Мария Жиглова - Фрэнсис Весь

• Название: Фрэнсис Весь
• Автор: Мария Жиглова
• Жанр: Поэзия
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-906784-90-2

У поэтессы Марии Жигловой, сборник которой вы держите в руках, весьма своеобразный стиль. Ее точные и легкие рифмы построены на ассоциациях, намеках и иносказаниях, и автор причудливо вплетает их в поэтические строки.

---

Глава 5

Тяжелую маму тащу на руках —
В тяжелых сталинских сапогах.
Хочу, чтоб мы с мамой увидели рай.
– Ты меня, Берий, больше сажай,
Тогда я вырасту подлинней
И мама останется вечно моей,
И бабушка Гутя, придя с лагерей,
Встанет еду собрать поскорей.
Тяжелая, верная мама моя
Когда-нибудь скажет: – Пойди погуляй,
И нету тирана, и мама моя
Покажет мне Ферду – того муравья,
С которым читали мы (с братом) тогда,
Когда были хлеб и в бокалах вода,
Пока что я маму тащу поскорей,
Свободную от лагерей и зверей.
Мама уж вышла, а бабка сидит,
Ей полковник что-то твердит,
И скоро три года, как августа нет,
Мама моя, бомбежка и свет
Выключен. Берий, меня не сажай.
Я хочу с мамой увидеть рай.
Где мой отец? Он на фронте пропал;
В немецкий концлагерь и в лесоповал —
Мой дед-белорус. О, Белая Русь,
Великая Русь, я уже не боюсь.
Я хочу с мамой увидеть рай.
Ты меня, Сталин, не вырубай.
Пробирается по лесу человек,
Говорит, что Бога не было вовек,
Прощен? Казнен.
В этой странной Богом проклятой стране
И на малой, злой-коварненькой луне
Он казнен, не прощен…
Он не верил, потому что был простой,
Не женат – короче, холостой,
Он не знал, что неженатых не казнят,
Только водку с пивом не едят.
У него икона – Маркс и помело,
Ходит дворник-то по Стольной-то с метлой…
Только больно, те глаза уж не глядят.
Курят, пьют, да разве не едят?
Он не знает, кто Иуда Маккавей,
Он не слышит, точно дышит соловей,
Он не знает, что католики молчат
Мало, знает – на него стучат.
Кто стучит? Ты слышал в двери мощный стук,
Ты узнал одну святую из наук —
Если по тебе стучат-стучат,
То не веришь в Бога; в палача
Надо верить, но не сильно. Ты простой.
Вышел Фрэнсис Весь из леса не-пустой,
У него корзинка,
У него ботинки,
У него шинель
Гоголя, и ель
Рядом виснет. Плечи поутру
От морозца сильно ежатся в бору.
Фрэнсис Весь идет себе вперед,
Только воду-пьяну в ротОк не берет.
Едут наци,
едут и папарацци.

Глава 6

Лик мой дурен,
Взгляд мой ясен.
Кто-то дурень,
Где-то ясень.
Рядом – тонкая косица,
Месяц ясный и девица.
Не мычит, не телится
Парень; бедна девица

Смотрит в рот. Какой лубок!
Тонкий Пэ грызет сапог
И катает на коньках
Человек в метели.
Облетел наш леший в прах —
Листья отлетели.

Небо в зиму не родит.
Словно в Оренбург, катит
Светлая кибитка.
Кошка скачет прытко.

Вот собаки, вот блины.
Уезжают из страны
Цесаревич с князем;
Мой дурак, как Разин,

Вышел с вотчины с трудом.
Он же – в кацавейке.
Оставляем на потом
Волчьи телогрейки.

Через поле – в Амстердам.
Чистых красок много, дам.
Малые голландцы,
Бедность, голодранцы.

И венец отлит зимой.
Миром правят боги
Красно-синие; домой
Возвращусь в тревоге

С дурака-то моего.
Мой дружок, отдай его.
Это – про ненастье
И про зло-несчастье.

Лихо пишет мне мой царь:
Вы в Париж езжайте.
Денег нету на вокзал?
Вы не отревайте

Это знамечко мое,
Белое, большое.
Царь отрекся у нее,
Мани, за спиною.

На вокзал я не приеду,
В поезде не буду.
Не поспею я к обеду,
Нет, не позабуду:

Про царя и про Париж.
Мой дружок, давай, шалишь!
А в Париже детки
Ходят на пролетки.
Кто-то умер, спору нет.
Молвит дура мне в ответ:

«Стала Кольку вспоминать,
Показалось – мало,
Но молиться и писать
Я не перестала.

Хороши ль твои стихи?
Ведь царя-то нет уже.
Войны, происки, грехи.
Нету тоже Фаберже».
….
….
….
….
Поженятся ль они
   Иль разойдутся,
Стаканы потяни,
   Как будто вертишь блюдца,
Кто духа вызывал,
   Виновен он пред небом?
Кто зверя рисовал,
   Не знает цену хлеба
В тяжелые года,
   Когда личины нету,
И ипостаси, да,
   Бредут с сумой по свету,

Шикарнее икон,
   Чем новоделы, нету.
И вновь ушел мой Весь,
   Хоть обойди планету,
Как новенькое, всё.
   И в Весе рак сгорает,
Читает он Басё,
   И ангел вспоминает
Святые руки их,
   Богов, что понемногу
Творят среди своих
   Жизнь, правду и дорогу.

Эпилог

Жить будет Фрэнсис в раю на Тибете,

Ездить к Богу на велосипеде.

Ангелы райские его поведут,

Котомку возьмут и одежду пошьют.

Речь старика

А чеченцы чем виноваты?
А они ведь солдаты тоже.
И от этой родимой хаты
Оторваться никто не может,
И солдаты идут за ранью,
В одиночках сидят чечены.
И теперь нас подъемным краном
Не поднять, чтоб идти в ученье.
Белый старец коня стреножил,
Что он сделает против танка?
И однако, сказать он может,
Что взорвали сыночка – ранка.

Бедный люд. И кто посередке,
С женами и детьми поменьше —
Топят тех, и горят лебедки
Буровые казенной нефтью.

Очень жаль. В бедный стих что лезет?
И сорвали одну перемену
Блюд – и в школе одну. И плесень
Остается. Что делать, Ленин?

И не знает он, что сказать нам,
Старый памятник, что из гипса.
НесказАнно, ах, несказАнно.
И Чечня – почти заграница.

Что пылить по газетам старым?
Знаешь, «Шурочка тоже пилит» —
Это Ильф и Петров сказали…
И теперь, в заграничной пыли,

Как бандитов прославим вместе,
Да и русских, однако, жалко.
Лебединая это песня.
Бесконечная пляшет палка.

Волга

Мимо Волги мы едем
На ямщике,
И прощай, свобода
В Америке.
Я не умер
И не умерла,
И во мне
Свобода жила,
Как в американском штате
Миссури, или Джорджия —
Нате!
Мне кланялся
Маяковский,
И что мне
Уют московских
Квартир,
Хоть в сибирской ссылке
Пишу и рисую вилки
И яблоки, «С Новым годом!»
И «Рождеством!» картины.
Надежды? И Черной Даме
Ткут зеленые палантины,
Шекспир ли? Ура, да будет!
И вновь меня не осудят
На каторге каторжане.
Ко мне приходят люди —
Старые парижане
И парижанки летом
Носят красивые кольца.
Фрэнсис – поэтам
Пригодится, наверно.
Машка, ты успокойся.
Все сделано верно.

Буржуазные частушки Фрэнсиса Веся

Под кремлевской под стеной
Вождь целуется с женой,
А с другой-то стороны,
Вождь гуляет без жены.

Я хожу и волком вою
Мимо ресторан «Савою»:
До чего …
Жизнь-то буржуевая.

Хорошо свистелось мне
У кремлевской у стене —
Кто ходили к Мавзолею,
Подпевали только мне.

Макиндовид был на мне;
На кремлевской на стене
Горит золотом орел!
Ваня дует в колокол…

И на башне вечевой
В поисках языковой
Правды дует в колокол
Правоглазый тот орел.

«Православие квасное», —
Говорит одна кума.
Кум ей говорит: «Какое!
Ты, видать, сошла с ума».

Скажем утром мы чекистам,
Коим дали в баре квас:
«Не стреляйте в пианиста,
Он работает на вас!»

Гениальную частушку
Нынче Кремль нам прописал:
«Девальвацию проводим.
Кризис в мире. Бог сказал».

Ах, гляделки, вы гляделки,
Страшное оружие!
Поиграем в переглядки,
Только не подружимся…

Жил да был один священник,
Был, однако, неврастеник.
Говорят, что это стресс:
«Пушкин» петь, где до-диез.

Уронили папу на пол,
Сел на ж… Римский Папа,
Все равно его не брошу,
Как Кирюшу и Алешу!..

2009–2010 годы

Творцы

1. Д. Хармсу

Саша и Алеша, Алеша и Саша
Сидели на крыше и не пропали.
В трик-трак играли, и было поздно,
Поздно вечерком они Ольгу продали.

Саня и Алена, Алена и Саня
Говорили весело: «Вот наша Оля».
А потом сидели и весело писали,
А потом писали гражданкам на волю.

В трик-трак они играли,
Играли в поле.
Играли и в поле, играли на воле,
А потом опять, ничего не понимая,
Жили они снова,
А в них стреляли…

15 ноября 2002 года

2. Гераклиту

Эх, жрите сами
Супчик с сухарями
И курите черные «Максим».
Эх, ешьте сами
Супчик со слезами —
Мы чуть-чуть получше поедим.

Мы – красавцы,
Вовсе не мерзавцы,
Спой, голуба, только не проси
Милости нашей,
Мы сидим с мамашей,
И садятся в черное такси.

Эх, жрите сами
Супчик с сухарями
Мы с тобою кашу поедим.
Эх, на неделе
В лагерь не успели,
Мы уже с винтовками сидим.

Мы на дело
Ходим с левольвером,
Мы – орлы из ВЧК.
Шлепнули Колю,
Учимся в партшколе,
А потом играем в дурака.

Эх, на бульваре
Ходют злые баре,
Очевидно нам, по рожам ждут.
Наши кони и
Тони в Главревкоме
К нам, пожалуй, нынче не придут.

В наших книжках
Записи о Гришках,
Нам вершат нормальный Страшный Суд.
Бог наш правый —
Наш начальник бравый —
Скажет нам, кого к нам повезут.

Мы не баре,
Мы не цари,
Мы – орлы из ВЧК.
Наше дело —
Избежать расстрела,
Мы живем, живем, живем пока.

Эх, мы сами
Пареньки с косами.
Эх, работаем пока.
Эх, надо-надо,
Надо выпить яду,
Мы живем, живем, а жизнь – река.

После 17 ноября 2002 года