А. Гапоненко - Материальные памятники русской культуры в странах Балтии

• Название: Материальные памятники русской культуры в странах Балтии
• Автор: А. Гапоненко
• Издательство: Литагент «PKS»1084ebb5-0640-11e6-935d-0cc47a545a1e
• Жанр: Визуальные искусства

Огромное количество объектов и предметов русской материальной культуры на восточных берегах Балтики свидетельствуют о том, что русские всегда были, есть и будут оставаться неотъемлемой частью коренного населения края. Многие древние памятники русской материальной культуры и по сию пору выполняют свои социальные функции – создают условия для непрерывного этнического воспроизводства русских. При этом следует учитывать, что русские на берегах Балтики хранят свою национальную идентичность и не являются какой-либо особой местной разновидностью – балтороссами или балторусскими – даже при условии исторического опыта, несколько отличающегося от опыта русских в самой России.

---

В неоромантическом духе строили дома такие рижские архитекторы как В. Нейман (1900, ул. Бривибас, 55), Я. Алкснис (1909, ул. Бривибас, 76). Рядом с домами латышских зодчих, появляются в неромантичном духе и немецкие – А. Рейнберг (ул. Школьная, 3, 1905), и русские – Н. Проскурин (Дом страхового общества «Россия», по ул. Смилшу, 1/3, 1906), что ещё раз напоминает о широких межкультурных связях рижской и европейской архитектуры.

На рижский модерн оказал большое влияние его немецкий собрат своим рационализмом и вертикализмом, особенно здание универмага «Вертгейм» в Берлине (арх. А. Мессель, 1896). Вертикализм А. Месселя вдохновил рижского архитектора Э. Лаубе на создание доходных домов по ул. Кугю, 11/13(1911), ул. Бривибас, 85, а также внушительное здание бывшего Банка Торгово-ремесленного общества взаимного кредита, отделанного черным шведским лабрадоритом по ул. Бривибас, 33 (оба здания 1912 года). Несомненно, что на проектирование этих и других подобных зданий повлияла архитектура Западной Европы – Германии, Швеции, Австрии – дома в Дюссельдорфе (1908, арх. Я. Ольбрих), в Стокгольме (1905, арх. Э. Штенхаммер), в Вене (1905, арх. Пленчик), поэтому не заметить влияние европейских культур на рижскую.

Таким образом, национально-романтические черты в архитектуре начала ХХ века можно считать общими не только для России и Латвии, но и Австрии (г. Клагенфурт), Германии (Хаген), в Чехии (дом арх. Масака в Праге, 1910), Испании (Касса Калвер, арх. А. Гауди, 1900). Межкультурные связи начала двадцатого века объединяют в Европе не только архитекторов, но и поэтов, живописцев, музыкантов, способствуя синтезу искусств, делая сам стиль модерн поистине международным.

Уже в позднем модерне (1905–1914) видно, как европейская архитектура все более склоняется к рационалистическим принципам, придавая украшению все меньше значения, постепенно освобождаясь от декора и орнамента. Рационализм (от лат. rationalis – разумный, ratio – разум) стремился выработать новые архитектурные формы, отвечающие современным общественным потребностям и уровню промышленно – технического развития.

Рига. Дом страхового общества «Россия».

Основы рационализма закладывались ещё в конце XIX века Л. Г. Салливен (1856–1924) – в США, Х. П. Берлаге (1856–1934) – в Нидерландах (т. н. кирпичный стиль), Адольф Лоос – в Австрии, мастера немецкого Веркбунда – в Германии, О. Перре – во Франции. Становлению рационализма в начале 1920-х годов во многом способствовали теории, пропагандировавшиеся группой, объединившейся вокруг журнала «Эспри нуво» (L'Esprit Nouveau – «Новый дух») во главе с Ле Корбюзье (Le Corbusier) во Франции. Такие же принципы проповедовал Вальтер Гропиус в архитектурной школе «Баухауз» в Германии. Это течение получило в дальнейшем название – функционализм, или конструктивизм, считающий, что форму здания определяет его функция (предназначение), а не внешнее украшение. Появившись на волне научно – технической революции, конструктивизм идеализировал идеи техницизма, поставив конструкцию выше эстетических потребностей человека, отдав предпочтение его утилитарным потребностям.

Несомненно, что латвийские зодчие не могли остаться в стороне от новых течений и принципов научной мысли. Уже с конца 1920-х годов в Риге начинается строительство сначала частных, а потом общественных зданий уже в духе функционализма В. Гропиуса и Ле Корбюзье. Непосредственным толчком для строительства в духе функционализма, послужили примеры голландской, немецкой, французской и финской архитектур.

Односемейный дом по ул. Маза Нометню, 6 в 1927 году строит архитектор Т. Германовский, повторяя внешний облик Виллы Пуаре (1925, арх. Р. Малле-Стевен). В 1934 архитекторы А. Чуйбе и А. Дунга в пригороде Риги в Межапарке строят дома, очень напоминающие дом в г. Утрехте (Голландия, арх. Г. Риетвелд, 1924): 2–3 этажа, прямые стены без орнамента и украшений, закругленные углы или уступы, образующие балконы.

Эта же тенденция наблюдается при строительстве в Риге многоквартирных домов. Примерами могут служить: многоквартирный жилой дом по ул. Аусекля, 3 (1927, арх. П. Дрейманис). Здание по ул. Аусекля, 3 сильно напоминает венское муниципальное сооружение Лоренцхоф (арх. О. Прутшер, 1924), а здание по ул. Ломоносова, 22 перекликается с венским муниципальным комплексом в Карл-Маркс-Хоф (1926–1930, арх. К. Эн).

В домах такого типа большие двух – или одностворчатые окна, создающие хорошую освещенность помещениям. Балконы со второго по пятый этаж расположены обычно у ризалитов. Чередование красного кирпича и оштукатуренной стены создают определенный ритм в стиле арт-деко, пришедший к нам из парижской выставки 1925 года.

Примером служит многоквартирный жилой дом в Риге по ул. Гертрудес, 25 (арх. Т. Германовский, 1934) с ризалитами в виде угловых окон на разных уровнях. Он очень похож на парижский дом (Елисейские поля, 116, арх. Ж. Дюбуа, 1929) с такими же ризалитами, но на одном уровне.

Тенденция заимствования функционалистских идей Гропиуса – Ле Корбюзье сильно ощущается в архитектуре Латвии 1930-х годов: ленточные окна, скругленные углы зданий, круговые балконы-галереи – всё это можно проследить во многих домах на рижских улицах. Стоит взглянуть на дом по улице Гертрудес, 20 (арх. Н. Войт, 1939), сильно напоминающий внешне дома во Вроцлаве (Польша, 1927, арх. Е. Мендельсон). Всё это – многочисленные доказательства тесных связей между латвийской (рижской) и европейской архитектурами начала ХХ века.

Влияние тенденций европейской архитектуры на рижскую хорошо прослеживается и на строительстве домов с так называемыми «фонарными башнями», что было весьма модным в конце 20-х – 30-х годов ХХ века. Начало таким сооружениям положил дом в Стокгольме (Швеция, арх. Р. Остберг, 1923), названный «City Hall». Это суровое здание из красного кирпича, где окна первого этажа скрыты аркадой (по примеру эпохи Возрождения) и удлинённые окна «под готику» – по другой стороне. Углы здания оснащены тремя маленькими фонарными башенками и одной громадной (по сравнению с ними). Подобные здания обычно создают кульминационный центр городского района.

На этих примерах хорошо видно, как рижские архитекторы 1920-х – 1930-х годах творили в русле тех тенденций в зодчестве, которые наблюдались в западноевропейских странах.

Под влиянием творчества выдающегося зодчего Германии Л. Мисс ван дер Роэ функционализм в 1950-х годах несколько меняет свое лицо, постепенно превращаясь в конструктивную систему стального каркаса со сплошным остеклением. Такими гигантскими стеклянными небоскрёбами – параллелепипедами на тонких металлических стойках, прорезанным стальными рёбрами, стали дома знаменитого архитектора в Чикаго на Лэйк Шор Драйв (1950), а также здание компании Сигрем. Подобная фасадная система быстро распространилась не только в архитектуре США, но и во Франции – жилой дом в Марселе (арх. Ле Корбюзье, 1952), а также в новой столице Бразилии (арх. О. Нимейер, 1960).

Подобная волна строительства гигантских небоскрёбов в 1950–1970 годы охватила московских и рижских архитекторов. По примеру московских высотных сооружений на Котельнической набережной и Московского государственного университета на Воробьёвых горах, в Риге возводится здание Академии наук (сейчас здание Президиума АН Латвии, 1957 год, 22 этажа) – проект О. Тилманиса, с участием академика В. Олтаржевского (Россия), В. Апситиса, К. Плуксне, В. Шнитникова, инженера А. Гусева.

Авторам проекта удалось создать на основе стереотипов московских высотных зданий своеобразный синтез местных традиций формирования вертикальных объёмов, стилизованных форм классических ордеров и элементов декора народной архитектуры. В строительстве высотного здания, удачно вписанного в панораму правобережной части города, переплелись тенденции Мисс ван дер Роэ с особенностями «сталинского барокко». Башня первого высотного здания в Риге удачно сочетается с барочными куполами Домского собора и собора св. Петра.

Для развития вертикальной композиции центральной части Риги в середине 60–х годов было предпринято проектирование и строительство нескольких новых высотных зданий в духе американской архитектуры Мис Ван дер Роэ. Так, на углу улиц Элизабетес и Бривибас была воздвигнута 26-этажная гостиница «Латвия», строительство которой продолжалось более 10 лет и было закончено лишь в 1979 году (архитекторы А. Рейенфельд, А. Грина, В. Майке, И. Паэгле, инженеры Э. Валейнис, У. Смилтс). Во внешнем облике гостиницы явно чувствуется и проглядывает внешний облик здания компании Сигрем в Нью-Йорке.

В другом высотном здании расположился Агропром (архитектор А. Рейнфельд, В. Кадырков, В. Майке, инженеры Э. Валейнис, Г. Лацис, 1978) также сильно напоминает здание компании СИГРЕМ Мис Ван дер Роэ в Нью-Йорке: сильно вытянутый параллелепипед на стальных опорах.

На смену модернизму (конструктивизму и функционализму) в архитектуре пришёл постмодернизм. Одним из его глашатаев стал литературный критик Л. Фидлер, который обвинил модернизм в элитарности (стремлении быть искусством для узкого круга) и утверждал, что разделение искусства на «высокое» и «низкое» устарело. Постмодернизм обретает новую творческую свободу, благодаря тому, что он «засыпает рвы и пересекает границы», разделяющие элитарное и массовое искусство (в этом, как и во многом другом, непосредственным предшественником в этом был поп-арт), – писал Л. Фидлер в журнале «Плейбой».