Эдуард Камоцкий - «Совок». Жизнь в преддверии коммунизма. Том III. СССР после 1988 года

• Название: «Совок». Жизнь в преддверии коммунизма. Том III. СССР после 1988 года
• Автор: Эдуард Камоцкий
• Жанр: Прочая документальная литература

Вообще-то эту часть трилогии правильнее было бы обозначить, как «Жизнь на пути в капитализм». Началась деиндустриализация России и экспроприация общенародной собственности. Между тем полки магазинов заполнились продуктами и импортными товарами, автомобиль из средства летнего отдыха и развлечения некоторых счастливых семей превратился в массовое средство круглогодичного использования. Настало время, не понимая, что есть, разобраться в том, что было, и подумать о том, что будет.

---

Но хлопок, выращенный на орошаемых полях, мы действительно из Средней Азии, сжав ее в кулаке, выдавливали, намереваясь, правда, водой сибирских рек возместить потерю воды из среднеазиатских рек. Депутаты, вероятно, не врали. И детский труд действительно был, и хилые допризывники действительно были.

Прибалтика не считала себя колонией. Прибалты считали себя европейцами, попавшими в состав большой полуазиатской полудикой империи. И, надо сказать, к Прибалтам мы относились с почтением, ставя их хотя бы на полступеньки выше нас самих, за то, что их товары были лучшие, и порядка в их республиках было больше. Однако их националистически настроенные активисты, опьяненные свободой, сами действительно скатились к животной дикости, договорившись до того, что т.к. в объятиях империи цивилизованный народ деградирует, то надо заняться такой проблемой, как «воссоздание генетического кода народа». Изувер Г. Падегимас, пропагандируя расизм, предлагает рассмотреть: «…даже медицинские меры, чтобы деградировавшая, неполноценная, для нас уже, увы, умершая часть народа, скажем это с болью и грустью, не репродуцировала бы еще более страшных людей, стопоря возрождение нашего народа…».

На Съезде звучали не только речи, наполненные ненавистью экстремистских националистических речей или болью униженных и оскорбленных. Звучали прекрасные речи о бедах нашей экономики, звучали дискуссии о том, как наполнить рынки и поднять производство нужных народу товаров, прекратив выпуск товаров ненужных. Почти на художественном уровне выступал Собчак. Я и мои друзья восхищались безупречной логикой его выступлений. Говорили как о долговременных, так и о краткосрочных задачах реформирования экономики и государственного устройства.

Предложения звучали как академические, так и наивные. Гавриил Попов предлагал, как срочный временный вариант для наполнения рынков, разрешить старушкам на улицах торговать своим барахлом. Звучали речи о свободе печати, о свободе в искусстве. Бойкие экономисты агитировали за немедленный переход к «шоковой терапии», обещая за 500 дней из нищего социализма перейти к роскошному капитализму.

Руководство страны и оппозиция приходят к выводу о необходимости реформирования отношений между центром и республиками, путем заключения нового союзного договора

Многотысячные манифестации на всю ширину мостовой несли плакаты: «500 дней»! И все говорили и говорили. Как сетовал на Первом съезде «народных» депутатов один из выступающих, бросая камень в сторону партии, и, следовательно, в сторону Горбачева, «У нас что ни съезд, то «переломный», что ни пленум, то «переломный», и все при этом «нерушимо».

Как я понял, его искренне удручало, что на наших съездах и пленумах не было анализа реального состояния нашего общества. Выдавая болтовню и славословие за вклад в теорию Марксизма, они, в то же время, боясь болтнуть глупость, творили глупость, заявляя о нерушимости идей Марксизма, когда было уже очевидным, что некоторые его положения вредны для строительства социализма. После Хрущева, который хоть как-то, иногда по-дурацки с разделением обкомов, но пытался что-то делать, в партии не нашлось творческого потенциала, способного обновить партию, и найти новые формы управления страной. Вот выступающий, автор приведенной мною цитаты, и призывал Горбачева перейти от слов к делу.

А экономика продолжала разрушаться, останавливалось производство, перестали платить зарплату. Я сообщаю только видимые нам факты, а причины этого разрушения нам – обывателям не видны. Нам не понятно, почему при нехватке в продаже текстильной продукции закрываются текстильные предприятия, когда еще никакой конкуренции с зарубежьем не было. Иначе, чем дуростью одних в сочетании со злым умыслом других, это не объяснить.

В 89-м начали образовываться стачкомы.

Начались забастовки. И это уже не было катастрофой для нашего государства. Пока была Большая империя и зона влияния, мы не могли допустить появления у трудящихся стран «Народной демократии» мысли о том, что в государстве Рабочих и Крестьян рабочие недовольны собственной властью. Теперь наоборот, забастовки демонстрировали, что у нас есть зачатки демократии.

В октябре 89-го от Зеленограда до Манежной площади выстроилась живая цепочка, требующая немедленных реформ. Манежная площадь становилась центром массовых выступлений. На митингах ораторствовали, так называемые, неформалы.

Дело шло не к реформированию, а к разрушению.

Если в 87 году Пьяшева выступала под псевдонимом, то уже через два года в открытую заявила о необходимости перехода к капитализму.

Разгул в прессе

Еще в год созыва Съезда Народных депутатов, обрадовавшись разверзшейся перед ними бездонности свободы слова, в ряды озабоченных экономистов и политиков втерлись и дураки, которым впоследствии стало стыдно за содеянное, и откровенные мерзавцы, которые четко знали, чего они хотели.

Наряду со взвешенной умной критикой существующей экономической системы, на страницы и радиоволны из под рук и из глоток злобствующих ненавистников России выплеснулась грязь, замешенная на подлости.

Оплевывалось все, что было при Советской власти. «Революцию в России на беду русскому народу сотворили евреи Троцкий, Каменев, Зиновьев и прочие. Колчак вешал «бунтовщиков». Власов из предателя перекрашивался в борца против Сталина. «Подумаешь, герой Покрышкин, да простые немецкие летчики сбивали наших десятками». «Какой же герой Зоя Космодемьянская, если в тыл ее послало КГБ. И Краснодонцы тоже непонятно кто». Забыта Хатынь. Забыты душегубки. И эту мерзость слушали юноши и школьники. Так под ударами молота разрушения разрушалась историческая память народа. Сейчас этим юношам по 35 лет, и они период советской власти, когда мы трудились, чтобы сделать жизнь счастливой, и своим трудом вывели страну в первую шеренгу мировых держав, воспринимают, как мрачный провал в истории России.

Сохранить историческую память народа могут свидетельства очевидцев, которые являются Золотым фондом истории. Как свидетель, описал Анатолий Кузнецов «Бабий яр» – все его остальное можно отложить для любителей, а свидетельство очевидца не отложишь. Если бы Людмила Гурченко ничего больше не сделала, кроме описания, как она чуть не попала в душегубку, как из душегубки бросали прощальные взгляды, попавшие в неё, то и то её имя уже вошло бы в анналы истории, потому что она оставила свидетельство истории – свою «наскальную живопись». Но эта память сохранится в фондах библиотек, а умами властвует текущее телевидение и пресса, воздействующие на народ в направлении, заданном действующей властью.

Соревнуясь в глумлении над прошлым, пропагандировались цели противоположные, взаимоисключающие друг друга:

«Национализм это не грех звериной стадности, а естественное стремление к взаимопомощи, источник патриотизма». Очень тонкая и очень зыбкая граница между патриотизмом и национализмом. Зыбкая, потому что легко разрушается, превращая пропаганду национализма в пропаганду фашизма и тонкая в требуемой точности рассуждений, чтобы не скатиться, отвергая патриотизм, как ветвь национализма, в пропаганду индивидуализма. Но ненавистников народной солидарности и взаимопомощи среди рядовых советских граждан всех национальностей тонкости не волнуют. Они с ненавистью набрасываются на эту солидарность: «С кого пример брать? С Павки Корчагина, что ли? Да человек должен в первую очередь думать о себе, а не о «родине». В первую очередь человек должен возлюбить себя, а не губить здоровье, как этот Пашка.

А ведь Николай Островский был Человеком, бросившим себя на жертвенный костер революции, ради нашего, как он был уверен, светлого будущего.

Из светлого заблуждения нас возвращали к мрачной действительности, напоминая, что человек по натуре своей собственник – уже малое дитя, хватая игрушку, кричит: «Моя», а нам с детства старались привить: «Наша». Теперь коллективизм объявлялся вредным наследием советского прошлого, его носители объявлялись «совками». Теперь пропагандировалась «личность», а подразумевался индивидуализм. Статья в газете наставляет нас, что самыми вредными для прогресса являются «непритязательные». Нам в нашей простой непритязательной жизни некому было завидовать. Притязательность будила стремление к превосходству и к зависти превосходящему. Чужое всегда лучше.

К сожалению, приходиться признать, что такое отвратительное качество, как зависть, является движущей силой борьбы за существование в эволюционном развитии царства животных. Но она тогда является движущей силой, когда обществом (пропагандой) осуждается, чтобы обуздать ее сдерживающим фактором. И зависть становится разрушительной, оправдывая неблаговидность, если исчезает ее осуждение.