Александр Алейник - Абрис

• Название: Абрис
• Автор: Александр Алейник
• Жанр: Поэзия
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-905636-40-0

Роман начат 9 апреля 2012 года и закончен сегодня, 5 сентября 2012-го. Удивительно, что так быстро. Я не знаю, чтобы было так. Роман в сонетах и массе других стихотворений, мгновение – и готово.

Сонет – это форма стихотворений, придуманная во Франции в XIV веке. Сонетный роман – у Пушкина. Так же поступил и я. Всё получилось.

Благодарю мою жену Маргариту Никитину за то, что напомнила мне вещи, которые я забыл. Маму мою, Кац Раису Иосифовну, за то, что она рассказала мне, а я поместил в роман. Спасибо Дмитрию Бобышеву, старинному моему другу, за память его. Благодарю друга моего Игоря Чурдалёва. Он помнит то, что я забыл.

Роман основан на моей жизни. Всё правда. Он обращён к будущему. Пусть люди прочитают его – об одном человеке 20-го и 21-го века, о его друзьях и врагах. Одним – слава, другим – позор, они ископаемые люди, третьим – моё глубокое уважение, обыкновенным людям.

Время – лучший друг романов. Слава времени никогда не соврёт, всё исправит и поставит во временной ряд.

---

24

Наташа Зеленова – дама,
Что вызывала у меня
Волненье. Ева у Адама
Когда всё сделалось, маня
Его, заблудшего супруга,
Хоть с кем блудить? Его округа
Была до прелести чиста —
То человечества врата.
Глаза и девственная прелесть,
Высокая, тугая грудь
Мешали правильно вздохнуть.
Они изысканно смотрелись
На фоне прочих милых дам.
Ах, солнышко! И не представить вам.

25

Наташа Зеленова – редкость.
Идёт – все жмутся по углам.
Глаза туманные. Все беды
Ушли, и стало чудно вам.
Лицо как капля, небольшое,
Высоколобое, лихое,
И бесподобный дым волос,
В котором прячется хаос.
Пленительна коса тугая,
Что падает, как тяжкий снег,
И хочется пуститься в бег —
Куда? Решительно не знаю,
Но скорость явно впереди,
А сердце бьёт и бьёт в груди.

26

– Прошляпил девочку я в школе.
– Теперь ищи. – Пропал и след.
– Вина? – Не надо. – Да я, что ли.
– Молчи. – Надену лучше плед.
Она особенная? – Да нету.
– Забудь её. – Дай сигарету.
– Пожалуйста. – Спасибо. – Я…
– Не говори. – Твоя семья…
– Скажи, об этом ты заладил?
– Забудем? – Будет хорошо.
– Вина? – Да нет же. – Дождь прошёл.
– Ты столик на балкон приладил?
А в небе полная луна.
Воспоминанья. Тишина.

27

Теперь об Ире Великовской.
Я помню мало. Малость в ней
Была во всём, черноволосой,
Глаза прекрасные, синей
Чем вы представите, столь милы,
Что ежели б вас поманила
С собою в рай иль в ад она,
И к вам бы прыгнул сатана,
Вы пикнуть бы при ней не смели,
Глядели в синие глаза,
Наверно, ваша бы слеза
Скатилась, руки ослабели,
Вы пали бы, и лёгкий звон
Вам прозвонил: «По-ди-те вон!»

28

О Ларе Каушанской: дева,
Умна чертовски и темна,
Так, кожей, в школе королева.
Но шутит так, что вам хана.
Мы не были с ней столь друзьями,
Учились вместе по программе,
В восьмом схватились, и она
Перешутила. Вот те на.
Я помню день рожденья Лары —
Вошёл с подарком в старый дом,
Цветы и гости за столом,
Ученики и звон гитары.
Играл, наверное, отец
А детство шло, его ларец.

29

Мы с Игорем тогда театром
Вдруг увлеклись. Пошли в кружок.
Он роль схватил. Его таланта
Хватало, чтоб держать флажок
Над всем, что нас так увлекало,
Да требовалось очень мало
Для прелести игры живой.
– Ну, напрягись, потом завой.
Ну ты не понимаешь что ли?
Завыл! Прекрасно! Молодец!
Я знал, что лучший ты игрец…
Побольше страсти! Божьей воли.
Конец. Мы движемся домой.
– До встречи. – Свидимся с тобой.

30

Зима. Идём после кружка.
Снег падает с небес на землю.
Машина пронеслась, дымка
Приятный запах, всё приемлю
Я: этот дым и шум колёс
Трамвая. Вскорости Христос
Родится, новогодье скоро.
Подарки, праздник, все уборы
Так радуют мой нюх и взгляд,
Что я готов стоять хоть вечность,
Чтоб наслаждаться бесконечно.
Какой у девушки наряд!
Трамвай. Я прыгнул. – Всё, прощайте…
– Да нет, не на-до, обе-щай-те…

31

Мы фехтовали с ним на саблях,
Старинных, века два уже
Прошло. – Потише! – Ты, в рубахе. —
Финт – кончено, и на душе
Опустошенье. Мы сидели,
Поскольку сильно ослабели
От схватки. Зал пустынный тих,
И только сцена на двоих
Ждёт пламенно от нас сраженья.
– Ну, отдохнул? – Ага. – Так в бой. —
Так каждый вечер мы с тобой,
С Божественным благословеньем,
Берём в суровый оборот:
– Так защищайся! – Ну! – Вперед!

32

Спектакль мы показали. Где же?
На телевиденьи. Мы днём
Приехали, под солнцем нежась,
Прошли вовнутрь за бугаём,
Который проводил в гримёрки:
– Ну, раздевайтесь. – Долго? – Скоро.
– Где помидор? – Ушла. – Скорей!
– Готово? – Мы пошли. – Храбрей.
Я стражника играл, и быстро
Прошёл по ТиВи наш спектакль.
Запомнил я одну деталь:
Для праздничного бенефиса
Хотелось иметь хоть грош,
Ан, не было его, апрош.

33

Брат доставал меня изрядно,
Но день пришёл, вхожу я в дом,
Он на меня. Ну что ж, понятно,
Я бью его крутым пинком.
Он завизжал от страху, рухнул.
Схватился за ногу и ухнул
От боли. Кровь пошла. Он пал
И больше он не поднимал
Свою безжалостную руку
Он на меня. Летал как сыч.
Приятно, если магарыч
Сыграл с тобой такую штуку,
Что братик затаил навек
Боль от меня – навечно чек.

34

Литература в эту зиму
Вдруг забрала меня вконец,
Читал, писал неколебимо…
Понятно стало – я не спец.
Я злился на себя – бездарность!
Откуда будет благодарность
За бесполезный труд ночной,
Пока однажды, той весной,
Приехал днём, вошёл и сел,
Тут… Я не знаю, что случилось,
Стихотворенье получилось!
Я написал и обалдел
От лёгкости дневного бреда:
– Я верую! – вскричал я: кредо!

35

Стишок я этот показал
И. Чурдалёву, он мне тоже.
«Я молоток!» – ему сказал.
Но мне тогда всего дороже
Чем мы вдвоём явилось то
Явление, как решето,
Что сбрасывает нас и строит,
А плечи нам пусть вновь укроет
Таинственная вязь времён,
В которой оба мы не властны,
Деянья наши зримы, гласны,
Пока захочет только он  —
Тот символ власти и труда,
Что движет нами – нет и да.

36

А братик вечно запирался
В своей каморке. Я не знал,
Чем праведным он занимался,
Но вот однажды я попал
В её убожество. Чернила
Стояли на столе. Уныло
Торчала рукопись на нём.
И строчка только об одном,
Что занимало братца сильно:
«СЕМИТЫ» крупно написал,
А ниже пусто. Я читал.
СЕМИТЫ. Скромно, не обильно.
Развеселился. Брат – болван!
Противен, господи – кабан.

37

На полке в синеньком футляре
Лежала скрипка, братец ей
Пиликал, как в ином фуляре
Безделка кажется важней.
Пиликал плохо, но при этом
Он школу кончил и просвета
Не увидал, и скрипка враз
Пылилась, тем спасая нас.
Я понял: братец мой отвержен
От смысла бытия всего,
А если б, как пример, его
И взяли, то тогда кортежа
Не увидать ни нам, ни вам —
Прах только повод эпиграмм.

Шестая глава

1

Седьмой закончен. Я стал старше.
Ходил, искал свои стихи.
Не удавалось. Что же дальше?
Не знал. Вам хи-хи-хи,
А мне? Сидел я на скамейке,
Всё думал: вот судьба-плебейка,
Не хочет мне сказать о том,
Что я оставил за бортом
Усилий, явно нежеланных,
А мне ведь не прожить без них,
Без помышлений всеблагих,
Которые нужны как данность,
Чтоб дальше продолжать идти.
Плевать. Всё будет впереди.

2

Гроза над городом моим,
Декабрьская, казалась чудом,
Но дом стоял, неколебим,
Под небесами и под спудом,
Который сверху на него
Набросили, как колдовство.
Я ночью от грозы проснулся,
Когда во тьме она блеснула,
Ударил гром, и дождь пошёл,
И стёкла в комнате залило,
Потом ударил со всей силой
Шум, словно бы в большой котёл
Ударили… И снова стихло.
Гроза – большая щеголиха.

3

Мы – Игорь Чурдалёв и я —
Сидели на уроке в классе,
Как будто заползла змея —
Я стал шутить, моей гримасе
Поддались все, и Алик Кац,
И Слугин, хохот, смех, абзац.
Стихи явились нам причиной,
По крайней мере бальзамином,
Чтоб нам по совести поржать
Над тем, что смех из нас взыскует,
Что в человеке – в нас бытует —
Нам только воздух загребать.
Восьмой – прекрасный класс, мы все
В его кружимся полосе.

4

Мы осенью пошли и взяли
Напротив школы в первый раз,
Как будто толпы зазывали
К курению за деньги нас.
Filtr – сигареты, что за штука?
Мы покурили, и наука
Осталась где-то позади,
Кадим, товарищи, кадим.
Мы дым табачный полюбили
Со страстью, с муками, всегда,
Какая б ни стряслась беда —
Мы пламенно, кхе-кхе, курили.
С тех пор курю, дни возбраня,
А вы отстаньте от меня.

5

О, сладкий дым от сигарет,
Ты дел моих и дум основа,
Куда б ни двигался – нагрет
Твоим присутствием я снова.
Ты прелесть для меня – мой друг,
Смотрю на пальцы своих рук
И понимаю, что без дыма
Прошла мечта и радость мимо.
Вдыхаешь дым, и хорошо
От прочного его касанья,
И, право, было б наказаньем —
Дым погулял и вдруг ушёл.
Ищи-свищи, а нет его.
Ах, господи, пришёл, браво!

6