Александр Алейник - Абрис

• Название: Абрис
• Автор: Александр Алейник
• Жанр: Поэзия
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-905636-40-0

Роман начат 9 апреля 2012 года и закончен сегодня, 5 сентября 2012-го. Удивительно, что так быстро. Я не знаю, чтобы было так. Роман в сонетах и массе других стихотворений, мгновение – и готово.

Сонет – это форма стихотворений, придуманная во Франции в XIV веке. Сонетный роман – у Пушкина. Так же поступил и я. Всё получилось.

Благодарю мою жену Маргариту Никитину за то, что напомнила мне вещи, которые я забыл. Маму мою, Кац Раису Иосифовну, за то, что она рассказала мне, а я поместил в роман. Спасибо Дмитрию Бобышеву, старинному моему другу, за память его. Благодарю друга моего Игоря Чурдалёва. Он помнит то, что я забыл.

Роман основан на моей жизни. Всё правда. Он обращён к будущему. Пусть люди прочитают его – об одном человеке 20-го и 21-го века, о его друзьях и врагах. Одним – слава, другим – позор, они ископаемые люди, третьим – моё глубокое уважение, обыкновенным людям.

Время – лучший друг романов. Слава времени никогда не соврёт, всё исправит и поставит во временной ряд.

---

25

Мы жали руки, обнимались,
Азалиями расцвели,
Красотки дымом растворялись,
Пока мы улицу прошли.
Силёнок нам тогда хватало,
А наша дружба навевала
Приятных мыслей сладкий рой,
Казалась жизнь тогда игрой
В которой всё и вся прекрасно,
И нечего о том тужить,
В конечном счёте, лучше жить,
Чем нам валяться безучастно
В могиле; счастие – игра,
Монеты все из серебра.

26

Он показал однажды мне
Монетки, серебро – я, право,
Не видел столько. О цене
Щас говорить одна забава.
Монеток девяносто штук!
Ну, братец явно длиннорук,
Чтоб натащить такое чудо.
Смотрел на это. Я не буду
Всего рассказывать вам здесь.
Монета старая, Петрова.
Лежала на столе – здоровой,
В полкилограмма, и нигде
Я этого потом не видел.
Он – жук, а Бог его обидел.

27

Я марки собирал полгода,
Я вечером по четвергам
В толпу любителей исхода
Входил под шум, и гвалт, и гам.
Там люди с марками гуляют,
Там марки с марками меняют,
Там деньги льются каждый раз,
Когда посмотрит прямо в вас
Невиданная прежде марка.
Я видел, как старик лихой
Отдал полтинник! Ой-ёй-ёй!
Там марку синюю подарком.
Довольно старая, вот крест.
Я помню прыганье и жест.

28

Пришла идея мне тогда:
Раз денежки перетекают,
Мы скажем: «Милые, сюда!
Я вас, голубки, приласкаю».
Купил я марки у дельца
И с видом важным продавца
Приехал с «Гитлером» в четверг,
Ан глядь – приездом я же вверг
Всю публику в смятенье, я же
Всё, что привёз, за полчаса
Удачно сбагрил – чудеса,
Договорился о продаже.
Я ездил раза три туда.
Конец. Я бросил навсегда.

29

Текли в карман шальные деньги
Полгода, и до той поры
Не знал я, что прибереги,
Даёт прекрасные дары.
Всё кончилось. Я марки продал.
Из моего тогда дохода
Осталось только, чтобы мне
Понять: вся истина – в вине!
Однажды подшофе пришёл
Я к Динерштейнам, и собачка,
На пьяненького вдруг завякав,
И в палец! Боль и произвол
Смутили Динерштейна маму.
Не надо так колдобить даму.

30

Вы знаете, два патефона
С пластинками играли нам,
И Сталин рёк во время оно
Все истины как кабанам.
Я издевался над старинным
Устройством, милым и невинным.
Я «Варнечкес» послушал в нём
И понял: бог с ним, с кабаном…
А Миша Слугин взял устройство,
Неделю покумекал в нём
И выдал то, что бытиём
Обычно мыслится как свойства —
Магнитофон! Поёт! Орёт!
Запишет – нас переживёт.

31

Ох, Мишка Слугин – он большой
И толстенький, куда побольше,
Чем я, надёжный он и входит в строй —
Шутник и правильный, всполошный,
Как звон твоих колоколов,
Что трогает основу снов,
Подспудную, прямую сущность,
Твоих как символы Исуса.
Я был блондином до трёх лет,
И дальше стал темнеть, пока я
Дошёл в темнении до края,
Где не поможет тот завет,
В котором всё предрешено,
«Пусть будет так» – гласит оно.

32

Я дома. Поздний зимний вечер.
Звонят. Я трубку взял.
– Давай подумаем о встрече.
– Готов. – Приди, пожалуйста, в вокзал.
Я собрался, пришёл к вокзалу,
Стою безропотно: сказала
Она, Брунова Таня. Нет
Её. Всё в мире от планет,
От неба жгучего. Я долго
Стоял и ожидал её,
Вовек стояние сиё
Зависит от желанья Бога.
Он знает, как нам всем помочь,
Коль Он к тому сейчас охоч.

33

Когда стоял и ждал её —
Смотрел на площадь пред вокзалом.
Она! Фигурок муравьёв —
Людей – она далёкая стояла.
Я видел только вдалеке,
Её фигурку, и в Божке
Я угадал её обличье,
Оно мне показалось птичьим.
Лицо? Но точно было им,
В снегу, слетавшим прямо с ночи
Начавшейся, и дуло в очи,
И ветер был неумолим.
Я покурил, потом пошёл,
Немножко горд, немножко зол…

34

Тамойкина была подружкой
Бруновой Тани. Я понять,
Кто был, по правде, верным служкой,
Не мог всё время доканать.
Тамойкина была похуже
Бруновой, показалась лужей —
Ни жара, ни тепла её
Не чувствовал я там, мосьё.
Она была подружкой мне же.
Сижу и слушаю её,
Моё убогое жильё
Вползло бы ей сейчас в промежность,
Когда бы знал я, что пора,
Что будет капелька добра.

35

Мы были дома. Никого.
И не было, кто помешал нам.
Хотел, по правде, я всего.
Не получилось: я изъяном
Сначала юности болел.
Вот, на тебе, тогда слабел,
Не мог, что захотел сейчас же,
Миражи в голове, миражи,
С ней предаваться радостям любви.
Она была в штанах спортивных,
Немыслимых, цветных, под сливу,
Казалось – только надави,
И всё случится в первый раз,
Но Бог от этого упас.

36

Тамойкина была красивой,
Что кожа у неё, что взгляд.
Глаза печально-голубые
Смотрели кротко, без бравад.
Достоинство прически чёрной,
Чуть правильной, а в общем, вздорной,
И белое, как мел, лицо,
Которое, как кружевцо,
В глазах тоскливо танцевало.
Смотрел, не отводя глаза,
И не грозила бы слеза,
Она в меня тоску сливала
По тем, кто не поймёт её:
– Ох, дураки они, мышьё.

37

А Караулова, меня
Добившись, жутко досаждала,
То «всё – тебе», то – подманя,
То – нет, то – есть, то – доставала.
Я был «женат», я был рабом
Девицы этой, и с трудом
Я представлял другое время,
Когда я плюну, и не с теми
Что жаждут быть со мной всегда,
А мне всё это неприятно,
На солнце увеличить пятна,
Все разговоры есть беда
Для человека – для меня,
Размазывай, коль размазня.

Седьмая глава

1

Тридцатого, я помню, мая,
Домой пришёл в одиннадцать часов.
А дома пусто. Я соображаю.
Я добежал, а дед – готов.
Брат, мама, бабушка, все близко,
Один казался диким бликом,
Один, а это ваш герой.
Смерть? Ну, пожалуйста, зарой…
Я тосковал о деде. Люська
Не отпускала от себя,
По сердцу моему скребя,
Ах, Караулова, подлюка.
Ну, только попадёшься мне,
Я затопчу тебя в г-не!

2

Лежал мой дед на чистеньком столе.
Поцеловал его я в губы.
Как будто я притронулся к скале,
Касанье было мне не любым.
Смотрел я прямо на него,
И думал – как там? Каково?
Но дедушка не шевелился,
Он капелькою изменился.
Лоб гладкий. От морщин его
Сошёл и след. Лицо спокойно,
Как лица у молодожёнов.
Охота крикнуть мне – браво!
Да не кричу, стою над ним,
Жизнь превратилась в сладкий дым.

3

Назначили читать по нём
Молитвенник. Пришёл в квартиру
Еврей: он тряс высоким лбом
Всю ночь. Я занимался лирой
Подле него. Старик-еврей
Распелся словно соловей.
Он дедушки, как смерть, боялся,
Сам предо мною задавался.
Сидел я рядом с дедом ночь.
Вот утро. Солнце заглянуло.
Свеча над дедушкой раздулась,
Как будто хочет доволочь
Через оконное стекло,
Что моё сердце берегло.

4

Да, я забыл сказать об этом:
Мы въехали обратно в дом.
Всё поменялось в сказке лета,
Жизнь двигалась своим шажком.
Теперь мы поселились слева.
Квартира лучше, обогрева,
Вместо домашнего котла
Висели прочно для тепла
По стенам, низко, батареи.
Шикарно! Я тут буду жить!
Кридорчик мал – тут в морду бить.
А кухня – хорошо тут змеям:
Вошёл, и сразу тяп тебя,
И плачут все, слезой скорбя.

5

Вдруг вспомнил, мне шесть лет, не больше.
Гляжу на маленький котёл.
Качаюсь на стене, хорошим
Был я в то время, не учёл,
Что кочерга скрежещет стену.
Вдруг мама входит, и сирену
Включить бы – по уху меня
Ударила разок, бранясь.
Кольцо на пальце мамы тяжко,
Всё золотое, шириной
Огромное, тогда заной,
Вы бы попробовали, ваше
Уменье вовсе ничего,
Когда вам по уху, ого!

6

Закончил я ученье в школе
Сорок девятой. В ранний час
Автобус. Едем. На Узоле
Мы в лагере. Вокруг для нас
Светило шпарит к нам из неба,
Как древняя богиня Геба.
О, юность наша, Геры дочь,
С Зевесом хочет нам помочь.
Узола – уголок прелестный,
Приехали часа за три.
Палатки и река. Сотри
Презрение с лица. Здесь местный
Пред глупой, в общем, стыдобой
Приятный повод быть собой.

7

Купанье на Узоле летом,
Хорошее для всех ребят,
Вдруг обернулось культпросветом,
В котором я пред небом свят.
Купаюсь, а Брунова с Галей
Тамойкиной, без всех регалий,
Плывут сажёнками ко мне,
Хватают причиндал, зане
Тихонько отплывают, зная,
Что я догадлив в меру сил,
Я тоже кое-что схватил,
О чём мечтал? Как все, о Рае,
В котором ожидают нас.
Нескоро, в наш недобрый час.

8