Владимир Михановский - Дорога к Пушкину (сборник)

• Название: Дорога к Пушкину (сборник)
• Автор: Владимир Михановский
• Жанр: Поэзия

Сборник стихотворений.

---

Рассказ А.П. Керн

Петербург. Трактир Демута.
Здесь остановился Пушкин,
Прибыв прямо из Москвы.
А родители поэта
Жили рядом, на Фонтанке,
У Семеновского моста
Приютил их снятый кров.
Может, и дороговато,
Да зато район приличный,
Так друзья и порешили.

День рожденья свой, в июне,
Он отметил на Фонтанке,
У родителей своих.
Я в тот день была у них.
Мать гордилась явно старшим,
Слушала стихи поэта
И печеную картошку
Все подкладывала сыну
(Это блюдо он любил).
А с отцом он в ссоре был,
И теперь его простил!..

Так прошел с большим весельем
Этот праздничный обед,
Знаменитому поэту
Все желали много лет!
Был со мной поэт любезен,
Сам Михайловское вспомнил,
И тригорские аллеи,
И закат, что плыл алея,
И глазастую звезду,
Утонувшую в пруду…

После танцы завязались,
Сразу пары закружились,
Я присела в уголке,
Где за фикусом скамейка.
Тут Абрам Сергеич Норов
Подошел ко мне с поэтом
И со смехом говорит:
– Что подарите поэту
В день рождения на память?
Он ведь вам стихи такие –
Повторяет вся Россия! –
Вам, красивой, подарил.
Я ответно улыбнулась:
– Справедливо говорите!
Вот колечко моей мамы, —
Так что, Александр Сергеич,
Надевайте и носите –
Это память обо мне:
В чужедальней стороне
Или же в родном краю
Помните любовь мою!
Он надел кольцо на палец –
Вдел в него огромный ноготь
И заметил: – Подошло!
Благодарствую, подруга.
Завтра вам кольцо другое
Непременно привезу!

И назавтра – стук коляски
Слышу за своим окошком.
Пушкин в комнату вбегает
И кольцо о трех брильянтах
Мне протягивает: – Ну-ка,
Примеряйте – хорошо ли?
Да, оно пришлось мне впору.
– Значит, знаю ваш размер!
Взял он за руку меня
И добавил тихо: – Анна,
Можно я у вас останусь?
Я соскучился безумно,
Разрешите мне, я буду
Возлежать у ваших ног!
Вы мой ангел, вы мой бог!
…Память мне кольнула в сердце,
Вспомнила я ту аллею,
И садовую скамейку,
И чудесное мгновенье,
И вселенскую любовь!
Но толкнул меня бесенок,
Я поэту отказала:
– Повстречаться нужно нынче
Мне с графинею Ивелич,
Ждет сей час она меня.
Вот такие-то дела!
Проводить меня хотите?
Так поехали со мною,
Мы прокатимся на лодке.
Пушкин сразу согласился.

Лодка к берегу пристала,
Раскачавшись на волнах.
Я прошла на нос, а Пушкин
Опустился на корму.
…Лет с тех пор прошло немало.
Сколько весен миновало!
Я тащу их, как суму.
Лодки след в душе остался
И печально колыхался,
Отравляя мне года.
Вспоминала я поэта,
Тот, чья песня не допета,
Был с тех пор со мной всегда.
Помню, памятник поэту
Провезли, как эстафету,
Неуемною Москвой,
Многошумною Тверской.
И, когда в толпе стояла,
Я мгновенно осознала:
Он с собой берет меня
В вечность, полную огня.
И его упоминая,
Назовут меня, я знаю,
Мертвых, нас не разлучат.

В лодке по Неве

Лодочник отчалил ловко,
Только веслами взмахнул!
– Как в Венеции, голубка! –
Восхитился наш поэт.
За кормой струился след.
– Ты уж постарайся, братец,
Нас в Неве не утопи,
Пощади мою красотку
И меня – ее слугу:
Я ведь плавать не могу!
Осторожней, сто чертей!
Наш расчет на берегу.
…Что в пути мы говорили?
Я запомнила, конечно
И ношу с собою в сердце.
Говорили мы с поэтом
О друзьях своих, знакомых.
Веневитинова вспомнил
И сказал: – Как жалко, умер
Замечательный поэт!
Обещал он очень много.
Неужели вам не жалко,
Что поэт покинул нас?
Он таким скончался юным…
Кажется, он вас любил?
– Нет, влюблен он не был, Пушкин,
Только искренняя дружба
И сердечное участье, —
Вот что связывало нас.
– Сердце было не задето?
– У него оно давно уж
Не ко мне любовью билось –
Он отдал его другой.
– Так был молод, боже мой!
…После мы с ним говорили
О любви и дружбе нежной…
Лодка к берегу пристала,
Мы расстались наконец.
Небо только что сияло.
Но, видать, оно устало –
С неба сыпанул свинец.
Дождь июньский, знамо дело,
Освежает мозг и тело.
Я вослед ему глядела –
Пушкин скрылся за углом.
Только бьется ретивое,
Так и лупит в непокое.
Нет, не зря оно живое
И мечтает о живом.
Я в свиданье отказала…
Ах, меня повесить мало!
А поэт ушел уже,
Как звезда на вираже,
Как корабль – за окоем,
Сноп, охваченный огнем.
Закричать, его вернуть,
Пусть ко мне направит путь!
Сто графинь бы отдала,
Лишь бы с Пушкиным была!..
Он мою согреет душу,
С ним я радостно нарушу
Клятвы верности и чести,
Только с ним мне быть бы вместе!
Это – высшая награда,
Все что есть отдать я рада
За арапа одного,
За поэта моего!
Он исчезнул, как виденье,
Сердце прыгало в волненье.
Успокойся, ретивое,
Мы с тобой несчастны двое.

Рассказ Ф.А. Глинки

Он был вулкан, он извергал
Не ведаю, каким макаром
Со страстным, неподдельным жаром
Идей и мыслей пенный вал.
Однажды он сказал мне: – Глинка,
Ты не по правилам живешь.
Твори и вытворяй, что хошь,
Но помни о законах рынка!
Но сам он презирал законы,
И выгоды, и барыши,
И видел в них одни препоны
Своей немереной души.
В какой-то безотчетный миг
Еще в Лицее он постиг,
Не забывая ничего,
Стихотворений существо.
Проклял утехи юных дней,
Обман сияющих огней,
Неразмыкающийся круг
Из подозрительных подруг.
Красоткам отдавая дань,
Он часто заступал за грань.
Следы его прошедших лет
Несли разврата долгий бред.
Да, он раскаялся, но ныне,
Всем развлеченьям вопреки,
Душа его живет в пустыне
На скудном берегу реки.
Божественная пустота
И резонатор бесподобный,
Он отражает все спроста –
Раскованный, всегда свободный.
Он – эхо бури, и Москвы,
И Петербурга, и Варшавы,
Он – эхо древнерусской славы
И героической молвы.
Черты его явились резче,
Угасла молодости прыть.
Слова поэта – это вещи,
Сумей лишь только их раскрыть.

Из письма барону Дельвигу

Я в Малинниках, дружище!
Здесь для жизни мало пищи,
А забав – хоть отбавляй! –
Так и льются через край.
Здесь с малиною поднос
Поднесен под самый нос.
Грезы чистые любви
Дарит иногда дивчина.
«Губы, – ей шепчу, – твои
Словно сладкая малина».
Я в усадьбе – и соседи
Шастают в теченье дня
Посмотреть как на медведя –
На ученого меня!
Будто этакое диво
Очень смотрится красиво.

Как-то к одному соседу
Был я зван, сказал – приеду!
Слух о том разнесся всюду:
Будет Пушкин – будет чудо.
Петр Маркович, сосед
(Анны Керн отец родной)
Тоже зван был на обед
Той осеннею порой.
Дома он сказал: – Детишки!
Что вам куклы, что вам мишки,
Лучше с мамою езжайте,
Будет Пушкин – так и знайте!
Он из сахара – а зад
Сплошь из яблок, говорят!
Там его разделят – вам
Свой кусочек я отдам.
Вот такие, брат, дела.
Мать детишек привезла:
Тотчас те ко мне сбежались,
Сразу разочаровались:
Как и все мы, ей-же-ей
Я – из мяса и костей!
И твержу я с этих пор,
Словно греков древних хор:
Хоть малиной не корми,
Да в Малинники возьми!

Первый визит

Гоголь, прибывши в столицу,
Тотчас к Пушкину пошел.
Не чего-то там добиться:
Он пред ним благоговел.
Только глянуть на него –
И не надо ничего!
Только увидать – не надо
Никакой другой отрады,
Никакой другой награды!
Закусивши удила
Шел – а робость все росла.
Перед дверью постоял –
И в сторонку отбежал…
Вот кондитерская-пицца.
Он заходит и садится.
Тяпнул рому да ликеру;
Нализался классик скоро.
И пошел окрест бродить.
Думая, как дальше быть.
Находился до чертей –
Заболели ноги,
И опять у тех дверей
Он стоит в итоге.
Постучал: – Хозяин дома?
(До сих пор остатки рома
В голове еще играли
И бояться не давали).
– Спит уже! – сказал слуга.
– Мял словесности луга?
А слуга в ответ заржал:
– Да, трудился – банк держал!

На даче у Дельвига

Дельвиги снимали дачу
Где Крестовский перевоз,
Выбрав место наудачу
В царстве тени и стрекоз.
Гости не переводились,
Шум и крик стояли днем.
В спорах накрест-крест сходились
И сражались с огоньком.
Бузотерили, бузили,
Не щадили сгоряча.
Где предел бунтарской силе,
Раззудившейся сплеча?
Споры не пусты, не мелки –
Это каждый здесь постиг.
Пушкин был в своей тарелке –
Загорался что ни миг.
Шли в гостиной разговоры:
Франция, глядите, вновь
Поднялась, пролила кровь, —
И вокруг не гаснут споры.
А печать набрала в рот
Иль воды, иль что похуже.
Тот письмишко принесет,
Тот – на баррикадах вчуже.

Пушкин – первый, как всегда,
Весельчак и заводила.
Между тем бегут года –
Тридцать лет ему пробило.
Много здесь и молодежи,
Чья восторженность легка.
Здесь и Лев Сергеич тоже –
Из драгунского полка.
Вакха любит он до дрожи –
Более, чем старший брат.
Портупея желтой кожи,
Вензеля на нем горят!
Как-то кликнул Дельвиг: – Други!
Ну-ка, стариной тряхнем,
Что поем и чем живем,
Чтобы знали наши внуки!
Август, ночь уже темна,
Поднимается луна.
Встала Дельвига жена,
Хоть младенца и кормила, —
Ухватилась за кормило.
На Крестовском острову,
Может, с воздуха морского,
Все желанья – наяву,
Все вокруг казалось клево.
Все в трактир собрались вместе,
Пошумели честь по чести.
Вон мужик сидит один,
Очень странный господин.
Что высиживает он?
Дело ясное – шпион.
Дельвиг кружит, как паук:
Нас подслушиваешь, друг?!
Пушкин смотрит: жаждет Дельвиг
Выжить с места мужика.
Не для славы, не для денег…
Ну, как тот намнет бока?!
Может, нам сплотить ряды,
Чтобы не было беды?

Разгулялись, разыгрались,
Пушкину – сам черт не брат.
Каждый хохмами богат.
«Вот так небыли и были!
Мы такими прежде были
Десять лет тому назад.
От декабрьских утрат
Измельчало ваше племя.
Вот такое это время!»
А мужик ушел меж тем
Не на время – насовсем.

День на даче