Александр Алейник - Абрис

• Название: Абрис
• Автор: Александр Алейник
• Жанр: Поэзия
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-905636-40-0

Роман начат 9 апреля 2012 года и закончен сегодня, 5 сентября 2012-го. Удивительно, что так быстро. Я не знаю, чтобы было так. Роман в сонетах и массе других стихотворений, мгновение – и готово.

Сонет – это форма стихотворений, придуманная во Франции в XIV веке. Сонетный роман – у Пушкина. Так же поступил и я. Всё получилось.

Благодарю мою жену Маргариту Никитину за то, что напомнила мне вещи, которые я забыл. Маму мою, Кац Раису Иосифовну, за то, что она рассказала мне, а я поместил в роман. Спасибо Дмитрию Бобышеву, старинному моему другу, за память его. Благодарю друга моего Игоря Чурдалёва. Он помнит то, что я забыл.

Роман основан на моей жизни. Всё правда. Он обращён к будущему. Пусть люди прочитают его – об одном человеке 20-го и 21-го века, о его друзьях и врагах. Одним – слава, другим – позор, они ископаемые люди, третьим – моё глубокое уважение, обыкновенным людям.

Время – лучший друг романов. Слава времени никогда не соврёт, всё исправит и поставит во временной ряд.

---

5

Я знал о Мишкиных проделках,
О маме Миши, об отце,
Привезшем то, что станет века
Прекрасной вещью, о птенце —
Магнитофоне. Что ни скажешь,
В его крутую память ляжет.
Нажал на клавишу – поёт
Иль говорит. Он бытиё
В подобие былого крутит,
А ты – ты слушаешь его,
И говоришь себе: во-во!
Всё было правдою до жути,
А правда людям так нужна —
Понять до капельки, до дна.

6

Ты помнишь дедушку Бабая,
Который подметал наш двор,
И малые, два раздолбая,
Что лезли к деду… где тот вздор
Для головы, набитой крепко,
По самую крутую кепку,
Шалить над ним, дурить всегда?
Посмотришь в прошлое – беда…
Прошло то время золотое,
Когда гуляли мы с тобой,
Не жалко ли тебе – отбой —
Что мы живём в плену застоя,
Что время не остановить,
Течёт от дружбы, от любви.

7

В четвёртом классе прочитал
Трагедию Шекспира «Гамлет».
Братоубийство я узнал:
Юлит всё время, зубы скалит
Принц датский. Толковать нутром,
Но притворятся дураком!
Пока не узнаёт детали —
Конец! Они в нём распластались.
Тут и зарок братоубийства.
Он знает всё, и мщенье в нём:
Смерть матери, отца, кругом
Он видит подлое витийство.
Он мстит убийце, и хвала.
Как жаль его. Шекспир! Дела!

8

Он попрощался с королевой
И лёг под деревом поспать.
Заснул тут братик. Боги! Где вы?
Зачал историю клепать.
Он подошёл и, яд доставши,
Перекрестился. Братик старший
Тут отдаёт концы. Ура!
И пушки бьют et ceterá.
А Лёва? Надо тут подумать.
Нет, он не может, это факт.
Характер взбалмошный, чужак.
Ну что ему для остроума?
Достаточно его ума.
Ох, Господи, прости, эх-ма…

9

Откуда в нём жестокость зверя?
Он подл по-крупному. Он хитр.
Он братец – символ изувера,
Он высунется – и хи-хи…
Он держит против брата мазу,
Прибавит, если чует, газу.
Приятно жить и управлять,
Захочешь – и закабалять.
В семь лет я снял трусы с девчонки,
Пришёл домой и рассказал,
Он всё запомнил, сразу взял
Владычество, как листья коки
Я принял, родичам молчок.
Спроси – хихикнет: – Малый, чо?

10

Мне лет, наверно, восемь-девять.
Я прихожу домой с двора.
Лицо с царапиной. Брат в гневе.
Стук в рёбра. Началась игра.
Закончена, уходим. Дома
Смотрю в него как незнакомый.
Он Лёва? Правда, он мой брат?
Конечно, я ужасно рад!
Но как же это с ним, противным.
Что унижал меня сто раз.
Иль грянул новый, добрый час,
Когда не надо щепетильным
Мне быть? Не знаю, что сказать.
Не знаю. Надо бы узнать.

11

Девчонку звали Ниной, вместе
Ходили в школу восемь лет.
Забыли мы и о скелете —
Об этой жуткой срамоте
Проделки роковой моей.
Но Лёвочка, как скарабей,
Учёл и стал меня утюжить,
Так в доме нашем стало хуже
Мне одному, пока прошло
Пять лет. Он начал зубоскалить.
– Родители не заковали, —
В ответ ему сказал назло.
Он изменился, и в лице
Возникла мука о конце.

12

Примерно лет с шести, не ране,
Узнал всю правду про себя.
«Еврей», сказали мне цыгане,
Весь мир подлунный раздробя
На нации. Что быть евреем?
Цыганом? Русским? Мы чумеем,
Приняв как гадость странный вид.
Орать москаль! Иль Рома! Жид!
Жиды – от польского евреи,
Никак, ничто не против нас.
Орать хотите – в добрый час.
Название от суеверья.
Но плохо, если молодцы
Начнут реветь во все концы.

13

Я стал стесняться постоянства
Народа нашего, крови.
Что значит мировое братство?
Когда есть принцип – оторви
Любого в свете человека,
Кто не такой как ты. От века
Лежит на всех одна печать,
Что не по нам – то душу рвать.
Взывать к другим: «Возьмитесь, люди,
И бейте беспощадно их!
А то другие всех чувих,
Точняк, о братья, опаскудят!»
Ну что ж, такая маска зла —
Смотритесь лучше в зеркала.

14

Евреи, русские, татары
Учились в школе наравне,
И сын ты Клаши или Сары —
Всё было безразлично мне.
Я видел в школе тьму евреев
И помню, как от эмпиреев
Они терзали все подряд,
И если вспомнить целый ряд
Промашек, козней и терзаний
Над бедной радостью моей,
То надо до скончанья дней
Поставить кучу изваяний
Им, братьям, в сущности, моим,
Как памятники всем другим.

15

Я рисовал довольно гадко
На фоне всех учеников.
Пришлось, чтоб появилась гладкость,
В кружок тащиться сродников.
Я приходил, садился, утку
Я рисовал без промежутка,
Вставал и после уходил.
На троечку хватало сил,
Потраченных в плену гуаши,
Чтоб только передать процесс,
Что утка взмыла и тот лес,
Который был на промокашке,
Исчез навек, как серебро,
В помойное (в углу) ведро.

16

Позвольте, я повспоминаю
Давно минувшие дела.
Вот поликлиника. Я знаю,
И мама, врач, перебрала
Сопливых, с гриппом, пациентов,
И разных прочих элементов,
А Зоя, медсестра её,
Устала зверски, ё-моё!
Я говорю: – Послушай, мама!
Представь, что каждый человек
Принёс по пять копеек. Ввек
Нам не потратить. Ну, реклама
Бы вычла столько, сколь смогла,
Нам остальное отдала.

17

Я к Мише Слугину на дачу
Приехал летом. Помню я
Клубнику вкусную. В придачу
Для украшенья бытия
Он розы подарил. Я ехал
Домой и вспоминал со смехом
Его весёлого, себя,
О дне прошедшем с ним скорбя.
Вот дома я. Недолго думал:
Я розы сунул в кипяток.
Я пламенно желал, чтоб сок
Остался у меня, как сумма —
Изображение на века,
Хоть жизнь и вправду коротка.

18

Вода приобрела оттенок
Чего-то жёлтого, потом
Позеленела; много пенок.
Я чувствовал себя рабом
Воды. А после завоняло.
Я воду вылил, я провала
Почувствовал в самом себе,
На глупом собственном горбе.
А в пятом только вышел в люди,
Тогда я понял про себя:
Я человек такой – гребя,
Уж лучше мы поперечудим,
Поймём, что нужно от себя,
И дальше двинем, не скорбя.

19

Политика, и прежде Ленин,
Вошли в меня, как в воду луч,
Отвесно и без преломлений.
Что есть говно? Вопрос иглу
Воткнул в меня. Интеллигенты?
Позвольте, эти элементы
Наверно, лучшее, что есть.
Так что же Ленин, ваша честь?
Распоряжается так тупо
Интеллигенцией в стране.
Так что же говорят при мне
О происшествии так скупо…
Нет, что-то явно здесь не так,
А Ленин был большой дурак!

20

Приёмник стал учить меня,
И я усваивал уроки:
С семи часов, как только дня
Конец, я слушал все истоки
Событий в дорогой стране,
Но туго приходилось мне.
Но надо как-то разобраться.
Что надо делать? Право, братцы!
Услышать ночью с уст других
Невидимых, но, чёрт, правдивых,
Что ясны стройные мотивы,
Куда стремится на своих
Ногах – в широкое пространство
Без дорогого горлопанства.

21

Я годик только походил,
И утка вышла на бумаге
Довольно сносно. Я судил
Стремленье к прелести и влаге
Достаточной, и для меня
Четвёрка вышла как броня.
Я бросил это рисованье,
Переменились все желанья.
Я захотел на Божью волю
Из этой дорогой страны.
Я понимаю, рождены,
Но, Господи, я должен, что ли,
Сносить последние штаны
И помереть, не зная дней
В земле чужой, понадрывней?

22

Я был левей, чем Чурдалёв.
Он чувствовал себя прекрасно,
Не то что я. Он был не красным,
Но розовым до всех основ.
Но это нам не помешало
Дружить как прежде, было мало
Всего хорошего, дружны,
Хоть спорим, мы опять нежны
Друг к другу. Это отговорки
Того, что так волнует нас,
На нас двоих лежит страна —
Что делать? Глупы переборки
Меж нами. В сущности, одни
Мы проживаем наши дни.

23

Я ночью беспрерывно слушал
Свободу. После, в школе, днём,
Я отсыпался, бил баклуши,
Я не хотел здесь быть грибом.
С доски жужжали понемножку…
Мне всё равно, под волей Божьей
Я стал о Западе мечтать,
И всё равно, что отмечать
В журнале классном в пятом классе.
Я спал почти что весь урок,
Я был главою лежебок,
Я дрыхал ради прибамбасов,
И все отстали от меня,
Ничто во мне не изменя.

24