Ирина Кнорринг - Золотые миры.Избранное

• Название: Золотые миры.Избранное
• Автор: Ирина Кнорринг
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 5-86020-054-14

---

13/ XII, 1926

«Снова буду терпеливо ждать…»

Снова буду терпеливо ждать
Этот светлый, синеватый вечер.
Снова ты начнёшь перебирать
Все детали предыдущей встречи.

Что-то расскажу тебе, смеясь,
Только будет голос мой не звонок.
Станешь тихим, потому что я
Для тебя всегда чуть-чуть ребёнок.

А обратно мы пойдём вдвоём
И простимся у высокой двери.
И опять — ленивый день за днём,
В каждом — незаметные потери.

Или я томлюсь в глухом бреду?
Не пойму, что этот вечер значит?
— Вот когда — нибудь я так приду,
Сяду на пол и заплачу.

18/ XII, 1926

«А старушка кормила кошек…»

А старушка кормила кошек
У ограды Пале де Жюстис.
Наверху горели окошки.
Я глаза опустила вниз.

И под сводом вечерней пыли
Мы бродили вдоль серых стен.
На Конкорде фонтаны били,
И пахло ёлками на Мадлен.

А большие, лиловые тучи
Заглушали наши шаги.
Ведь и мы не сделались лучше,
Ведь и город не стал другим.

Я к земле опускала ресницы,
Было больно от пёстрых: огней.
Мне сегодня, наверно, приснится
Чёрный Генрих на чёрном коне.

23/ XII, 1926

Стихи («Они отрадней, чем слова молитв…»)

Юрию

Они отрадней, чем слова молитв.
Их повторять, ведь то же, что молиться.
Я вижу, как туман встаёт с земли.
Я опускаю тихие ресницы.

И за стихом я повторяю стих,
Звучащий нежным, самым нежным пеньем.
Я, как Евангелие, страницы их
Целую с трепетным благоговеньем.

И в синий холод вечеров глухих,
Когда устанем мы от слов и вздохов,
Мы будем медленно читать стихи,
Ведь каждый, как умеет, славит Бога.

Я буду слушать тихий голос твой,
Перебирать любимые страницы.
Я буду тихо-тихо над тобой
Склонять густые, длинные ресницы.

27/ XII, 1926

Б.К. Зайцеву («Было света и солнца не мало…»)

Было света и солнца не мало.
Было много потерь — и вот —
Говорят, что я взрослой стала
За последний, тяжёлый год.

Что же? Время меняет лица,
Да оно и не мудрено.
Невозможное реже снится,
Дождь слышнее стучит в окно.

Жизнь проходит смешно и нелепо.
Хорошо! А каждый вопрос
Разлетается лёгким пеплом
Чуть дурманящих папирос.

Я не стала больной и усталой,
И о прошлом помню без зла:
Я и лучше стихи писала,
И сама я лучше была.

Жизнь короткая — вспомнить нечем.
День дождливый за мглистым днём.
А уж где-то в душе намечен
Еле видный, тихий надлом

31/ XII, 1926

«На стене — неподвижные тени…»

…А мне напряжённо ждать,
Когда написанной, новой
Страницей наполнишь тетрадь…

Ю.Софиев

На стене — неподвижные тени.
Ветер свищет в каминной трубе.
Весь мой день — это только томленье,
Напряжённая мысль о тебе.

На камине часы. Плохо виден
В первой комнате их циферблат.
Если даже меня ты обидел,
Всё равно, ты мне ближе, чем брат.

Сам не знаешь, чего ты бормочешь,
Только чувствуешь смутно: не то.
Будешь помнить: таинственность ночи,
Тихий голос и белый платок.

Весь мой день — это жалобный ветер
Долго свищет в каминной трубе…
Неужели кому-нибудь третьему
Я потом расскажу о тебе?

7/ I, 1927

«Я не забыла тёмный свод моста…»

Я не забыла тёмный свод моста,
И статую, и чёрную решётку.
Ведь я тогда была совсем не та.
Уж целый год прошёл. А помню чётко.

Всё помню: каждое движенье рук,
И каждое уроненное слово,
В душе — тупая боль, почти испуг,
И гул Парижа — странного, чужого.

Как оскорблял меня тот тихий страх,
Как бил по нервам рёв автомобилей…
Уж год прошёл. А помню, как вчера,
Всё то, что вы давно забыли.

18/ I, 1927

«Ты ушёл. И сгустились тучи…»

Ты ушёл. И сгустились тучи.
Ветер бросил свой резкий свист.
Ты оставил мне томик Тютчева
И исписанный мелко лист.

В этой комнате — сумрак серый,
Тёмно-жёлтые пятна обой.
Жадно смотрят четыре химеры,
Напряжённо следят за мной.

Я в себе заглушала жалость,
Послезавтра — знаю — придёшь.
А на ставни, мне показалось,
Вдруг посыпался крупный дождь.

И ведь завтра не станет лучше,
Будет день больным и сухим.
Я подклеила томик Тютчева
И вложила твои стихи.

19/ I, 1927

«Ты принёс мне стихи о Версале…»

Ты принёс мне стихи о Версале,
О Версале под сеткой дождя:
Вечерели свинцовые дали,
Старый парк оголел, обнищал.

Это правда: промокли до нитки,
Всё бродили под мелким дождём.
Уже заперли в парке калитки,
И пошли мы окружным путём.

Мне сутулила плечи усталость,
Всё мерещился прежний, другой.
И сама я себе показалась
Нехорошей, жестокой, дурной.

Разве сердце не грызла тревога,
Разве боль не томила остро
За бокалом горячего грога
В небольшом, опустелом бистро?

Ты читал мне стихи о цыганах,
— Как цыганка варила ежа…
Помню — было и смутно, и странно,
Билось сердце, и голос дрожал.

Мы друг другу так мало сказали,
Но понятен был каждый намёк…
Ты принёс мне стихи о Версале —
Бледно-синий, блокнотный листок.

Вот спасибо! Мне долго не спится,
Что-то помнится, бьётся, звенит…
Этой первой Версальской страницей
Начались мои новые дни…

19/ I, 1927

«Говорят, что нежность тиха…»

Говорят, что нежность тиха,
А любовь — быть может — сурова.
Ты от меня даже не слыхал
Ни одного ласкового слова…

Я смеюсь задорно и зло.
Видишь взгляд мой — спокойный и жуткий.
Люблю твой болезненный излом,
Твои нервные руки.

Ты жизнь мою наполнил до краёв,
Сердцу больно так часто биться…
Люблю имя твоё,
Похожее на крик хищной птицы.

30/ I, 1927

«Ты сказал: "Что я дал тебе?"…»

Ты сказал: «Что я дал тебе?»
Помнишь — огни горели ярко в кустах.
Эйфель и мартовская темнота.
Ветер потом всю ночь бормотал в трубе.

Утром — дождь. Всё у меня, как всегда.
Стая бессильных, голодных и жадных дней.
— Ну, и я, — что я тебе дам,
Кроме самой себя и любви моей.

2/ II, 1927

«Проходят школьники. Стучат сабо…»

Проходят школьники. Стучат сабо,
Бормочут незатейливые шутки.
А я опять одна сама с собой,
С химерами и с ярмарочной уткой.

И с мыслью о тебе. И это всё.
Я — самая последняя из нищих.
И лёгкий ветер в щепы разнесёт
Построенное на песке жилище.

И лёгкий ветер разнесёт мой дом —
Мои стихи, и тёмный взгляд химеры,
И мутный день, который за окном
Печально стелется туманом серым.

Но дорог мне вот этот зыбкий свет,
Вечернее отсвечиванье стёкол,
И эти дни, нежней которых нет,
Без мудрости, без цели и без срока.

Когда-нибудь найду душе приют
В пустой и жуткой тишине тумана…
Но никогда любить не перестану
Тебя, стихи и молодость мою.

3/ II, 1927