Ирина Кнорринг - Золотые миры.Избранное

• Название: Золотые миры.Избранное
• Автор: Ирина Кнорринг
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 5-86020-054-14

---

23/ VIII, 1927

«В душный вечер, безлунный и чёрствый…»

В душный вечер, безлунный и чёрствый,
Под упрямые думы мои,
Эти руки играли в покорство,
Извиваясь, как две змеи.

А когда в самой нежной печали
Загорался в глазах вопрос, —
Эти руки нервно дрожали
И тихонько касались волос.

А ведь это же было: весна,
Роковое предчувствие лета.
Воля к жизни, пьяней вина,
И звериная радость рассвета.

Осень давит предчувствием зла,
И тоской о не бывшем лете,
Оттого, что никто не заметил,
Как я этого лета ждала…

Воля к жизни покорно слабеет,
В сердце едкий и злобный испуг,
Оттого, что никто не жалеет
Этих слабых и чувственных рук.

3/ IX, 1927

«Потянуло вечерней прохладой…»

Потянуло вечерней прохладой,
Самой нежной и грустной порой.
Тишина Люксембургского сада
Зашуршала опавшей листвой.

А над Сеной — огни и туманы.
Стынут шумы на том берегу.
И впервые мне сделалось странно —
Для чего я себя берегу?

И дома, и мостов очертанья
Ровно скрыла осенняя мгла…
Напряжённая радость молчанья,
Для чего я тебя сберегла?

5/ IX, 1927

«Быть только зрителем безмолвным…»

Быть только зрителем безмолвным,
Смотреть на мир и наблюдать,
Как море воздвигает волны
И волны рушатся опять.

Торжественно и безучастно
Читать печаль чужих страниц,
И взглядом ровным, взглядом ясным
Следить за трепетом ресниц.

И в самом ярком, самом знойном —
В своей изломанной судьбе
Быть только зрителем спокойным
Происходящего в себе.

Взлететь бы лёгкой синей птицей,
Зарыться в солнечной дали.
И незаметно притулиться
На самом краешке земли.

5/ IX, 1927

«Слова любви тогда цвели в душе…»

Слова любви тогда цвели в душе,
И были дни торжественно-прекрасны,
И жили мы, как будто в шалаше,
И лес шумел ветвями сосен красных.

Но дни текли. И подошёл тот час,
Когда шалаш нам показался тесен,
Когда рванулись голоса у нас
В ещё неведомой безумной песне.

А осенью так холодно душе.
Огонь не греет под промёрзлой крышей,
И всё живём мы в старом шалаше,
Не видим солнца и дождя не слышим.

5/ IX, 1927

«Осень мутной ржавчиною метит…»

Осень мутной ржавчиною метит
Присмиревший Люксембургский сад.
И невесело играют дети,
И печально о не бывшем лете
Листья, опадая, шелестят.

Дни всё радостнее, всё нежнее,
Станет жизнь до ужаса проста.
Ветер мечется в пустой аллее,
И слепые статуи белеют
В зелени высокого куста.

Им — всегда покорно красоваться
Мраморной, покорной наготой.
Ну, а мне пора идти домой,
И пора бы перестать смеяться
Над своей, не бывшей высотой.

5/ IX, 1927

«Я не нашла торжественное слово…»

Я не нашла торжественное слово,
Движенье нужное карандаша,
Когда уже на всё была готова
Встревоженная, жадная душа.

Казалось, что уж ничего не надо,
Что жажда дикая утолена,
Но всё росла и ширилась она,
Как тихая, вечерняя прохлада.

Тогда цвели над нами вечера,
Синея куполом большим и звёздным,
И если б ты тогда сказал: «Пора»,
Наверно бы, я прошептала: «Поздно…»

6/ IX, 1927

«В гостиных строгих, с душными коврами…»

В гостиных строгих, с душными коврами,
Под солнцем пляжа, под глухим дождём —
Томясь под уличными фонарями,
Тебя мы ждали. Ждём.

Стремясь к одной, к одной безумной цели,
Ненужную свободу разлюбя,
Всю жизнь, всю жизнь, быть может, с колыбели
Мы ждём тебя.

Душа — большая, путаная тайна,
Храм тихой нежности и чистоты,
В который, может быть, почти случайно
Приходишь ты.

И, скованные злым оцепененьем,
Мы жадно ждём, когда в неверный час
Ты подаришь случайное волненье
Одной из нас.

7/ IX, 1927

«Потеряла дорогу назад…»

Потеряла дорогу назад.
Не уйти, не забыть, не вернуться.
Я боюсь приоткрыть глаза
В неизбывной боязни проснуться.

Как в безвольном, горячем бреду,
Силы нет ни хотеть, ни верить:
Ты не бойся, что я уйду, —
Я вернусь к этой тёмной двери.

Сам ведь знаешь, что нет пути,
Никуда от тебя не уйти.

8/ IX, 1927

«Часто я люблю бродить одна…»

Часто я люблю бродить одна
По туманным набережным Сены,
Слушать, как играет тишина
Ласковым, мучительным и тленным.

Жизнь моя! Уж мне себя не жаль,
Милая! Я этого не стою.
Пусть одна бессменная печаль
Непробудно ляжет надо мною.

В мире есть одна большая грусть,
Лишь она — жива и неизменна.
Я когда-нибудь не возвращусь
С опустевшей набережной Сены.

9/ IX, 1927

«Отяжелела душа…»

Отяжелела душа.
Мелко-мелко дрожат ресницы.
На мосту замедлю шаг —
Мне ведь некуда торопиться.

Жутким кажется Нотр-Дам.
А внизу чернеет вода.

Спотыкаюсь на каждом шагу,
На холодном ветру коченея.
Только знаю, что не смогу,
Всё равно — не сумею.

Над Парижем небо в крови…
— Мыслитель, благослови!

10/ IX, 1927

«День прошёл без меня…»

День прошёл без меня.
День прошёл. И беде не помочь.
Но мне жаль бесполезного дня,
Соскользнувшего в тихую ночь.

Завтра — время кляня —
Снова ждать роковой темноты,
Отцветанья ненужного дня,
Чтоб назвать его снова пустым.
— Ведь и ты
Без меня.

18/ IX, 1927

Из дневника («В тот день ни купол неба мутно-синий…»)

В тот день ни купол неба мутно-синий,
Воздвигнутый над городом, как храм,
Ни красота архитектурных линий,
В туман закутанного Нотр-Дам,
Ни глубина Латинского квартала
Не радовала и не волновала.

И не было трагедии, ни фраз,
Звучащих патетически. А просто
Мне было скучно. И в ресницы глаз
Вплетался мутный, синеватый воздух.
И долго я стояла на мосту,
Уныло вглядываясь в пустоту.

И вызвал вдруг впервые цепкий страх
Среди фигур у левого портала
Святой, которого не раз видала,
Держащий голову свою в руках.
За мной следил, как некий тайный зритель,
И, может быть, благословлял Мыслитель.

А дома — знала — безнадёжный круг,
Где время крутит часовые стрелки,
А на столе — немытые тарелки,
На лицах — боль и на губах — испуг.
А я люблю весёлый, звонкий смех,
Быть может, больше всех, сильнее всех…

В тот день без шляпы, с спутанной причёской,
Бродила я по берегам реки,
И на мосту в лицо мне ветер хлёсткий
Хлестал и жутко холодил виски.
И ничего как будто не случилось,
А просто всё ушло, переменилось.

На набережной там, в последний раз
Я ощутила странное волненье,
При сочетанье пёстрых: слов и фраз,
Что прежде называли вдохновеньем,
Что прежде было счастьем и мечтой,
А после — тоже стало пустотой.

Я в этот день не понимала — где я?
Мне всё хотелось что-то рассказать,
Быть с кем-то ласковее и нежнее,
Кому-то письма длинные писать,
И лечь в постель, сжимая нервно пальцы,
Чтоб больше никогда не просыпаться.

19/ IX, 1927