Александр Алейник - Абрис

• Название: Абрис
• Автор: Александр Алейник
• Жанр: Поэзия
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-905636-40-0

Роман начат 9 апреля 2012 года и закончен сегодня, 5 сентября 2012-го. Удивительно, что так быстро. Я не знаю, чтобы было так. Роман в сонетах и массе других стихотворений, мгновение – и готово.

Сонет – это форма стихотворений, придуманная во Франции в XIV веке. Сонетный роман – у Пушкина. Так же поступил и я. Всё получилось.

Благодарю мою жену Маргариту Никитину за то, что напомнила мне вещи, которые я забыл. Маму мою, Кац Раису Иосифовну, за то, что она рассказала мне, а я поместил в роман. Спасибо Дмитрию Бобышеву, старинному моему другу, за память его. Благодарю друга моего Игоря Чурдалёва. Он помнит то, что я забыл.

Роман основан на моей жизни. Всё правда. Он обращён к будущему. Пусть люди прочитают его – об одном человеке 20-го и 21-го века, о его друзьях и врагах. Одним – слава, другим – позор, они ископаемые люди, третьим – моё глубокое уважение, обыкновенным людям.

Время – лучший друг романов. Слава времени никогда не соврёт, всё исправит и поставит во временной ряд.

---

22

На фотографии – жена
Дебелая, чужая тётка.
Муж, дети, дикая страна,
В которой самый воздух соткан
Из расставаний и щедрот
(Откройте шире жадный рот,
И всё достанется). Он только
Писал послания на Волгу.
Сам жил прекрасно. Всё, молчок.
Вступило новенькое время
Разрывов связей с той и с теми,
Кто пулю получил в висок.
Молчание, ты тяжкий груз
Для тех, кто целит в темя уз.

23

Идёт большая заваруха.
Идёт гражданская война.
Ночь. Погреб. Бухает так глухо,
Как будто в людях есть вина.
Ночь. Плач ребёнка. Бровка
Приподнята. – Стой! Ты жидовка? —
Ответила ему: – Еврейка. —
– Правдивая – он поскакал. Варенье
Подкладывала мне на блюдце.
Я слушал, мальчик удивлённый,
Настолько в бабушку влюблённый,
Что все проклятые сопьются,
Пока мы с бабушкой сидим.
Друг в друга мы глядим, глядим.

24

У бабушки моей ребята
Пошли как на дрожжах пирог.
Сначала мальчик. Боже, ратуй.
Ан, нет. Он умер. Вот итог.
Потом девчонка, Эстер, чудо.
Ох, заводная, я не буду
Всё пересказывать сейчас.
В пять лет сей ангелок погас.
Пришли профессора, мужчины,
Смотрели, щупали её,
Посовещались – ох, житьё, —
Потом сказали: скарлатина.
Но бабка Мирьям тут как раз:
Не дам малюточку! Приказ

25

Был выполнен. Девчонки нет в помине.
А бабушке на сердце тяжело.
Один рывок. Ой, Готыню. Богине!
Что говорить, давно прошло.
Погоревали с дедушкой над дочкой.
Жизнь тяжкая как гиря, и короче,
Чем нам хотелось бы её иметь,
Чтоб нам достойно умереть.
Ребёнок третий – наша мама.
Брак. Врач. Дети хоть куда.
Довольно о печалях, господа.
Пора в блаженство, и печаль не дама,
Чтоб перед ней нам делать антраша,
Мы пишем жизнь – ты, право, хороша.

26

Четвёртый – дорогой мой дядя.
Родился года через два,
В двадцать шестом, я видел на параде
Его в семидесятые. Едва
Могли б его представить: стать мужчина.
Он в кителе морском, красавец, чинно
Стоит, и сразу видно: кавторанг.
Подлодник, к чёрту ранг.
Его давно уж нет на свете,
Жены и сына тоже нет.
Он горький получил билет
В Ракушке под Владивостоком. Эти
Сыны явились умирать
От радиации, пахать,

27

Служить родной стране геройски
Готовы сразу и всегда.
Смерть обращается по-свойски:
– Давай, братан, иди сюда.
Мне мама рассказала байку
Про дядю Зелика. Он банку
После похода вглубь, в моря,
Принял на грудь и выпил зря,
Поскольку вечером абзац:
Приехал Кац (он композитор),
А Зелик в зале. Он пюпитр —
На фортепьяно. Объявляют: – Кац! —
И Зелик поднимается на сцену:
Фамилия! Порадуй Мельпомену.

28

Он спел. Схватил аплодисмент.
Раскланялся и удалился.
Кац с Кацем, пережив момент,
Сдружились. Зелик всё хвалился
В столицу, собираясь в путь,
Он брал для друга что-нибудь.
В Москве они вдвоём ходили,
Что было правильно, дружили.
Ах, Зелик, скромная душа,
«Куда, куда ты удалился»,
Я сам с тобою подружился,
Ан, нет тебя. Нехороша
Традиция поцеловать,
Потом в могилу провожать.

29

Весь зал давно уже в могиле,
И на тебе, вот поворот,
В моря ходили, дружно жили,
Когда б не этот мерзкий род
Событий жизни беспредельной,
От вахты в море корабельной
Гуртом переходить в тот мир,
Где глохнет всяческий эфир,
Где нет надежды, где судьбина
Готовит вам на всех беду:
– Голубчики, вы все в аду.
Довольно жить, довольно сплина.
– Эй, мичман. Помнишь свой зарок?
О, горький, океанский рок.

30

Жена покойная была
Добрейшей тётей. Я, ребёнком,
Доныне помню, как дала
Большую грудь, и я, мальчонка,
Припал к стакану молока.
Пронзило вкусом. Жаль, курка
Не подвернулось. Пил… другое…
Я кончил бы тогда с собою,
Но всё прошло. Подташнивало. Вкус
Был странен, нов, необычайно жирен,
Настолько был горяч, эфирен,
Что мне напоминал, по правде, дуст.
Давным-давно прошедшие дела.
Пойдём же дальше. Крепче удила.

31

Сын пары стал молочным братом
Моим, помладше, чем был я,
Красивым, умным, неженатым.
Был парень-гвоздь. Погиб. Семья
Так сгинула. Из дней ушедших,
Неправильных, быть может, грешных,
Ушла в далёкие края.
Волнует сердце. Буду я
Всё вспоминать её и Женьку,
Погибшего из-за того,
Что обувь в городе его
Сулила и тащила деньги
Для тех, кто правит всем подряд, —
Стрельнул разок, и не скулят.

32

У бабушки коса до пола.
Такая длинная коса,
Что бабушка могла бы долго
Носить святые образа.
Но если б бабушка хотела.
Не хочет. А наверно, дело
Не в том, что хочет или нет,
А в том, что Бог, семья, обет.
Всё против, что коса большая,
Особенная у неё.
Нашли бы лучшее житьё,
Те образа, прообраз рая,
Пусть радуют святых людей.
Что значит слово: перст? Елей?

33

Пожарником иль водолазом?
Я задавал вопрос себе
Насущный. Если в воду сразу,
Проплыть по этой глубине,
Как в воздухе, и строго прямо.
А может, лётчиком? Упрямо
Идти по курсу, чуткий руль
Вращать, чтобы избегнуть пуль.
Пожарником – другое дело:
Звонок, тревога, рёв, огонь.
Ты тушишь пламя, и разгон.
Ты девочку спасёшь, смелый…
Какой из этого сюрприз?
Медаль на грудь, цветы и приз.

34

А если девочка влюбилась
В тебя? Возникнул перескок
С вопроса на вопрос; стремилась
К тебе, любимому; итог —
Любовь великая до гроба,
Влюбились, полагаем, оба,
И, завершив свой скромный путь,
В могилу ляжем. Как-нибудь
Нас отпоют, потом поплачут,
И скажут: мы любили вас.
Зароют в землю, и про нас
Другим каким-нибудь расскажут,
Что мы стремились с детских лет…
– Эй! Саша! Живо на обед!

35

Я горько плакал у окошка.
Пришла беда в наш тихий дом.
Ах, дядя Шура. Бог поможет
Вернуть тебя и мать с отцом.
Они уехали. Машина
Их увезла, а я, мужчина,
Стою, и слёзы потекут,
Когда в машину не берут.
Ах, горькая моя судьбина,
Стою, а слёзы кап-кап-кап,
Нет. Прекратились. Эскулап
Сказал бы: – Господи, причина
Реветь белугой, ай-яй-яй. —
Не плачу. – Дед, в футбол, давай?

36

Катались с папой по реке,
Замёрзло всё и мы на лыжах,
И братик с нами шёл; в виске,
В ушах свистело, шли поближе
Мы к центру речки. Ветер жёг,
Я отставал, так, на чуток,
А варежки наш бег спасали.
Домой пришли. Мы чай глотали
Помногу, пить хотелось нам,
А чай был сладкий и прекрасный.
Я грыз баранку, был весь красный
От бега, оттого, что бам
Часы пробили громко нам,
Что день давно уже погас.
– Пора в постельку. Тихий час.

37

Вода тогда меня пугала,
Я просто плавать не умел.
На пляже горьковском я мало
В воде плескался. Я сидел
Под пляжными грибами с мамой.
Она читала с тою самой
Улыбкой книгу. Я глядел
На берег тот, где, кроме дел
Моих неспешных, два оленя
Стояли, чутко приподняв
Рога свои, моя родня,
В моей фамилии Алейник
Твердила мне, что я в долгу
С оленями на берегу.

Третья глава

1

Не спится. Ночь. Гроза над домом
Моим, и молнии в окне
Вдруг делают всё незнакомым
И на мгновенье новым мне.
Гремят над улицей раскаты,
Вдруг бухает, и дождь мохнатый
Разгуливает и льётся с крыш,
Из неба бродит в окнах, рыж
От света фонарей неспящих…
Их свет в ночи ни для кого,
А лишь для зренья моего.
Они всё делают из статуй
Домов и улицы пустой…
Да нет, она в ночи со мной.

2

Мы с папой едем на Ошару,
На улицу, где папа рос.
Трамвай. Тепло. Кондуктор старый
Клюёт лицом и спит… Всерьёз
Я этот день воспринимаю,
В окно гляжу и размышляю
О том, как папа, взяв меня,
Передаёт при свете дня
Сегодняшнего эстафету
Своих далёких детских дней…
Пусть позаботится о ней
Сын и подхватит по завету
Уверенность прожитых лет…
Уйду спокойно – мой обет.

3

Мы по Ошаре к дедушке идём
По улице такой старинной,
Что папу понимаю; дом,
Звонок, и мы в гостиной.
Берёзки три стоят гуртом,
Смотрю на площадь под окном,
И голуби влетают в небо.
Давно у дедушки я не был.
А новый дедушка не тот,
Что раньше был описан мною:
Массивен, жаден, я не скрою,
Что не люблю его. Щедрот
Не видел от него ни разу,
Ну, бог с ним, с дедом, мы за разум!

4