Владимир Михановский - Дорога к Пушкину (сборник)

• Название: Дорога к Пушкину (сборник)
• Автор: Владимир Михановский
• Жанр: Поэзия

Сборник стихотворений.

---

Владимир Михановский Дорога к Пушкину

Прадед

Не вор, не плут, не якобинец
Народом правил – но всегда ль?
Был прадед чистый абиссинец,
Держал и войско, и сераль.
И не напрасно шла молва:
Там жены слаще, чем халва.
Король отменно был богат,
Влиятелен и тороват.
Имел к тому деньжат излишек
И соответственно друзей,
И разномастных ребятишек
От самых разных матерей.
Ему служили волонтеры –
Не слабый, в общем-то, народ.
У горизонта стыли горы
И упирались в небосвод.

Король являл немалый пыл
(О чем свидетельствуют дети),
Но больше всех других на свете
Он сына младшего любил.
Такое дело не по нраву
Пришлось детишкам остальным,
И, напустивши шум и дым,
Придумали они забаву…
Чтобы исчезнул Ибрагим.
А тут пристали корабли,
Пришедшие из дальней дали.
Для королевского сераля
Они невесту привезли.
Папаша туркам задолжал,
Долг королевский был немал.
Такое сколько может длиться?
А жить с долгами не годится.

Итак, был поднят шум и гам,
И выстрел в цель попал, не мимо:
Родного братца Ибрагима
Они доставили гостям.
Связали парня – будь здоров,
Швырнули, как охапку дров:
Мол, за невесту это плата,
Хоть выглядит и странновато.
Не ведал то отец евонный,
Невестой новой увлеченный.

Курчавился рассветный дым,
Шла шхуна и волну дробила…
А мальчика сестра любила
И в море бросилась за ним.
Остался позади прибой,
Она плыла, не уставала,
Волна резвилась и плясала
И берег скрылся за кормой.
Но сердце девичье устало,
Из силы выбилось, пойми,
А тело ведь не из металла,
Оно живое, черт возьми!
Сирокко дунул в паруса,
Свежея ровно, без истерик,
И закачались паруса,
Предчувствуя турецкий берег.
Открыв девчонке прочный тыл,
Корабль покладисто скользил,
Как конькобежец на катке,
Бегун на гаревом песке.
И вот финал неравной гонки,
Точнее, не финал – облом:
Мальчишка кинулся к сестренке,
За ним плывущей за бортом.
Но боцман сшиб его ударом,
Махнув пудовым кулаком,
(Решая споры каждым днем,
Он слыл задирою недаром).
Что это было? Божья кара?
Или судьбы девятый вал?
Мальчишка вскрикнул от удара
И как подкошенный упал.

Длинна дорога до причала,
Водица горькая вольна.
Пришла высокая волна.
– Мой Ибрагим! – она вскричала,
Потом шепнула «Боже мой!»
И над водой сложила руки
И с чувством горестной разлуки
Навеки скрылась под водой.

К султану привезли мальчишку.
Сын абиссинского князька
Задумчив был и тих пока,
В пути беды хвативши лишку.
Он долго вспоминал сестру,
Что утонула поутру.
(И станет вспоминать, поверьте,
Ту девушку до самой смерти).
Она плыла широким брассом,
И вал в лицо ее хлестал.
…А напоследок ей Пегасом
Крылатый парусник предстал!..
Откуда греческому богу
Здесь появиться довелось?
Свернув как шею ми Ра ось,
Кто дал ему сюда дорогу?

Храня намеренья благие
И обеспечивая тыл,
Случившийся посол России
Парнишку черного купил.
Кровь княжеская – не водица,
Быть аманатом – не годится,
Зазорно жить ему в плену.
Дадим-ка живчику свободу,
Пусть на Руси поищет броду,
Ступая в свежую волну!
Бочонок рома – всех делов-то,
Коль разобраться, то пустяк.
Царевый отрок – знает всяк,
Не надо тратить здесь и слов-то.

Царь Петр, в тот день хвативши лишку,
Приветил черного мальчишку,
За вихры потрепал слегка,
Промолвил ласковое что-то
И записал парнишку в роту
Преображенского полка.
Деяний утверждалась смета,
С востока пробивался свет…
Таков-то предок был поэта,
Продравшийся сквозь толщу лет.
Сквозь гром и молнии кривые,
Что Русь вели на поводу,
Петр Первый подарил России
Ее ярчайшую звезду.

Не знал посол о том нимало.
Купил мальчишку Ганнибала
И плюнув в океанский вал,
Царю подарок отослал.
И негр, усилия утроив,
Трудился на пределе сил:
Взял Наварин, Херсон построил,
Короне преданно служил.
И вспоминал про ту сестренку,
Что за него на смерть пошла,
Пышноволосую девчонку,
Что жизнь за брата отдала.

Медвежонок

Царь прибыл в Царское Село
Куда еще царю податься?)
И все преобразилось, братцы,
Все ожило и расцвело.
А на цепи сидел медведь,
Вокруг столба в тоске метался.
Не в силах более терпеть,
Сорвал ее – не зря старался! –
И на свободе оказался.
Обрадованный, зарычал –
Спасайся все, кого я встречу,
Всех задеру иль изувечу! –
И в рощу рядом убежал.

Царь вздумал погулять – но вдруг
Случилось то, что не бывало:
Сошел с ума собачий друг –
Шарло визжал, бросался в ноги,
Скакнув как пробка из подвала,
И царь вернулся с полдороги.
А дальше все как надо было:
Охрана зверя пристрелила.
Уж коли, друг, ты на цепи,
Сиди на ней и не глупи.
А к вечеру Лицей узнал
Про этот небольшой скандал.
Промолвил Пушкин: – Жалкий век,
А ведь великим быть старался.
Один нашелся человек,
И тот медведем оказался!..

Звонкое имя

Покой бежит от сердца прочь
И настежь жизненная смета.
Литой шандал, свеча и ночь
И задремавшая планета.
Бежит строка из-под руки, —
Нетерпеливо вдохновенье.
В виске пульсирует волненье,
Он мелко рвет черновики.
Струится века ветер колкий,
И завтра может быть – как знать, —
Слов драгоценные осколки
По букве станут собирать.
В стихах его – простор веселый,
Усадеб будущая гарь,
Ему грозит рукой тяжелой
Порфироносный государь.
Иные, может быть, растают,
Навек опустятся на дно,
Сотрет их время, как стирают
С бумаги грязное пятно.
Хоть мглой грядущее одето,
Но справедлив потомков суд,
И звонким именем поэта
Его эпоху назовут.

Созвучия

Окно, Фонтанка, тишина
И белой ночи трепетанье.
Он примостился у окна
И пьет соленое дыханье.

А где-то Балтики волна
Янтарь выносит как подарки.
С волной созвучна тишина
И звезды праздничны и ярки.

На Балтике сегодня штиль
И за окном в Европу тихо.
Комар отплясывает лихо,
Листва тихонько шепчет быль.

Стозвучный отзвук городской,
Душе поэта ты созвучен,
Как лодке старой – скрип уключин,
А людям – эхо над рекой.

Ты почва – и налитый колос,
Косы железо – и трава,
Простор Невы – и дальний голос,
Который слышится едва.

Созвучно утро – сизым палям,
Волне бессонной – бриз морской,
И зреющим туманным далям –
Возникший говор городской.

Лечение от скупости

Отец был скуп – ну как тут быть?
И сына раздражало это.
И он задумал подлечить
Папашу – старого поэта.

Они однажды на пруду
Вдвоем на лодочке катались.
Поскольку не были в ладу –
О чем-то тихо препирались.

– Отец, я был и буду мот,
Мне, моту, жизнь милей и краше.
– Копейка рубль бережет! –
Твердил в ответ ему папаша.

Тут сын, не мучая мозги,
Достал червонцы золотые,
И ну швырять – и вмиг круги
Водой помчались, как живые.

Папаша жалобно глядел
На безобразие такое,
Но он перечить не посмел,
Хоть был задетым за живое.

Избавлен младший от вериг,
Какими груз монет казался.
И что же? Каждый при своих
В итоге акции остался.

Пускай ты в помыслах и чист,
Но дело вот какого роду:
Тебе не в силах, лицеист,
Лечить отцовскую природу.

Женщины

Ах, сколько женщин! Белый свет
Заполнен ими – разве нет?
Свобода! Он тобой дышал,
От женщин трепетных зависим,
И с ними уносился к высям,
А ветер времени крепчал.
Лицеем выпущенный в свет,
Он во все тяжкие пустился,
Напропалую веселился,
Шалея от своих побед.

Но нет побед без поражений,
Без унижений – достижений.
Да, заражался – было дело,
К врачу на койку попадал,
Таблетки горькие глотал, —
Но снова шел в атаку смело.
Как легкокрылый мотылек,
Летел на каждый огонек.
Хоть некрасив – но он был молод,
И днем и ночью шел на бой,
И утолял порой свой жгучий голод
Порой из ямы выгребной.
Стихи? Да к черту все стихи,
Коли они – любви помехи.
Милее сладкие грехи
И многошумные утехи.

Для сочиненья – ни минутки.
Но вот, с меркурием в крови
И с сожалением в рассудке,
Он в лазарете от любви.
В больнице времени навалом!
С таким досугом небывалым
Он взялся за большущий труд:
Руслан с Людмилой – время ваше!
И замысел его все краше.
Тут не добавить ничего:
Жизнь человека закружила.
Спасибо, хворь, что ты его
Хотя б на время положила.

Такое с Пушкиным бывало:
Болезнь искусству помогала.
Стекали капели со стрехи
И с пылью питерской мешались.
Любовь рвалась в его стихи,
Стихи любовью завершались.
Судьба швырнула в Кишинев –
Проклятый город униженья,
Любви, тоски и постиженья,
Что был и жарок, и багров.
Здесь юг, здесь вечная весна.
Какого же тебе рожна?
А женщины везде похожи
По страсти, похоти и дрожи.

Свиданье раз назначил он
С прелестницей-аристократкой.
И вот он, миг свиданья сладкий!
Весь сад луною озарен.
Целуются два голубка,
Хотя и замужем голубка.
Он оторвал уста от кубка, —
Дорога страсти нелегка,
Того гляди – намнут бока.

Слились влюбленные уста,
И дама прилегла устало,
Как предисловие финала.
Вдруг из соседнего куста
Выскакивает к ним цыганка
(А может быть, и молдаванка):

Ревнивой ненависти вид,
Раскинуты как грабли руки,
Лицо безумием горит, —
Обличьем разъяренной суки.
Врагине в волосы вцепилась
И дергала туда-сюда,
И драка на земле продлилась
Картиной Страшного суда.
Одна другой не уступала,
Пылали женщины огнем.
И каждой словно было мало…
Их Пушкин разделил с трудом.

Проникнут гордостью дворянской,
Он вел свой список донжуанский
Без субподрядчиков и смет,
Сплошь состоящий из побед.
Свободных дам и несвободных,
Вносил он в список благородных,
И набралось их больше ста.
Трофей неплох, скажу по чести.
Итак, порадуемся вместе:
Такая, братцы, лепота!
Приплюсовав сюда простых,
Получишь полный список их…

Едва он прибыл в Кишинев,
Избегнув царственных оков,
Цыганка некая Людмила
Поэта сердце покорила.
Красой и прелести полна,
Она и пела и плясала.
Была откупщика жена,
Что никого не волновало.
А муж горяч был как огонь, —
Развороши его, попробуй!
Такой даст сдачи – только тронь!
Он наливался мутной злобой.
Преследуя святую цель
Избил Людмилу и, жесток,
Подругу запер под замок,
Поэта вызвал на дуэль.

Беда– то! Инзов взволновался
(Он слабость к Пушкину питал)
И сразу же за дело взялся,
Хоть срок и оставался мал.
Он действовал в один присест:
Поэта сразу – под арест,
Пусть посидит он да остынет,
Опасность поглядишь – и минет.
Он мужу выписал билет:
Мол, так и так – препятствий нет,
Езжай с женою за границу,
Пусть путь твой ровно год продлится.
И тишь да гладь, и сладко спится…

Как дуэлянт – перо и шпагу,
Как писарь – чистую бумагу,
Как горец – чистый свой клинок,
Так Инзов Пушкина берег.

Одесса. Первые шаги