Анна Новикова - Телевизионная реальность. Экранная интерпретация действительности

• Название: Телевизионная реальность. Экранная интерпретация действительности
• Автор: Анна Новикова
• Жанр: Культурология
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-7598-1037-7

В книге рассмотрен процесс интерпретации реальности телевидением, осуществляющийся под воздействием ряда факторов: эстетических, индустриальных, социокультурных, идеологических. Это первое в России фундаментальное исследование, рассматривающее телевидение как инструмент интерпретации реальности, а результат этой интерпретации – телевизионную реальность – как социокультурный феномен, определяющий для значительного числа зрителей их представления о мире.

---

По мнению Ги Дебора, все современное общество является «обществом спектакля»[88]. (Это дословный перевод с французского, однако некоторые переводчики считают более точным название «общество зрелища»). «Общество, основанное на современной промышленности, является зрелищным (здесь и далее курсив Ги Дебора) вовсе не случайно и не поверхностно. Оно фундаментально подчинено спектаклю, является зрелищным в самой своей основе»[89], – утверждает философ. Книга, написанная в 1967 г., ярко отражает конфликт между модернистски настроенными авангардистами и обществом потребления, которых постмодернизм пытался примирить. Общество зрелища, которое Ги Дебор (занимающийся помимо прочего кинематографом) описывает, как бы собирая его образ с помощью ассоциативного монтажа, это общество, подчиненное законам телевидения. «Образы, оторванные от различных аспектов жизни, теперь слились в едином бурлящем потоке, в котором былое единство жизни уже не восстановить. Реальность, рассматриваемая по частям, является к нам уже в качестве собственной целостности, в виде особого, самостоятельного псевдомира, доступного лишь созерцанию»[90]. Очевидно, что это сказано уже об эпохе телевидения. Ведь в том же 1967 г. во Франции вышла книга А. Моля[91], который утверждал, что гуманитарная концепция культуры устарела и жить ею сегодня уже никто не может, ибо на смену ей пришла концепция «мозаичной культуры», соответствующая эпохе средств массовой коммуникации. Согласно этой новой концепции, культура современного человека – продукт беспорядочного потока случайных сведений, осколков знаний, оценок и идей, которые доставляют средства массовой коммуникации. Эти средства в ХХ в. – новый фактор духовной жизни.

Фрагментарность современной культуры постмодерна воспроизводится через монтажную фрагментарность: «Фрагменты оказываются собранными вместе в случайном порядке, а не организованы в стабильное образование в соответствии с внешним принципом. Телевидение особенно совместимо с культурой фрагмента. Определяется это природой телевизионного сообщения, где последовательный поток <…> состоит из относительно дискретных “сегментов” <…>, следующих друг за другом. Порядок следования сегментов определяется нестабильной совокупностью нарративных или текстуальных требований, требований экономического порядка, и требований изменчивых массовых вкусов»[92].

О роли средств массовой коммуникации в важнейших процессах современной культуры, об их значении для общества размышляют и западные, и отечественные ученые. Так, Ж. Бодрийяр[93] в книге «Симулякры и симуляции» (1981) называет массмедиа инструментом создания гиперреальности, состоящей из симулякров и симуляций[94]. Н. Луман, тоже размышляющий о конструировании «массмедийной реальности», приходит к выводу, что важную роль в этом процессе играют развлечения, ориентированные на общую модель игры: «Игра также является разновидностью удвоения реальности, в ходе которой реальность, принимаемая как игра, вычленяется из нормальной реальности, не обязательно отрицая последнюю»[95]. Причем, по мнению Лумана, «функция масс-медиа состоит в непрерывном порождении и переработке раздражений, а не в умножении познания, социализации или прививании нормативного конформизма»[96]. Развивая идеи Лумана, касающиеся игры, Н. Барабаш полагает, что стремление к игре является определяющей особенностью телевидения, однако главную миссию телевидения она видит в стремлении «посредством игры, проникнуть совсем не в игровую жизнь, но жизнь, наполненную множеством смыслов, не поддающуюся банальным прогнозам и расчету»[97].

Очевидно, что телевидение, обращающееся к массовому зрителю, не может обойтись без методов воздействия массовой культуры, благо постмодернистское отношение к искусству позволяет свободно сочетать «массовое» и «элитарное». Соединяя «высокое» и «низкое», иронизируя и над тем, и над другим, телевидение все время балансирует между разными системами ценностей. При том, что телевизионные шоу как часть массовой культуры неразрывно связаны с традиционными ценностями, они полны цитат и аллюзий, предлагающих осведомленному зрителю дополнительные смыслы. Идея У. Эко о «возрождении сюжета под видом цитирования других сюжетов, их иронического переосмысления, сочетания проблемности и занимательности»[98] как нельзя лучше объясняет причины того, что телевизионные зрелища оказываются привлекательными для аудитории, обладающей разными культурными запросами и образовательным уровнем.

В СССР телевидение с начала своего возникновения оказалось в подчинении господствующей идеологии, которая во многом опиралась на принципы массовой культуры, исключительно удобной для управления массами. Однако лучшие из советских телевизионных режиссеров в качестве сопротивления идеологии стремились в традициях постмодернизма обогащать подвергавшиеся цензуре передачи дополнительными смыслами и ассоциациями. Это был один из немногих способов выразить протест официальной идеологии, продемонстрировать свое инакомыслие. Постмодернистская ирония (и в этом, по мнению У. Эко, одно из важнейших отличий постмодернизма от модернизма) позволяла участвовать в игре не только тем, кто эту иронию понимает, но и тем, кто ее не понимает, воспринимая совершенно серьезно: «Постмодернистские иронические коллажи могут быть восприняты широким зрителем как сказки, пересказы снов. В идеале постмодернизм оказывается над схваткой реализма с ирреализмом, формализма с “содержанизмом”, снося стену, отделяющую искусство от развлечения»[99]. Намеки телережиссеров советского времени понимали не все зрители. Большинство интересовал только первый, развлекательный, уровень предлагаемых зрелищ. Зато всем был очевиден высокий художественный уровень телезрелищ тех лет и разнообразие форм и творческих методов.

Исторически сложилось так, что отечественное телевидение задержалось на этапе массового вещания гораздо дольше, чем западное. В то время как в США активно формировалось кабельное телевидение, предлагавшее контент, ориентированный на интересы зрителей, в СССР просто постепенно росло число телеканалов. У некоторых из них были специфические задачи, как, например, у Четвертого (образовательного) канала, однако даже его программы ориентированы на «среднего зрителя», на собирательный образ «советского человека», такого, каким он должен был быть, с точки зрения идеологов из КПСС. Однако этого советского человека необходимо было удерживать у телеэкранов, поэтому политические мифы на отечественном телевидении 1970–1980-х годов стали все чаще «упаковывать» в привлекательные формы приключения (вспомним множество многосерийных телефильмов, посвященных шпионам: «ТАСС уполномочен заявить», «Семнадцать мгновений весны» и т. д.; детективы, где честный советский следователь разоблачает международные преступные группы). Подходящей для формирования социальной мифологии оказалась и мелодрама (например, «Москва слезам не верит» или программа «От всей души», которая тоже часто содержала в себе мелодраматические эпизоды).

Механизм влияния приключения, мелодрамы и других «литературных формул» в середине ХХ в. попытался объяснить американский литературовед и культуролог Дж. Кавелти. Он дал, на наш взгляд, наиболее точное определение этого явления: «Литературная формула представляет собой структуру повествовательных или драматургических конвенций, использованных в очень большом числе произведений. <…> Формула – это комбинация, или синтез, ряда специфических культурных штампов и более универсальных повествовательных форм или архетипов»[100]. В своей книге «Приключение, тайна и любовная история: формульные повествования как искусство и популярная культура»[101] он выделил и подробно описал основные типы формул: приключение, любовную историю, тайну (детектив), мелодраму, истории о «чуждых существах». На основе этих формул может строиться сюжет как в литературе и кинематографе, так и на телевидении.

В приключенческом произведении герой, выполняя этически важную миссию, преодолевает препятствия и опасности, возникающие обычно в результате козней злодея, и получает награду. История о тайне представляет собой раскрытие секретов, тоже ведущее к какому-либо вознаграждению героя. Любовная история – женский эквивалент приключенческой истории. Многие формулы этого типа сосредоточиваются на преодолении любящими социальных или психологических барьеров. Мелодраматические формулы описывают мир, полный насилия, но управляемый моральным принципом воздаяния. Главная характеристика мелодрамы – стремление показать осмысленность и справедливость мирового порядка посредством демонстрации присущих аудитории традиционных образцов правильного и неправильного поведения. В произведениях о чуждых существах или состояниях, например «ужасных историях» (horror story), обычно рассказывается о разрушительных действиях и гибели какого-либо монстра[102].