Валерий Гиндин - Светлый сон аббата Фариа. Очерки интервенционной психологии

• Название: Светлый сон аббата Фариа. Очерки интервенционной психологии
• Автор: Валерий Гиндин
• Жанр: Психотерапия
• Год: 2003
• ISBN: 5-9292-0097-1

Эта книга – не учебник и не руководство по психотерапии. Написанная в жанре эссе, она открывает читателю мир интервенционной психотерапии, основательно вытесненной психотерапевтическими методиками гуманистического направления. В живой и увлекательной форме автор делится с читателем своими мыслями о прошлом и настоящем директивных методов психотерапии, размышляет о природе «чудесных» исцелений, анализирует деятельность терапевтов прошлого и настоящего, а также причины небывалого успеха интервенционных психотерапевтических методов в России.

В книге затрагивается вопрос о соотношении российского менталитета, православия и психотерапии.

Книга вызовет интерес у психотерапевтов, психиатров, наркологов, а также у широкого круга читателей, интересующихся психотерапией.

---

Недруги, а это были ученые и церковники, с яростью и хулой обрушились на «бронзового аббата». Первые утверждали, что Фариа шарлатан и обманщик, вторые – что он маг и чернокнижник, а магнетизм – результат действия флюидов адского происхождения.

Вскоре аббат был всеми покинут и забыт. Чтобы не оказаться в нищете и не умереть с голоду, Фариа «покаялся», получил скромный приход и стал вести обычную жизнь смиренного пастыря.

Но за отрешенной от мира маской старого священника скрывалась огненная душа, пылкий ум, ищущая ответа совесть. В тайне от окружающих он задумал свой великий труд, но успел написать только I том. В годы выхода книги шестидесятитрехлетний священник исчез. И несмотря на то, что парижская газета «Монитер» в номерах от 1 до 5 октября 1819 сообщила о кончине Фариа, до сих пор исход его жизни неизвестен.

Аббе Фариа не был ученым-медиком. Но несмотря на это, его великой заслугой стало то, что он постиг, говоря его словами, истинный «характер человека в прозрачном сне».

Впоследствии методику погружения в состояние гипноза методом фасцинации (завораживанием), как это делал Фариа, использовали в лечебных целях Брэд, Бертран, Льебо, Шарко.

Поистине аббе Фариа был гением-самородком, но по достоинству смог это оценить лишь Александр Дюма, обессмертив его имя в романе «Граф Монте-Кристо».

В Португалии Фариа – один из популярных героев. Еще в 1925 г. в Лиссабоне вышла книга известного психиатра Эгаса Мониша – в будущем лауреата Нобелевской премии – «Аббат Фариа и история гипнотизма». В 1935 г. «Большая португальская энциклопедия» (том 10) в сокращенном виде изложила статью профессора Мониша, упомянув, что многочисленные страницы в биографии Фариа дали пищу для легенд.

В Марселе, стремясь почтить память А. Дюма, отцы города дали одной из улиц в квартале, раскинувшемся по склону холма, который высится над главной улицей Кашбьер, имя графа Монте-Кристо, другой – Эдмон-Дантеса, третьей – аббата Фариа (3, 7, 13, с. 22).

Тайна «бронзового аббата» – не в обстоятельствах его биографии. Тайна в его таланте, в его поисках. Реальный аббат Фариа умер. Вымышленный живет в методе психотерапии, названном его именем и положившем начало целому направлению в психотерапии – интервенционной психотерапии.

Глава I Истоки сознания

Наши знания никогда не могут иметь конца именно потому, что предмет познания бесконечен.

Б. Паскаль

Мы не знаем материи, лишенной сил, и, наоборот, не знаем сил, которые не были бы связаны с материей.

Гегель

1. От фазовых состояний к «сумасшествию» на двоих

Когда я начал применять методику стрессопсихотерапии, меня все чаще и чаще стали одолевать мысли: «А что же все-таки я делаю? Что происходит с пациентом после „кодирования“? Почему даже самый отъявленный потатор после одного сеанса вдруг прекращает пьянство и многие годы идет по светлому трезвенническому пути?»

Воспитанный на догмах диалектического материализма и теории И. П. Павлова, я верил и пропагандировал идею главенства коры головного мозга над всеми сущностями человеческой физиологии. Но ведь иначе мыслить тогда было невозможно.

Наука была подмята идеологией.

На печально известной сессии двух академий – АН и АМН СССР, посвященной физиологическому учению И. П. Павлова, созванной по воле И. В. Сталина и строго им контролировавшейся, была подтверждена важность гипноза, как глубокой психотерапии, основанной на физиологических идеях И. П. Павлова. Начиная с горбачевской перестройки стали появляться в открытой печати сообщения, свидетельствующие о том, что предложенная в свое время павловская теория гипноза, как лечебное торможение коры головного мозга, является не более чем чистой фантасмагорией. А до этого никто бы не посмел сказать о том, что кроме корковых есть еще и другие процессы, регулирующие жизнедеятельность человека. Как откровение я воспринял теорию Ганса Селье о значении ретикулярной формации. Но ведь только в 1965 году эта теория была впервые открыто опубликована в руководстве «Судебная психиатрия» под редакцией профессора Г. В. Морозова. Terra incognita были исследования Мегуна и Моруцци об активирующем действии ретикулярной формации на кору головного мозга.

По теории И. П. Павлова, гипноз – это частичный сон. Он представляет собой промежуточное, переходное состояние между бодрствованием и сном, при котором на фоне заторможенных с разной степенью интенсивности участков головного мозга присутствует бодрствующий «сторожевой» пункт в коре больших полушарий, обеспечивающий «раппорт» между гипнотизером и гипнотизируемым. В гипнотическом состоянии имеются три фазы – уравнительная, парадоксальная и ультрапарадоксальная, которыми будто бы объясняются гипнотические феномены – ожог, вызываемый холодным предметом, внушенные галлюцинации, постгипнотические внушения и т. д.

Можно сколь угодно бродить в дремучем терминологическом лесу, пока не появится тропинка, ведущая к истине. Но какая истина могла открыться И. П. Павлову, когда он механически переносил на психическую деятельность человека результаты некорректно поставленных опытов на собаках, находящихся в условиях неволи?

А куда же тогда подевалась знаменитая II сигнальная система, которой, как известно, у собак нет? А как павловская теория сочетается с признанием современной наукой бессознательного в аффективной жизни субъекта? (38, с. 31).

И в чем же тогда материализм павловского учения, если основоположник диалектического материализма В. И. Ленин писал, что материя «…философская категория для обозначения объективной реальности, которая… отображается нашими ощущениями, существуя независимо от них» (СЭС, 1989, с. 783).

Каким образом исследователь и исследуемый объект могут ощутить те самые пресловутые фазовые состояния?

Но теория И. П. Павлова была значима не столько ее псевдоматериалистической направленностью, она была нужна господствовавшей в то время коммунистической идеологии.

Другой «идеалистической» теорией, пытающейся объяснить механизмы гипноза, является теория отца психоанализа З. Фрейда. В 1921 г. в книге «Психология масс и анализ личности» он проводит мысль, что гипноз – это перенесение в сфере бессознательного на личность гипнотизера врожденных воспоминаний о племенном вожде, вытесненных отношений детей к родителям. Этот феномен перенесения и создает, по мнению Фрейда, неодолимую власть гипнотизера по отношению к гипнотизируемому.

Последователь Фрейда Ференци (1975) видит в гипнозе возрождение комплекса Эдипа с его любовью и страхом. Отсюда два типа гипноза: «материнский», основанный на любви, и «отцовский», базирующийся на страхе.

Шильдер (1938) считает, что пациент, приписывая врачу всемогущество, тем самым реализует собственные сексуально-инфантильные фантазии.

Штеварт (1969) допускает, что в состоянии гипноза пациент находится в амбивалентном положении по отношению к гипнотизеру, которого он любит и ненавидит одновременно. Гипнотическое состояние базируется на фикции: гипнотизер, если он хочет добиться гипнотического транса, должен делать вид, что он всемогущ. Но «бессознательное» пациента «знает», что гипнотизер делает вид, и компенсирует эту ситуацию ощущением, что он сам принуждает гипнотизера к этой фикции и сам контролирует гипнотическую ситуацию.

Орне (1959) пишет: «…гипноз во многих отношениях можно рассматривать как „folie a’deux“ (сумасшествие на двоих): каждый, вовлеченный в гипнотические отношения, играет ту роль, которую другой от него ожидает. Пациент ведет себя так, как будто он не может сопротивляться внушениям гипнотизера, а тот играет роль всемогущей личности» (38, с. 37).

Проводя рациональную психотерапию, еще можно было объяснить пациентам существо гипноза «бодрствующим очагом в заторможенной коре», но никак не с психоаналитических позиций.

Во-первых, из нагромождения психоаналитических терминов суть явления от пациентов ускользала, а во-вторых, не принято, да и опасно было идти против теории И. П. Павлова, вооружившись учением З. Фрейда.

Новое «перестроечное» мышление дало свободу выражать свое, какое угодно мнение, можно было критиковать «все и вся».

Так было не только в психотерапии, но и в обществе в целом. Свобода оказалась кажущейся, не имела опоры: старые идеологические догмы рухнули, а новой идеологии так до сих пор не выработано.

Множество людей, растерявшихся от накрывшего их «капиталистического социализма», кинулись искать правду, утешение не в храм, а у несметного числа целителей, экстрасенсов, телепсихотерапевтов, будто бы несших в себе свет истины.

Природа феноменов, которые возникали у части пациентов после телесеансов психотерапии Кашпировского и Чумака, невозможно было объяснить павловскими, а тем более фрейдистскими теориями.