Мария Жиглова - Фрэнсис Весь

• Название: Фрэнсис Весь
• Автор: Мария Жиглова
• Жанр: Поэзия
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-906784-90-2

У поэтессы Марии Жигловой, сборник которой вы держите в руках, весьма своеобразный стиль. Ее точные и легкие рифмы построены на ассоциациях, намеках и иносказаниях, и автор причудливо вплетает их в поэтические строки.

---

2009–2010 годы

Творцы

1. Д. Хармсу

Саша и Алеша, Алеша и Саша
Сидели на крыше и не пропали.
В трик-трак играли, и было поздно,
Поздно вечерком они Ольгу продали.

Саня и Алена, Алена и Саня
Говорили весело: «Вот наша Оля».
А потом сидели и весело писали,
А потом писали гражданкам на волю.

В трик-трак они играли,
Играли в поле.
Играли и в поле, играли на воле,
А потом опять, ничего не понимая,
Жили они снова,
А в них стреляли…

15 ноября 2002 года

2. Гераклиту

Эх, жрите сами
Супчик с сухарями
И курите черные «Максим».
Эх, ешьте сами
Супчик со слезами —
Мы чуть-чуть получше поедим.

Мы – красавцы,
Вовсе не мерзавцы,
Спой, голуба, только не проси
Милости нашей,
Мы сидим с мамашей,
И садятся в черное такси.

Эх, жрите сами
Супчик с сухарями
Мы с тобою кашу поедим.
Эх, на неделе
В лагерь не успели,
Мы уже с винтовками сидим.

Мы на дело
Ходим с левольвером,
Мы – орлы из ВЧК.
Шлепнули Колю,
Учимся в партшколе,
А потом играем в дурака.

Эх, на бульваре
Ходют злые баре,
Очевидно нам, по рожам ждут.
Наши кони и
Тони в Главревкоме
К нам, пожалуй, нынче не придут.

В наших книжках
Записи о Гришках,
Нам вершат нормальный Страшный Суд.
Бог наш правый —
Наш начальник бравый —
Скажет нам, кого к нам повезут.

Мы не баре,
Мы не цари,
Мы – орлы из ВЧК.
Наше дело —
Избежать расстрела,
Мы живем, живем, живем пока.

Эх, мы сами
Пареньки с косами.
Эх, работаем пока.
Эх, надо-надо,
Надо выпить яду,
Мы живем, живем, а жизнь – река.

После 17 ноября 2002 года

3. Зинаиде

Ешь мацу, а вот блины.
Так наелось полстраны.
Что – поэт не человек
И у рифм недолгий век?

Вот блины, а вот маца.
Дело было – три часа.
Распахнулося окно.
Вышел Батька из кино.

Бабочка с усами,
А Батька – с волосами,
Что растут из-под губы,
Словно черные грибы.

И заморскому поэту
Мы про то, а он по свету
Понесет молву о нас.
Та молва – что добрый час.

Много пишет батька-Каин,
Мы Россию устаканим,
А железной новью
Батьку остановим.

Не хула, а похвала.
Вот Россия из угла
Черного не вышла.
Коммунизм – что дышло.
Вспять им реки повернем,
А потом опять заснем.
Вот и смертушки коса:
Ешь блины, а вот – маца…

4. Языческий философ

Я жду спокойный и недолгий ход
Спокойного, сухого вдохновенья,
Своей улыбкой вяжущего рот.
Лесбийской песенки плетеный переплет,
Летейской травки щелканье и тленье
Сплетаются в одно глухое пенье.
И как дурная девочка поет
О солнце, бьющем в солнечном сплетенье,
Речному солнцу выставив живот.
И неотвязной музыки гуденье
Хотя не престает, не устает
И понемногу забирает в рот
Меня, спокойное и сильное растенье,
Собой к бессмертию наметившее брод.

1993 год

5. Пастернаку

Морозен воздух, воздух синь,
Иконный лик суров.
По Правды едет лимузин,
Бегу от докторов.

Я видел Иисуса лик.
Его хотят распять.
Я слышал зов, я слышал крик.
Немедленно бежать.

Меня опять хотят убить.
Бегу от докторов.
Я жить хочу сегодня. Жить.
Я сильно нездоров.

Я вижу Свет. Откуда ты,
Пречистый светлый лик?
У этой вечной чистоты
Стоит Господь Велик.

2004 год

6. Мандельштаму

Я люблю, когда рядом со мною
Голубеет, лоснится земля.
Еду я со старушкой-землею
По дорожке до само Кремля.

У коня мово черная грива,
Не купец я, а путник еще.
На меня обернется пугливо
По земле дурачок с кумачом.

Небольшая, веселая, злая
Подо мной тяготеет земля.
И видна отовсюду родная
И прекрасная башня Кремля.

7. Г. К

Как страшно быть вдвоем.
Никто не знает, где
Спокойный водоем
И катер на воде.

Никто не знает, да,
Что ты уснешь тогда,
И я останусь в нем —
Цветущий водоем.

Никто не знает, что
Опять сюда пойдет,
Останется в пальто
И снова ждет-пождет.

Как страшно быть вдвоем.
Опять и вновь: «Нигде».
Спокойный водоем
И капли на воде.

Как трудно, только я
Не знаю, где ты есть.
Не видно ничего
И мне не счесть, не счесть

Хороших лет, когда
Не знаю, как прожить.
Спокойная вода,
И только жить и жить.

Как трудно быть одной,
Когда живешь одной
Несчастной мечтой,
Ушедшею женой.

Никто не знает, где,
И чернота из глаз,
Никто не знает, где,
И вот, в который раз —

Как совестно вдвоем.
Так ангелы поют.
Усталый водоем,
Живот, любовь и труд.

8. М. Булгакову

Я к свету никак не дойду.
Я к свету опять побежал.
А черт кипятится в аду,
Серебряный месяц держал.

А бес веселится и лжет —
«Пожалуйста, кончите бегство».
Пожалуйста, и без наследства
Уходит больной человек.

9. Будда

Вот павлин, а вот кувшин,
Юноша прекрасный.
Сколько нынче гнется спин
На тебя, мой ясный.

Ты сидишь в своем саду
И не видишь горя.
Скоро выйдешь. – Как пойду
Я в монахи вскоре?

Видишь, желтый тот монах
Девушку хоронит.
Видишь – толстая мошна,
А бедняк твой стонет.

Гаутама, погоди,
Ты сидишь на троне.
В мир сегодня выходи —
Девушку хоронят.

Станешь Будда и монах,
В размышлений нимбе.
Нету страха. Есть ли страх?
Ты уже не с ними.

С нами ты, как и Христос,
С вечною моралью.
Статуэтки купорос
Светом бьет как сталью.

22 декабря 2008 года

10. Н. Гумилеву

С корочкой мандариновой,
С корочкою лимонной
Пили мы чай с малиной.
К нам бежал верблюжонок.

Протягивал к маме ручки,
Стучал ножками и копытцами,
Мамой своей наученный —
И печаль на ресницах.

Грустно с ним, да и только.
И, как повозка, строчки.
Сколько осталось, сколько?
– Я – верблюжонок Точкин.

Точкин – моя фамилия.
Я прихожу к вам летом
И приношу вам лилии,
Ровно две штуки – поэтам.

26 декабря 2008 года

11. Портрет инквизитора

И Лютер грозно хмурит бровь
И пишет в Рим, а инквизитор:
«Пожалуй, Мартин, не любовь».
Наверно, был он папский ритор,
Что папской буллой написал
Анафему в рожденье церкви.
Как лоб высок!.. Но тут летал
Тот бес, что жив всегда – не меркни,
Огонь костра (ведь Меланхтон
Католиков сжигал). Поклон,
Ответ, рука и шпага рядом.
И Лютер римлян мерит взглядом
И инквизитора портрет.
И вот – из Рима шлют ответ,
И Лютер вновь берет пергамент
И рвет, и топчет – под ногами
Женева. Булла – не совет,
А искушение пророкам.
И немцам обернется Роком
Тот на картине беглый свет…

12. Ф.М. Достоевскому

Пойдем, Идиот, ты посмотришь на окна
Настасьи.
Потом, Идиот, ты посмотришь на окна Аглаи.
На тех, кто остался —
Кого-то оставила старость
Последнего лета,
Кого-то измучила леность
Последнего лета, как пену на кружках немецких
Врачей, на губах, на помятых и потных постелях
Оставила леность болезни, оставила леность…
И только собаки охрипли, охрипли от лая.
Вперед, Идиот, мы пойдем на места показаний,
Пойдем, Идиот, как они – на места отступлений.
И рыжее солнце, играя, в закат уползает,
И рыжие кошки застыли в фарфоровой лени,
Пойдем, Идиот, мы спешим на места наказаний
Потом, Идиот, как они – на места преступлений,
И рыжее солнце, сжимаясь, в закат уползает,
Играя, шалит в чемоданах, вокзалах
И окнах вокзальных, уюте и женских коленях,
Где все мы спасались.
Но поздно – уехало лето,
Пустынные дачи, как раки, по льду
расползались…
И только собаки охрипли, охрипли от лая.
И только собаки остались, остались, остались.

1984–1985 годы

13. Б. Пастернаку

Ты зовёшь его из последних дней,
Из болезни своей зовёшь.
Умирать пора. И кому видней,
Где тут правда теперь, где – ложь?

Посиди со мной. Из последних сил
Выбивайся, но оживай,
Пусть в стихах своих. Счастья не проси,
И тогда откроется рай.

Попроси о них. И последний срок
Пусть с последним стихом пробьёт.
Не молчите, Сталин. Ведь, видит Бог,
Разговор – и вновь оживет

В разговоре текст. Из последних лет
Я ведь Вас зову, мой поэт.
Вы не смейтесь, друг. Это ведь не грех —
Книжка выйдет уже для всех

Через год иль два, через много лет.
Шестьдесят четвертый пошел.
Но, прости, богам умирать не след,
Полубогу – жить хорошо.

14. А. Ахматовой