Антология - Певчий ангел

• Название: Певчий ангел
• Автор: Антология
• Жанр: Поэзия
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-9905980-7-2

В настоящей книге представлено творчество женщин-поэтов XXI века, проживающих в России, а также в странах ближнего и дальнего зарубежья.

Российских поэтесс объединяет с поэтессами русского зарубежья профессиональное владение русским языком, любовь и бережное отношение к слову, широкий диапазон тем, стилей и выразительных поэтических средств. Собранные здесь стихи не только несут печать лирической исповедальности их авторов, но и являются подлинным историческим документом нашего времени.

В оформлении обложки использована картина «Ангел трубы» ("The Angel of the Trumpet") сэра Эдварда Бёрн-Джонса (1833–1898), Лондон.

---

«Под музыку с небес слетает…»

Под музыку с небес слетает
докладная
неведомо кому, но в образе стиха:
позвольте доложить, что эта жизнь земная —
единственная жизнь безмерно дорога.
Позвольте доложить, что время ускользает,
что предвечерний сад как будто бы горит,
что если человек внезапно исчезает,
о нём ещё не раз листва заговорит.

Проводы в Германию

Пахнет садом Гефсиманским…
Не целуй через порог.
Может, с паспортом германским
будешь счастлив. Дай-то Бог.

Передай привет мой Гейне —
мне ирония сродни.
Что теперь топить в портвейне
наши прожитые дни!

Стул непроданный изломан,
и затоптан половик…
«Herz, mein Herz, sei nicht beklommen
und ertrage dein Geschick»[2].

«Воспоминанье в стиле оригами…»

Воспоминанье в стиле оригами…
Бумажный олененок на окне.
Мне восемь лет. Я прижимаюсь к маме,
а мама прижимается ко мне.

Воспоминанье в стиле оригами…
Я рву стихи. Я пробую свести
все счеты и обиды между нами.
А мама шепчет: «Господи, прости».

Воспоминанье в стиле оригами…
Куда же ты пропал, олений след?
Как холодно. Я свечку ставлю маме.
Мне страшно быть должно. А страха нет.

Первая любовь

«Дни человека – как трава…»

(Пс. 102:15)

«Постой!» —
и холодок по коже.
«Постой!» —
и оборвется бег.
…Трава была нам брачным ложем
и на себя взяла наш грех.

Там, где довольно было взгляда,
ты все подыскивал слова,
а я подумала: «Не надо:
дни человека – как трава».

Травинку горькую кусая,
я знала все твои права
и по траве ушла босая…
Дни человека – как трава.

«Мне ангелы снятся и, кажется, нет им числа…»

Мне ангелы снятся и, кажется, нет им числа.
Которую ночь почему-то мне ангелы снятся.
Один охраняет от сглаза меня и от зла,
пока остальные в слепом коридоре теснятся.

Вот ангел второй застывает у чёрных дверей.
А третий прозрачным крылом заслоняет собрата.
Четвёртый мне на ухо шепчет: «Беги поскорей!»
«Беги поскорей…» – повторяет задумчиво пятый.

Куда мне бежать и о чём эта смутная речь,
возвышенный шёпот и трепет, намёки и знаки?
Зачем столько ангелов? Как я смогу уберечь
их бедные крылья в такой тесноте и во мраке?

Портрет художника

Художник – пилигрим, а может, шут бесстыжий…
«Да, живопись – свобода», – мне он говорит.
Но Господом к нему приставлен ангел рыжий,
который часто сам не знает, что творит.
И путается в красках замысел славянский,
а в доме нет еды уже четыре дня,
и кажется, вот-вот взорвется конь троянский,
и вспыхнет на холсте пурпурная резня.
На площади толпа гудит, как ипподром.
Нет, избранный сюжет не кончится добром.
На свежем полотне подрагивает охра…
Не трогайте рукой: Эллада не просохла.

«Сквозь яркую зелень – то синь, то сирень…»

Сквозь яркую зелень – то синь, то сирень,
какое цветов и тонов наслоенье!
Но если пейзаж повернуть набекрень,
то станет понятно мое настроенье.

Я жду, я меняюсь в лице каждый миг,
я злюсь, я стараюсь от слез удержаться,
но вот на аллее ваш образ возник
и стал постепенно ко мне приближаться —

и стал постепенно бледнеть антураж…
А сердце мое наполняется светом
по мере того, как прекрасный пейзаж
становится вашим прекрасным портретом.

«Двух убогих – тебя да меня…»

Двух убогих – тебя да меня —
Бог решил обогреть у огня.
– Что, мой ангел, уютно?
– Уютно.
Можно спать до утра беспробудно.

– Что, мой ангел, тепло ли?
– Тепло.
Дай твое поцелую крыло,
и ладони, и шрам у виска.
Жизнь, как видишь, не так уж горька.

Будем счастливы мы до рассвета.
Бог недаром сюда заглянул.
– Что, мой ангел, ты скажешь на это?
Нет ответа…
Мой ангел уснул.

Старая пьеса

Эта старая пьеса всегда современна.
Время действия – вечер, и он же – суфлёр,
место действия – комната, здесь же и сцена.
Вы готовы на выход, мой добрый партнёр?
Что ж, начнём. Положите мне руки на плечи…
Вот уже антураж стал едва различим.
Исчезает суфлёр – затянувшийся вечер.
Вы забыли слова? Ничего, помолчим.

Осетинские напевы

В том замке, старинном, огромном,
хозяин невесел бывает.
В собрании пьес многотомном
он все мои письма скрывает.

То в кресле он дремлет нескладном,
то к ужину мрачно выходит
в том замке, старинном, громадном,
где кошка сиамская бродит.

Там воздух пропах мандарином,
что зреет, на солнце пылая.
В том замке огромном, старинном
всего-то однажды была я.

Там горный пейзаж исполинский
от Бога пролёг до порога…
Там к ужину сыр осетинский
я б резала тоньше немного.

Дебют

Кукла живет и танцует по кругу,
так привязались с актером друг к другу,
что непонятно, кто водит кого:
куклу – актер или кукла – его.
Только запутались тонкие нити,
куклы по воздуху ножками бьют,
встали-упали – уж вы извините,
не забывайте, что это – дебют.

Жизнь моя тоже танцует кругами,
не замечаю земли под ногами —
кто-то за ниточки сверху ведет,
перемешались паденье и взлет.
Что-то хотела, куда-то спешила,
ангелы в небе все ближе поют.
Накуролесила, наворошила…
Боже, прости меня! Это – дебют.

«Сто лет прошло, и век другой ступает…»

Пять лет прошло. Здесь всё мертво и немо.

Анна Ахматова, 1910

Сто лет прошло, и век другой ступает.
Другая жизнь. Другие корабли.
Вулкан исландский пеплом посыпает
израненную голову земли.

Меняется шуршанье лёгких юбок
на жёсткое шуршание банкнот,
но шум и гам из капитанских рубок
серебряных не заглушает нот.

Оранжевый закат или пунцовый
непоправимым облаком плывёт.
Какой ты, век наш? Цинковый, свинцовый?
Пускай потом потомок назовёт.

Века друг к другу тесно припадают.
К каким бы ни пристали берегам,
нас по приметам вечным разгадают:
по музыке, картинам и стихам.

Дина Дронфорт

Франкфурт-на-Майне

Дина Дронфорт – русскоязычный поэт – родилась (1963) и выросла в Москве, живет в Германии с начала 90-х годов. С той же поры пишет стихи и малую прозу. В 2010 году во Франкфурте-на-Майне вышел сборник ее стихов «Огонь в ладонях». Она относится к известной породе людей, «физиков» по роду занятий и «лириков» по душевному призванию. По профессии IT-специалист, великолепно владеет русским литературным языком и в своем творчестве стремится к продолжению языковой традиции величайших российских образцов. Сохраняя любовь и пиетет к родному языку, она успела проникнуться глубиной и выразительностью языка немецкой поэзии и с удовольствием отводит время переводам на русский язык. Одно из важнейших мест в поэзии Дины Дронфорт занимает завещанная Богом любовь человека к человеку. Дина не принадлежит никакой определенной конфессии, но в ее стихах присутствует Бог, как единая верховная сила, которой единственно и следует посвящать себя человеческой душе. В настоящей подборке представлены стихотворения разных лет.

Флюгер

Когда был жив мой папа, он поминок
из жизни не устраивал. Он умер
в библейском возрасте, оставив только снимок
и двух детей на память маме дуре.

И мамочка на жизнь сдавать экзамен
отправилась с протянутой рукою…
Никто не положил ей даже камень.
Анафема родному Подмосковью!

Кто рано, кто попозже – зреют чада,
плывут гурьбой на западную заводь.
Европа им – не скажешь, чтобы рада —
но, поворчав, легла под русский лапоть.

Теперь я флюгер – ржавое коленце.
Все ветры дуют где-то на востоке.
Ты чьих же будешь? —
                          тихо скрипнет сердце.
И о́ землю… и вдребезги на строки.

«От бутона магнолии …»

От бутона магнолии,
от небесной гармонии труб,
от ласкающей ветер руки,
располагающей слоги в стихи,
до гармоники старческих губ —
и нечаянно более…

Что поделаешь, если жизнь
из удивительной незнакомки,
обещав быть подругой верной,
обернется хищною стервой,
твои стерегущей промахи…
С жизнью не развестись.

«Что если жизнь начать сначала…»

Что если жизнь начать сначала?
Разрушить крепость на песке,
весь опыт жизни из подвала
в окно – и в небо налегке!

А ну же! Ветер братом станет,
в обнимку с ним по облакам
пойдешь, и сердце не устанет
служить окры́ленным рукам.

Ропот