Александр Алейник - Абрис

• Название: Абрис
• Автор: Александр Алейник
• Жанр: Поэзия
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-905636-40-0

Роман начат 9 апреля 2012 года и закончен сегодня, 5 сентября 2012-го. Удивительно, что так быстро. Я не знаю, чтобы было так. Роман в сонетах и массе других стихотворений, мгновение – и готово.

Сонет – это форма стихотворений, придуманная во Франции в XIV веке. Сонетный роман – у Пушкина. Так же поступил и я. Всё получилось.

Благодарю мою жену Маргариту Никитину за то, что напомнила мне вещи, которые я забыл. Маму мою, Кац Раису Иосифовну, за то, что она рассказала мне, а я поместил в роман. Спасибо Дмитрию Бобышеву, старинному моему другу, за память его. Благодарю друга моего Игоря Чурдалёва. Он помнит то, что я забыл.

Роман основан на моей жизни. Всё правда. Он обращён к будущему. Пусть люди прочитают его – об одном человеке 20-го и 21-го века, о его друзьях и врагах. Одним – слава, другим – позор, они ископаемые люди, третьим – моё глубокое уважение, обыкновенным людям.

Время – лучший друг романов. Слава времени никогда не соврёт, всё исправит и поставит во временной ряд.

---

24

Зима. Я прихожу из школы,
А Лёва, брат мой, говорит
Под пенье новой радиолы,
Что есть билет: он примирит
Нас с Сашей. Мне даёт билетик.
На пятьдесят рублей! (Балетик
Сейчас исполню для него).
– Какие книжки взять? – Всего!
Я еду в книжный магазин
На площадь Горького в трамвае,
Я сам по совести желаю
Книг нахватать совсем один.
Там будет то, что можно взять,
Об этом можно помечтать.

25

Я еду на трамвае в город.
Река в снегу, и снег блестит
В окно трамвая. Еду. Скоро
Я книг куплю. Я кондуит
Для брата поспешил придумать…
В окно трамвайное я дуну —
Оттает маленький экран.
Вот мост. Гони, мой шарабан!
Вхожу, копаюсь долго в книгах.
Набрал порядочную дрянь…
Что делать, ты по полкам глянь —
И барахло – увидишь фигу.
Стою пред кассой. – Вот билет. —
Ах, батюшки! Я шпигалет?

26

Пошли разборки. Я смотрел
И думал, почему мой Лёва,
Взял ножницы, меня посмел…
Из-за него влипаю снова.
Оправдываюсь и молчу.
Ой, мама! Я домой хочу.
Директор в гневе на меня.
На улице, и вечер дня
Ведёт меня опять к трамваю…
Сажусь и еду, стук колёс.
С холма съезжаю я на мост.
Поосторожней с ним, я знаю.
Пришёл домой, опять я с ним.
Он скалится, невозмутим.

27

А Лёва разыскал плакат,
Откуда вырезал билетик,
И дал его. Ведь он же брат.
Наверно, он и не заметит.
А брат его, конечно, я.
Я сунулся. Одна семья.
Приехал, книги-книги-книги.
Ан, нет. Попался! Здесь не Рига.
Здесь Горький! Мальчик, ай-яй-яй.
Кого ты обмануть желаешь?
Милицию ты здесь не знаешь?
Милиция придёт, гуд бай.
И дальше в том же духе прочат
Мне будущее – гвалт и склочья.

28

Я восхищался: как он, Игорь,
Рисует. Я когда бывал
В их доме, я, как забулдыга,
В себя понятия впивал
О Грине, Лермонтове, прочем,
О том, что он по правде хочет,
Всё перед зрением моим,
Его наитьем преблагим.
Я помню, как вдвоём балдели
Мы, развлекая музыкантш,
Когда, концерт увидев наш,
Они смеялись и шумели
Из окон… Был последний шанс
Что девушки оценят нас.

29

Вот папа, маленький ребёнок,
Живущий очень высоко.
Вот мать его встаёт, спросонок
Выходит вниз за молоком.
Вот маленький Аркаша ищет
Коробку, смотрит – и глазища
Находят сразу же её,
Он мальчика кладёт в неё.
Толкает он в проём оконный
Младенца, входит мама в дверь,
Бросается к окну. Теперь
Все живы, разговор салонный.
Мне рассказали всё сейчас.
О, господи! Каюк! Атас!!

30

«Не образумлюсь, виноват»,
Так папа начинает чтенье.
В гостях у Зюзика. Глядят
На папу. На лице волненье
У папы. Он читает, дрожь
Меня знобит, он так хорош.
Кац Алик, сын, сидит и смотрит
На папу, словно при осмотре.
А дядя Зюзя – он поник.
У папы на глазах слезинки.
Я лучше не видал картинки,
Чем папа. Скромный проводник
Для Алика и дяди Зюзи,
Удары дорогие в блюзе.

31

АК, мой троюродный брат,
Жил близ вокзала. Остановка
Трамвая, домик. «Очень рад!»
Вхожу в квартиру. Обстановка
Шикарна. Дядя Зюзя здесь.
«Соломка», павшая с небес.
Обед роскошен, как всегда,
И с газом (вонь) одна вода.
А после мы идём в кино,
Недалеко, тут повернуть.
Сидим и смотрим, и моргнуть,
Когда он тихо скажет: «Но».
В ковбойском фильме за углом,
Где некогда стоял их дом.

32

О дяде Изе: он повоевал,
Рассказывал, что на войне, однажды,
Он мылся в бане – карнавал
Мытьё такое с женщинами! Дважды
Был ранен, но остался жив
И, планки быстро прикрутив,
Пришёл и поступил в юристы,
Закончил всё и был басистым,
И встретил молодую Суламифь,
Женился, двое мальчиков, работа,
Не отпускало чувство фронта,
И тут пошёл корабль на риф.
Он заболел – кишечник, рак,
Без ха-ха-ха, без всяких врак.

33

О, дядя Изя умирал
В квартире осенью, я слышал,
Как он через окно кричал.
Дыханья нет, потом подышит,
И снова шум, истошный крик,
Молчанье, новый маховик
Качнулся, тишь, и новый звук
Обрушит словно новых мук
На вас, конец и тишина,
Минута полная, и взрыв,
Таинственный глухой надрыв,
И дальше снова задана
Программа Алику и мне,
Мы слышим звуки в беготне.

34

Немного откручу назад
Я ленту памяти об Изе,
Вы знаете, что жизнь под зад
Даёт, что думать об эскизе?
Все родичи, знакомые его
Пришли к нему, ни одного
Которого не оказалось.
Собранье их тогда сказало,
Что дело плохо, но мы здесь,
Чтоб помогать жене и детям,
Давайте мы себе пометим,
Что Изя Кац сейчас в нужде.
Мы платим всю зарплату ей,
Пока не вырастим детей.

35

Вы можете здесь удивляться
И что угодно говорить,
Пожалуйста, глядите в святцы,
Но люди поклялись платить.
У Суламифь была опека —
Носили деньги человеку,
Что ж, в доме денег ни копья,
Понятно всё, семья, друзья.
Как будто из станкозавода
Всё доставляли ей домой,
Как в море каждый день прибой
Платили каждый месяц – годы.
А Лазарь, тот, что старший сын,
Теперь в Израиле, аминь.

36

Да, если помните жену,
Суламу, то попозже в Горьком
Смерть призвала её одну,
Мир праху, всё по договору.
Она у ней позабрала,
Оставив лёгкие дела.
Ходила по пятам, следила
Пока не чавкнула могила,
Пока не грянул с неба хор,
Смежились сразу тёмны вежды,
И прах унёс её надежды
На малость малую, забор
Закрылся, бездна наступила,
К теням она пошла, спустилась.

37

Я помню, как на снимках Лазарь
Всё улыбается, гляди.
Ни одного не помню раза,
Чтоб он кому-то досадил.
Он возрастом был равен Лёве,
Но разве близок? Он в основе
Диаметрально был другой.
А Лёва? Фигушки, постой.
Ведь Лазарь был прекрасным братом
Для Алика. Он был своим.
Он Аликом всегда любим,
Не то что с нами, кончишь патом,
Когда захочешь сделать ход,
Ан глядь – и кончился завод.

Пятая глава

1

А дед любил меня и Лёву,
Не понимая, что неправ,
Мы оба были, две подковы,
Источником его забав.
Не видел разницы меж нами.
Один – хорош, другой – во сраме.
Ему всё было всё равно,
Хоть спичку кинь, а хоть бревно.
Ну, мальчики шалят, играют,
Повздорили, пройдёт в момент.
Он действовал как резидент,
А мальчики всё залипают,
Пока он любит, нежит нас;
Огонь приязни не погас.

2

Мы в пятом классе. С Чудалёвым
Я еду в город. Мы сошли,
Направились по зову зова
В Дом Пионеров. Надо ли
Рассказывать, как мы разделись?
Прошли наверх и в зале сели.
Мы стали слушать и смотреть,
Потом я начал так скорбеть
Над трупом Б. Л. Пастернака,
Что встал вступиться за него.
Молчанье. Дяди: «Что? Чего?»
И. Чурдалёв ведёрко шлака
Засыпал на больших дядей.
Оделись в холод площадей.

3

Литературой я увлёкся,
Но, слава богу, не один,
Я в ней, как многие, толокся,
Не зная множества пружин,
Что двигают литературу.
Я думал, что от синекуры
Зависит собственный успех,
Печаль, волненье или смех.
Но было нечто, что не знал я —
Тоска глубокая, когда
До слёз доводит, господа,
Масштаб страданий планетарный,
Когда бессмысленно ловить.
О, Господи, скажи – как жить?

4

Но каждый для себя решает
Дорогу собственных удач,
Туда беспамятно шагает,
Звучнее протрубил трубач.
Ты звук таинственный услышал,
И топаешь без передышки
Навстречу собственной судьбе,
Не зная, сколько же тебе
Пройти останется по миру
Под звук, что мучает тебя,
То ненавидя, то любя,
С тобой играя, как секиру
Взнесёт и жахнет. О, мой Бог,
Не будь Ты с назначением строг.

5

Она сама в меня входила,
Как в масло входит острый нож:
Ступаешь в воду – сгустки ила,
Пригож ты или непригож,
Вдруг обволакивает ногу,
Ты чувствуешь, что ты пролога
Не знаешь, но ты должен знать,
Ты учишься, себя понять
Невыносимо, но ты к цели
Идёшь, не ведая преград.
Ах, батюшки! Ты будешь рад,
Подумаешь – не ослабели
Те путы меж тобой и ей,
Уйдёшь – и будет ей больней.

6

Явился предо мной учитель
По рисованию. Вошёл,
Представился. Большой блюститель
Рисунка. Всякий произвол
Он бесконечно ненавидит,
Как будто кто его обидит,
Фамилия его странна —
Он Мяконький! И, вот те на,
Заика! Николай Фомич, он квёлый,
Морщины на щеках. Он сух,
Он начинает, и тот дух,
Что свойственен ему, весёлый.
Он говорит о новизне,
Что так понятно вам и мне.

7