Роберт Беннетт - Город лестниц

• Название: Город лестниц
• Автор: Роберт Беннетт
• Жанр: Боевое фэнтези
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-17-089272-3

Когда-то Божества правили Континентом, а значит, и всем миром, Сайпур же был всего лишь угнетенной колонией, лишённой божественной благодати. Но в отсутствие чудес сайпурцы пошли по технологическому пути развития и в результате не только свергли континентальную власть, но и убили почти всех Божеств, погрузив материк в хаос. Все, сотворенное Божествами, исчезло, города лежат в руинах, местным жителям запрещают изучать собственную историю и отправлять религиозные ритуалы. Когда в Мирграде, столице Континента, при таинственных обстоятельствах погибает сайпурский историк, который исследовал местные легенды, в город приезжает Шара Тивани. Официально она лишь обычный культурный посол, а на самом деле один из самых опытных шпионов Сайпура. Ее задача – найти убийцу, но вскоре она понимает, что ставки в этом деле высоки как никогда, что в Мирграде все не то, чем кажется, здесь водятся настоящие чудовища, царят заговоры, верить нельзя даже своим, а сведения о смерти Божеств, кажется, сильно преувеличены.

---

– Никто не поверит, что ты – КП и мышка. Ты же Труни уволила.

– А я и не хочу, чтобы верили. Я хочу, чтобы они не знали что и думать. Беспокоились. Гадали, кто я такая на самом деле.

И она подходит к окну и оглядывает затянутое дымом печных труб небо. Если разворошить гнездо шершней, они вылетают и бросаются на тебя. Но, по крайней мере, у тебя есть шанс разглядеть каждого из этих шершней.

– Ну, если тебе так уж охота, чтобы они вылетели и бросились, – усмехается Сигруд, – назвалась бы своим настоящим именем.

– Я сказала, что хочу разворошить гнездо, а не погибнуть смертью храбрых.

Сигруд насмешливо улыбается и принимается разглядывать обрывок холста.

– Что ты там хочешь увидеть? – удивляется Шара.

И он разворачивает обрывок к ней. Оказывается, это часть картины, на которой изображен кадж: строгий патрицианский профиль, освещенный вспышкой выстрела.

Сигруд гудит:

– Даже я заметил фамильное сходство.

– Прекрати! – рявкает Шара. – И убери это наконец!

Сигруд улыбается, сворачивает обрывок картины и вышвыривает его в мусорную корзину.

– Вот и хорошо, – кивает Шара.

И наливает себе вторую чашку чаю. Все тело ликует.

– Ну что ж, теперь пора браться за дело. Пожалуйста, пригласи сюда Питри.

И, уже тише, добавляет:

– Нам надо осмотреть тело.

* * *

В комнатке жарко, душно, пусто. К счастью, разложение еще не затронуло тело, и здесь не пахнет. Шара смотрит на то, что лежит на койке. На свешивающуюся тонкую ногу. Словно бы Ефрем взял и прилег подремать…

Она не видит своего героя. Не видит щуплого, тихого и милого человека, с которым она когда-то познакомилась. Она видит запекшуюся, ободранную плоть, почти утратившую сходство с человеческим лицом. Конечно, потом она видит что-то знакомое: тонкую, как у птицы, шею, льняной костюм, длинные точеные запястья и пальцы и, конечно, конечно, его нелепые яркие носки… Но это не Ефрем Панъюй. Нет. Не он.

Она касается лацканов пиджака – их как в лапшу нашинковали.

– Что случилось с его одеждой?

Питри, Сигруд и охранник наклоняются посмотреть.

– Простите? – спрашивает охранник.

Поскольку в посольстве нет морга, бренные останки доктора Ефрема Панъюя перенесли в сейфовое хранилище. И теперь они лежат здесь на кушетке, подобно ценному грузу, дожидающемуся официального разрешения на вывоз. Впрочем, в каком-то смысле это так и есть.

– Посмотрите на его одежду, – говорит Шара. – Швы, манжеты – все вспорото. Даже на брюках манжеты – и те взрезали.

– И что?

– Вы получили тело в таком состоянии?

Охранник удостаивает тело подозрительного взгляда:

– Ну мы точно ничего с ним не делали.

– В таком случае это сделала мирградская полиция?

– Ну… наверное… Простите, госпожа, я не очень-то в курсе.

Шара стоит неподвижно. Она, конечно, видела такое раньше. И даже сама проводила досмотр, пару раз точно: чем больше на человеке надето, чем больше на одежде карманов, подкладок, отворотов и манжет, тем проще спрятать конфиденциальные материалы.

И тут, безусловно, напрашивается очевидный вопрос. С чего бы кому-то в Мирграде думать, что историку, прибывшему в город с дипломатической миссией, есть что прятать под манжетой?

– Вы можете идти, – говорит она.

– Что?

– Можете оставить нас.

– Ну… Это хранилище для особо ценных предметов, госпожа. Я не могу вас просто взять и оставить…

Шара поднимает на него глаза. Может, усталость или горе растопили всегдашнюю бесстрастность или усвоенная от поколений предков привычка отдавать приказы дала себя знать – так или иначе, охранник смущенно покашливает, чешет за ухом и быстренько обнаруживает какое-то срочное дело в коридоре.

Питри направляется следом, но она останавливает его:

– Нет, Питри. Ты останься. Пожалуйста.

– Вы уверены?

– Абсолютно. Мне хотелось бы выслушать мнение сотрудника посольства. Пусть и не облеченного особыми… полномочиями.

И она оборачивается к Сигруду:

– Что скажешь?

Сигруд склоняется над худеньким телом. Внимательно осматривает череп – ни дать ни взять эксперт, устанавливающий подлинность картины. К явному неудовольствию Питри, Сигруд поддевает кусочек кожи и разглядывает проломы в черепе.

– Какой-то рабочий инструмент, – выносит он свой вердикт. – Может, гаечный ключ. Что-то с выступами.

– Уверен?

Тот кивает.

– То есть здесь – никаких зацепок?

Сигруд пожимает плечами. Может, никаких. А может, и есть какие-то.

– Первый удар нанесли в лоб.

И он показывает на то, что некогда было левой бровью профессора.

– Отметины здесь глубокие. Остальные… не такие глубокие.

«Это мог быть любой инструмент, – думает Шара. – Любое оружие. И это мог сделать кто угодно».

Шара смотрит и смотрит на тело. И уже второй раз за ночь говорит себе: «Не обращаем внимания на частности, зрим в корень». Но… вот он лежит, ее учитель. С размозженным лицом. Тонкие запястья и шея. Рубашка. Галстук. Такие знакомые. Это тоже частности? Как на них не обращать внимания?

Одну секундочку. Одну секундочку. Галстук?..

– Питри… вам часто приходилось видеть профессора? – спрашивает она.

– Ну… я его видел, да. Но мы не были знакомы, если вы это имеете в виду.

– Тогда вы, наверное, не сможете припомнить… – осторожно формулирует она, – или сможете… давно ли профессор стал носить галстуки?

– Галстуки?.. Не знаю, госпожа…

Шара протягивает руку и подхватывает галстук за кончик. Какой он… Полосатый, красный и молочно-белый. Шелковый, прекрасной выделки. Изыск северной моды, совсем недавно обретший популярность.

– Доктор Ефрем Панъюй, которого знала я, – тихо говорит она, – предпочитал шейные платки. Так принято в академических кругах, насколько я знаю. Профессура носит шейные платки – обычно оранжевые, розовые или красные. Цвета университета. А вот в галстуке я его не видела ни разу. Вы разбираетесь в галстуках, Питри?

– Мгм. Ну… немного. Их здесь все носят.

– Именно. Здесь. А не в Сайпуре. И не кажется ли вам, что это галстук необычно тонкой работы?

И она переворачивает его – поглядите, мол.

– Очень тонкая работа, да. И шелк такой… тонкий.

– Ну… да… А что?

Не отрывая взгляда от галстука, она протягивает Сигруду ладонь:

– Нож, пожалуйста.

В ручище гиганта мгновенно возникает что-то тоненькое и блестящее – похоже на скальпель. Он вручает его Шаре. Та поправляет очки на переносице и низко склоняется над телом. Сквозь рубашку Ефрема просачивается слабый запах разложения. Шара старается не обращать на него внимания – это действительно частность. Неприятная частность, на которую нельзя отвлекаться.

Она пристально рассматривает белые полосы на шелке. «Нет, белые ему бы не подошли. Слишком заметно получилось бы…»

Вот оно – невероятно тонкая красная нить, едва заметные стежки на красном. Маленький квадрат, похожий на карманчик, на обратной стороне галстука.

Внутри белый лоскуток. Нет, не от галстука, от чего-то другого. Она осторожно вынимает его и расправляет на свету.

Несколько строчек угольным карандашом – похоже на шифр…

– Им бы и в голову не пришло искать в галстуке, – тихо говорит она. – Особенно в дорогом галстуке. Они не ожидали от сайпурца такого трюка, правда? И он об этом прекрасно знал.

Питри изумленно таращится на вспоротый галстук.

– Где же он научился таким трюкам?

Шара отдает скальпель Сигруду.

– А вот это, – говорит она, – очень хороший вопрос.

* * *

В окно кабинета прокрадывается утренний свет, осторожно ползет по пустой столешнице и голому ковру, истыканному ножками вынесенной мебели. Шара подходит к окну. Как же странно: по идее, городские стены должны закрывать солнечный свет – во всяком случае, пока оно не стоит в зените, но она видит, как светило поднимается над горизонтом… Стены странно прозрачны, смотришь сквозь них – и солнце словно бы затянуто легкой дымкой.

«Как же звали того человека, – думает Шара, – что писал об этом?» Она прищелкивает пальцами, пытаясь вспомнить.

– Вочек, – наконец выговаривает она. – Антон Вочек. Точно.

Профессор Мирградского университета. Автор теории – старой, правда, он сформулировал ее несколько десятков лет тому назад. Тем не менее. Профессор настаивал: тот факт, что Чудесные Стены никуда не делись – а это самое старое и знаменитое чудо из многих чудес Мирграда, – указывает на то, что одно или даже несколько Божеств-основателей города до сих пор в каком-то смысле живы. Подобное нарушение СУ не осталось безнаказанным: естественно, профессор тут же ушел в подполье, и никто его с тех пор не видел. Тем не менее теория не снискала популярности у континентцев. Ибо, если Божества живы, логично спросить, где же они? Почему не спешат на помощь своему народу?

«Вот главная проблема с чудесами, – вспоминает она слова Ефрема. – Голая фактология. Либо чудо есть, либо его нет».