Ирина Кнорринг - Золотые миры.Избранное

• Название: Золотые миры.Избранное
• Автор: Ирина Кнорринг
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 5-86020-054-14

---

3. II.29

«Я плачу над пестрою маской…»

Я плачу над пестрою маской,
Разорванной мною в клочки.
Я плачу над детскою сказкой,
Над радостью прежней тоски.

Глухими, как осень, ночами
Считаешь ты бьенье минут.
За сжатыми хмуро плечами
Тревожные тени растут.

Читаешь, твердишь про искусство,
Скрываешь беспомощность рук.
А сердце узнал, о, как пусто
Тебе, мой обманутый друг.

3. II.29

«Отошло, отпело, отзвенело…»

Отошло, отпело, отзвенело.
Жизнь замедлила неровный шаг.
До смешного изменилось тело
И смешно состарилась душа.

Ни высот, ни мудрости не надо.
Раздавило чувство пустоты.
За проржавленной оградой сада
Мокнут оголённые кусты,

Пусть с беспомощною простотой
Первому идущему навстречу
Я сейчас скажу, как в этот вечер
Мне не хочется идти домой.

5. II.29

«Склоним устало ресницы…»

Склоним устало ресницы
В сумерках синего дня.
В комнатах будем томиться,
Не зажигая огня.

И за большим самоваром
Возле оплывшей свечи,
Может быть, вспомним о старом,
И, повздыхав, замолчим.

Бросим нескладные фразы,
Полные дряхлой тоски.
Взглянем в пространство, — и сразу —
Вместе — поймём: старики…

9. II.29

«Будут ночи, — сквозь плотные шторы…»

Будут ночи, — сквозь плотные шторы
Бросят матовый свет фонари.
Будут ночи, стихи, разговоры,
Разговоры со мной до зари.

Станет солнце роднее и ближе,
Станет жизнь напряженно-полна.
Над душой, — над судьбой, — над Парижем —
Настоящая будет весна.

Будет всё прощено и забыто,
Даже дни этой цепкой тоски.
По исшарканным уличным плитам
Веселей застучат каблуки.

И в надежде святой и лучистой,
Наблюдая смертельный испуг,
Упадут безнадёжные кисти
Непривычно заломленных рук.

17. III.29

«Молчанье ничто не нарушит…»

Молчанье ничто не нарушит —
Я сделала жизнь простой.
Ввела я и тело, и душу
В давно желанный покой.

Без мысли, без слов и проклятий
Огромные дни скользят.
И синий, больничный халатик
Удобней, чем всякий наряд.

А руки висят, как плети,
Я будто совсем не жива.
И нечего мне ответить
 На ласковые слова.

17. IV.29

«Забыть беспомощные голые кусты…»

Забыть
Беспомощные голые кусты,
Припавшие к железному забору,
И ощущенье мёртвой пустоты
От неоконченного разговора.

И цепкий, разъедающий недуг
В недавно сильном и здоровом теле,
И жуткие, безмолвные недели,
И взлёты нервных, неспокойных рук.

И страх, и стыд. Листы ненужных книг,
Пытливый взгляд, подхваченный украдкой,
И старческую, жалобную складку
У губ, скрывающих жестокий крик —
Простить, простить.

17. IV.29

«Шепчет ночь, колдунья и пророчица…»

Шепчет ночь, колдунья и пророчица,
Шепчет ночь тревожные слова.
Больше думать ни о чём не хочется,
Но от дум пылает голова.

Синий сумрак в незнакомой комнате,
Смесь теней и шорохов глухих.
И всю жизнь, должно быть, буду помнить я
Эти ночи, мысли и стихи.

Шепчет ночь слова такие страшные,
Припадает к синему окну.
Вот оно — хорошее, желанное,
Свято окрылившее весну.

Только б это сердце не устало бы,
Если б только жизнь не солгала…
Вторит ночи тоненький и жалобный
Детский плач из тёмного угла.

27. IV.29 Maternite

«Там завелись осторожные черти…»

Там завелись осторожные черти,
Сумрак шуршит и колдует за печкой.
Жизнь догорает копеечной свечкой.
Белые девушки грезят о смерти.

Шепчутся в окнах: «Мы ждали, мы ждали…»
Вторит им улица.: «Верьте, о верьте!»
Тихо смеются горбатые черти.
Девушкам снятся лиловые дали.

Сомкнуты губы, уронены руки.
Дни одиноки и ночи бездонны.
Хрупкие девушки с ликом Мадонны
Слушают нежно вечерние звуки.

— Где это будет? Когда это было?
— Где повторяется? Верьте, о, верьте!
Жалко ласкаются с миной унылой
Злые, трусливые, липкие черти.

22. V.29

«В Люксембургском саду, у газона…»

В Люксембургском саду, у газона,
Против серого зданья Сената,
На часы я смотрела когда-то,
Притворяясь наивно влюбленной.

В Люксембургском саду, у фонтана,
В жаркий август (вовек не забуду!)
Я поверила в яркое чудо.
Было тихо, безлюдно и рано.

Зелень свежая, воздух недвижный,
Воробьишек пугливая стая…
— Хорошо, что всё это бывает,
Только раз в нашей маленькой жизни.

30. V.29

«С каждым днем, с каждым часом всё тише…»

С каждым днем, с каждым часом всё тише.
Я едва ли способна любить.
И не вслушивайся — не услышишь,
Как порвётся тончайшая нить.

За листы неотвеченных писем,
За подушку в неслышных слезах,
За стихи про лиловые выси —
Честно взглянем друг другу в глаза.

А на жизни — тяжёлою грудой
Напряжённое слово — молчать.
Никогда я не верила в чудо,
Никогда не умела мечтать.

И, должно быть, просрочены сроки,
Губы сжал одичалый испуг,
И мы снова с тобой одиноки,
Мой случайно замеченный друг.

Но не надо ни слез, ни томленья,
Ведь слова, и раздумья, и мы
Это только пустые виденья
Для меня не пришедшей весны.

И, должно быть, мой голос напрасен,
Я сказала всё то, что могла.
— Пожалей о потерянном часе
И примись за чужие дела.

13. VI.29

«Потупив тусклые глаза…»

Неужели кому-нибудь третьему
Я потом расскажу о тебе?

1927

Потупив тусклые глаза,
В пустой, обыкновенный вечер
Мне захотелось рассказать
Кому-нибудь о нашей встрече.

О том, как было хорошо
Смотреть в широкие закаты,
И не висело над душой
Сознанье скуки и утраты.

Горели бешеные дни,
Над болью сердца торжествуя,
Горели красные огни
Там, где чинили мостовую.

Бродил по улицам туман,
Окутывая сад и зданья…
Ведь я отравлена сама
Отчаяньем воспоминанья.

Вот так, среди пустых полей,
В густую ночь поспешно кроясь,
Сверкая множеством огней,
Проходит одинокий поезд.

23. VI.29

«Верно, мне не сделаться поэтом…»

Верно, мне не сделаться поэтом,
Никогда, должно быть. Никогда.
Отливает розоватым светом
Тихая вечерняя вода.

Обволакиваясь пеной белой,
Шелестит рассеянно фонтан,
И впервые в мыслях прозвенело:
— Жизнь проиграна и прожита. —

Сквозь узорчатую чащу листьев
Засветили разные огни.
Пальмы в бочках грезят о Тунисе,
Вспоминая солнечные дни.

И в высоком небе сумрак зыбкий
Обволакивает купола.
Тихой, незамеченной улыбкой
Молодость ненужная была.

Отойду, к прошедшему остыну,
Замолчу, исчезну в мутной мгле,
Завещая маленькому сыну
Мысль о счастье и любовь к земле.

21. VI.29