее прошло.

Я, бросая взгляд непониманья,
По ночам — бесстрашна и черства,
Я твержу арабские названья,
Имена… и числа… и слова.

19/ V, 1924

«Ведь прежде — такая мука…»

Ведь прежде — такая мука,
Такая была тоска.
Смотрю на тёмную руку —
Моя ли это рука?

На мне ли — белое платье,
На пальце блестит кольцо.
Волос завитые пряди,
Напудренное лицо.

Теперь не дрожат ресницы,
Не кружится голова.
А там, на белых страницах,
Совсем другие слова.

Где следы от печали грубой?
Где эта страшная боль?
Сложила улыбкой губы. —
Мне нравится эта роль.

Со всеми проста и спокойна,
А плакать не буду ни с кем.
Ведь больно ещё мне, больно
Твердить о прошлой тоске.

19/ V, 1924

«Рано каяться. Жизнь занесёт…»

Рано каяться. Жизнь занесёт
Этот бешеный хмель покаянья.
Ведь не всё же прошло, не всё
Будет в жизни моей — без названья.

А когда назову имена,
Я пойму не прощённую муку —
Всё равно оборвётся струна.
И тогда холодна и бледна
Для креста подниму я руку.

И кладя за поклоном поклон,
Проклиная всей жизни угарность, —
Я вплету еле слышимый стон —
В покаянии — благодарность.

19/ V, 1924

«Засыпая, повторяла имя…»

Засыпая, повторяла имя,
Просыпаясь, твердила другое.
В щель смеялось небо голубое,
Бочку с водой провозили мимо.

Эта бочка мне помешала,
Нежный сон сорвала так грубо.
Надуваю капризно губы,
И скорее — под одеяло.

И смешалось в воображенье
Всё, что было и не бывало.
Было счастье, но слишком мало.
Так и жизнь пролетает в томленье
По высокому идеалу.

19/ V, 1924

«Больше дерзаний! Смелей вперёд!..»

Больше дерзаний! Смелей вперёд!
Ведь жизнь не ждёт

Смелее! Лукавей!
В наивном незнанье,
В смелом дерзанье
Пусть к славе.

Нелепость? Что ж!
Долой размеры!
Есть чувство меры —
Не упадёшь!

За всё, что просто,
За самого крайнего,
За Марину Цветаеву —
Мой первый тост!

Инстинкт направит.
Смелее будь!
Там — верный путь
К славе!

19/ V, 1924

«Я в этот мир вошла несмелой…»

Я в этот мир вошла несмелой
Девчонкой.
А из него уйду умело —
Сторонкой.
И, уходя, скажу: прощайте!
Я не такая.
Вам не увидеть на свете счастья,
А я узнаю.

20/ V, 1924

Сонеты

I. «У двери, в темноте, сидела я одна…»

У двери, в темноте, сидела я одна.
Взметался ветер, листьями играя,
И слышались шаги, тревожно замирая,
Их жадно поглощала тишина.

Моя кабинка, тесная, темна,
В ней притаилась тишина немая.
Мне было больно. Я была одна.
И ветер пел, тревогу заглушая.

Я знала: вечер мне не даст ответа.
Я знала: боль — один короткий миг,
Когда тот стих в душе моей возник.

Теперь мне странно вспоминать об этом.
И звонко-кованым стихом сонета
Я эту боль вплету в победный крик.

II. «Я не умею говорить слова…»