Ирина Кнорринг - Золотые миры.Избранное

• Название: Золотые миры.Избранное
• Автор: Ирина Кнорринг
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 5-86020-054-14

---

1/ XII, 1927

«Мы твёрдо знали: жизнь нас обожжёт…»

Мы твёрдо знали: жизнь нас обожжёт
И мы привыкли, потому не плачем,
И уж давно мы потеряли счёт
Обидам, жалобам и неудачам.

Среди соседей — хороших и плохих —
Люблю я жадно верящих в бессмертье.
И посвящаю лучшие стихи
Всем неудачникам на свете.

2/ XII, 1927

«Весь день болела голова…»

Весь день болела голова.
Был острый запах валерьянки.
Звучали грустные слова
Однообразной перебранки.

Дрожали кисти слабых рук,
Мешая ложечкой в стакане,
И замыкался тёмный круг
Обиды и непониманья.

Весь день молчали зеркала,
Уставшие от мутных взглядов.
А к вечеру я поняла:
Ни правды, ни добра не надо.

7/ XII, 1927

«Зажигались слова летучие…»

Зажигались слова летучие
В мутно-сером, ночном тумане.
Я подумала: в лучшем случае
Сердце бедное просто устанет.

Были зданья тёмными пятнами,
Заполняя сгущённый воздух.
И казались мне непонятными
Все слова твои и вопросы.

Сердце билось легко, по-старому,
И хотелось громко смеяться.
А над скверами и бульварами
Бились блики галлюцинаций.

И когда это было — не помню я,
Наяву это было, во сне ли?
Только улицы — тёмные-тёмные —
Были призрачны в самом деле.

7/ XII, 1927. Ночь

Бредовое («Легко по тёмной лестнице сбегаю…»)

Легко по тёмной лестнице сбегаю,
Стрелою — в дверь, и ускоряю бег.
А за углом меня подстерегает
Высокий и безмолвный человек.

Я только вспомню стиснутые пальцы,
Пытливый взгляд, тоску и — тот.
Отдать ему бы этот страшный гнёт,
И всё отчаянье галлюцинаций.

7/ XII, 1927. Ночь

«Быть странником, без жалоб и без стонов…»

Быть странником, без жалоб и без стонов, —
Пьянеть простором незнакомых мест,
Увидеть новый мир в окно вагона —
Ведь это никогда не надоест.

Теряя день за днём и год за годом,
Лишь впечатленьями разбогатеть.
Любить одну бессмертную свободу
И никогда о прошлом не жалеть.

Всю жизнь идти дорогой незнакомой,
По зарослям, пустыням, городам,
И жить одной, одной тоской о доме,
О нежности, не бывшей никогда.

17/ XII, 1927

«Мне, как синице, моря не зажечь…»

Мне, как синице, моря не зажечь.
Ты будешь жить, беспомощно сгорая,
И будут дни мерцаньем тусклых свеч,
И никогда мы не построим рая.

Мы в жизни ничего не сотворим.
Пора признать, что мы слабей, чем дети.
Пусть будет на лице задорный грим —
На сердце будет гнёт тысячелетий.

Ты будешь говорить о глубине,
О долге, искренности, о началах,
А я — молчать, как до сих пор молчала,
И грустно думать о вчерашнем дне.

И не поднять уже усталых глаз,
Как и мечту о невозможном рае.
Не верю я, что будет в жизни час,
Оправдывающий обоих нас,
Тот, о котором вспомним, умирая.

17/ XII, 1927

«Я зубы, стискиваю, ставлю точку…»

Я зубы, стискиваю, ставлю точку
Под этим взглядом, пристальным и злым,
Я думаю, что так глядят козлы,
Не разошедшиеся на мосточке.

Мы никогда не спорим ни о чём,
Не говорим о близком и тревожном,
Не потому, что это невозможно,
Нет — это было б слишком горячо.

Лишь колкость шпильки, брошенной украдкой,
Когда касается рука руки,
Когда смешно и больно от тоски,
Когда мы сходимся в безмолвной схватке.

Когда я до глубин потрясена
Внезапной ненавистью, жадной, жгучей.
Но если бы дать только волю нам…
Не надо лучше!

22/ XII, 1927

«Я не пишу давно стихов…»

Я не пишу давно стихов,
Мне надоело быть поэтом,
Жить в мутной глуби вечеров
И никогда не видеть света.

Мне надоело в темноте,
Ощупываясь осторожно,
Искать неведомых путей,
Бессмысленных и невозможных.

Мне надоело рассуждать
О мудром и о непонятном,
И без того есть в жизни пятна,
Которых не пересчитать.

Я ненавижу нервом каждым
Уныло-равнодушный зал,
Где каждый верит, что сказал
О самом главном, самом важном.

В душе тоска от мелких ссор,
От слов о красоте и Боге,
Но я не знала до сих пор,
Что нет из тупика дороги.

7/ I, 1928

«Твои стихи — подарок разума…»

Твои стихи — подарок разума,
Мои — скользящий день за днём,
Быть может, всё узнаем сразу мы,
Всё непонятное поймём.

Всё то, что жуткими минутами
Нам накоплял упрямый рок,
Все нити длинные распутаем
Незабываемых тревог.

И станет жизнь совсем утонченной,
Но даже с матовых вершин
Того, что как-то не закончено,
Мы никогда не довершим.

Твои стихи — подарок разума,
Мои — скользящий день за днём.
И то, что кем-то не досказано,
Мы никогда не назовём.

7/ I, 1928

«У меня в комнате совсем темно…»

У меня в комнате совсем темно,
Тускло светит маленькое окно.
Рисунков обой не различает глаз,
Хотя ещё только второй час.

В окошке — крыши и чердаки,
Символы бедности и тоски.
Страшно на улицу смотреть вниз,
И стонет колокол на Сен-Сюльпис.

И под низким, нависшим потолком
Я сижу и думаю всё об одном —
И в стекло стучит тёмный дождь,
Издевается: «Ничего, подождёшь!»

В комнате, на шестом этаже,
Я — недоумевающая — настороже…
Я — знающая, что не одна,
Зацветающая, как весна.

3/ II, 1928

На шестом этаже («Мысли тонут в матовом тумане…»)

Мысли тонут в матовом тумане.
День за днём проходит, как в бреду.
Нет конца беспомощным скитаньям,
Никуда, должно быть, не приду.

День за днём, неделя за неделей…
За окошком очертанья крыш,
Улицы, как тёмные ущелья,
Старый, заколдованный Париж.

По ночам — разгул, свистки и крики,
Сердце замирает и дрожит.
Тянется по лестнице безликий,
Медленно считая этажи.

И глотая запылённый воздух,
С напряжённой мыслью о тебе,
Я гадаю здесь по мутным звёздам
О своей изломанной судьбе.

Днём туман, внимательный и серый,
Жизнь ясна, безвинна и проста.
На стене — премудрая химера
И изображение Христа.

А на башне старого собора
Мощной болью вздрагивает медь.
Кажется, что скоро — слишком скоро —
Я смогу покорно умереть.

5/ II, 1928

«Я пуглива, как тень на пороге…»

Я пуглива, как тень на пороге
Осторожно раскрытых дверей.
Я прожгла напряжённой тревогой
Много ярких и солнечных дней.

Оплету себя вдумчивой грустью,
Буду долго и страшно больна,
Полюблю эту горечь предчувствий
И тревожные ночи без сна.

И когда-нибудь, страшно сутулясь,
В час, когда умирают дома,
Я уйду по расщелинам улиц
В лиловатый вечерний туман.

Где я буду в тот матовый вечер?
Кто мне скажет, что я умерла?
Кто затеплит высокие свечи
И завесит мои зеркала?

Так исполнится чьё-то проклятье,
И не день — и не месяц — не год —
Будет мир сочетанием пятен
И зияньем зловещих пустот.

6/ II, 1928