Ирина Кнорринг - Золотые миры.Избранное

• Название: Золотые миры.Избранное
• Автор: Ирина Кнорринг
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 5-86020-054-14

---

21/ X, 1927

«Ты не бродил по набережной Сены…»

Ты не бродил по набережной Сены,
Ты не стоял над чёрною водой.
Не замечал тревожной перемены,
Произошедшей будто бы со мной.

По улочкам Латинского квартала,
По тем местам, где счастье зацвело,
Ты не бродил бессильный и усталый,
Окутанный парижской серой мглой.

Ты не терзался мыслью об утрате,
Тоской предельной не был опьянён,
Ты никому не посылал проклятья.
Не верь! Ты видел только страшный сон,
И вот — проснулся.

23/ X, 1927

«Над чёрной, блестящей Сеной…»

Над чёрной, блестящей Сеной,
Под уличными фонарями —
За столиками Ротонды
Сутулится мой двойник.

И гаснут усталые взгляды,
И вьются нервные руки,
И губы — жадные губы —
В непомнящих зеркалах.

А жизнь ведь была загадкой,
Тоской железнодорожной,
Отсвечиваньем стали
Далёких, призывных рельс.

А жизнь ведь была дурманом,
Туманом осенней ночи,
Неверным и тусклым светом
Рассеянных фонарей.

Смотри в зеркала Ротонды,
Сжимай усталые руки,
Но облик в дыму папиросы
Не принимай за меня.

3/ XI, 1927

«Всегда, всегда рассказывать стихами…»

Всегда, всегда рассказывать стихами
О днях моих и о моих ночах.
Душа цветёт, как тонкая свеча.
Шатается беспомощное пламя.

А тени мечутся под потолком,
Слегка дрожат склонённые ресницы,
И тонкий, седенький дымок змеится
Над длинным, тростниковым мундштуком.

Залёг туман на улице пустой,
В нём копошатся маленькие страхи.
А тиканье будильника порой
Совсем не ямб, а нервный амфибрахий.

И пусть сегодня то же, что вчера,
И мы опять беспомощны, как дети, —
Я не забуду эти вечера
И не отдам их ни за что на свете.

3/ XI, 1927

«Должно быть, поздно. Тишина вокруг…»

Должно быть, поздно. Тишина вокруг.
Во всём отеле смолкли разговоры.
Кольцом огромным сильных рук
Сырая ночь охватывает город.

Бессонница — миганьем фонаря —
Когда не думается и не спится,
Пока заря — бесстрастная заря —
Кольцом оцепит тёмную столицу.

Зажжётся луч у тихого плеча,
И вновь — стихи с рассветной, новой силой,
О сердце том, которое вместило
Высокий гнев и светлую печаль.

4/ XI, 1927

«Я устала быть больной…»

Я устала быть больной,
Быть больной и быть усталой.
Время встало надо мной,
Время медленное встало.

Будто некуда идти,
Ночь — бессонна, день — несносен.
Осень спутала пути,
Все пути смешала осень.

Все пути переплела
Мгла тревоги и бессилья.
И молчали зеркала,
Зеркала не говорили.

А дыхание земли
Всё мучительней и слаще.
Я устала быть вдали,
Быть во всём ненастоящей.

9/ XI, 1927

«За окошком тускнеющей сталью…»

За окошком тускнеющей сталью
Предзакатная муть залегла…
От беспомощных взглядов устали
За сегодняшний день зеркала.

Хоть бросайся в холодную воду!
Хоть повесься на первом крючке!
Так, в ноябрьскую непогоду
Сердце бьётся в бессильной тоске.

А весна никогда не настанет.
Я, должно быть, навеки больна.
Оттого в предрассветном тумане
Побеждает меня тишина.

И, сплетая покорную скуку,
В длинной цепи моих вечеров,
Тихий дождь мне по стёклам настукал
Утомительный ритм стихов.

13/ XI, 1927

Ночью («Вижу — осенняя ночь в серебре…»)

Вижу — осенняя ночь в серебре.
Переливается блеском,
Тусклым отсвечиваньем фонарей
Сквозь кружева занавески.

Светлая мгла. И звенящая тишь.
И наболевшее горе.
Думаешь долго и долго не спишь.
После — холодные зори.

Переливается светлая муть
Бликами в створчатой раме.
Хочешь уснуть. Всё равно — не уснуть.
И — начинаешь — стихами.

Нервно отсвечивают зеркала,
Ёжатся тихие тени.
— Я никогда, никому не лгала
О предрассветном томленье.

Ночью тревога острей, чем всегда,
И безнадёжнее слово,
Что никогда, никогда, никогда
Больше не буду здоровой.

15/ XI, 1927

«Я жалости не хочу…»

Я жалости не хочу.
Сердце бьётся задорно и звонко.
Но, тихонько склоняясь к плечу,
Все жалеют меня, как ребёнка.

Ночью душит меня тишина,
Печаль о большом и малом.
Ничего. Я просто больна.
Я устала. Просто — устала.

Так бывает всегда во сне,
В предрассветном, седом тумане.
С напряжённой тоской о весне
Сердце, кажется, вовсе устанет.

Только б мне навсегда сберечь,
Пронести сквозь закаты и зори
Эту радость и сладкое горе
Никому не рассказанных встреч.

22/ XI, 1927

Утро («За дело, за дело, за дело!..»)

— За дело, за дело, за дело! —
Так утром задорно кричи.
В тумане рассветном и белом
На стёклах зажгутся лучи.

Сегодня не сделалось хуже,
Так будь же бодрей и смелей.
Кому-нибудь ты ещё нужен
На этой любимой земле.

Сутуль же усталые плечи
Под ношей труда и борьбы.
Не думай, что ты искалечен
Руками нелепой судьбы.

Мы в вечном, мы в диком круженье
Какой-то случайной игры.
Мы в пламенном воображенье
Плетём золотые миры.

Зажги себя огненным словом,
С зарёю молись об одном,
Чтоб только ты день этот снова
Не назвал потерянным днём.

А в прошлом — большом и глубоком —
Так много зачёркнуто лет…
По стёклам светящихся окон
В истерике бьётся рассвет.

22/ XI, 1927

«Не люблю я казаться странной…»

Не люблю я казаться странной,
Класть загадку в сплетенье слов.
Я гостям — случайным и жданным —
Не читаю моих стихов.

Я боюсь задавать вопросы,
Громким криком прожечь тишину,
Я в тоске на пол не швырну
Недокуренную папиросу.

Я устала себя томить
И играть безнадёжную пьесу.
Мне смешно и не скучно жить
С длинным прозвищем — поэтесса.

28/ XI, 1927

«Мы — неудачники. Совсем, как дети…»

Мы — неудачники. Совсем, как дети.
Мы неуверенны ни в чём.
На длинных улицах вечерний ветер
Швыряется туманом и дождём.

Мы жадно ждём, сутуля зябко плечи,
И вдруг поймём: сполна и до конца,
Что в этом мире нет противоречий
В таинственной гармонии Творца.

Вот так бывает: если вдруг случится
В осенний день унынья и тоски
Увидеть траурную колесницу
И металлические венки.

1/ XII, 1927

«Мы твёрдо знали: жизнь нас обожжёт…»

Мы твёрдо знали: жизнь нас обожжёт
И мы привыкли, потому не плачем,
И уж давно мы потеряли счёт
Обидам, жалобам и неудачам.

Среди соседей — хороших и плохих —
Люблю я жадно верящих в бессмертье.
И посвящаю лучшие стихи
Всем неудачникам на свете.

2/ XII, 1927