Владимир Колычев - Уголовных дел мастер

• Название: Уголовных дел мастер
• Автор: Владимир Колычев
• Жанр: Русское современное

На следователя прокуратуры Ворсина, неторопливого увальня, начальство смотрит косо – неуправляем. Но все запутанные уголовные дела навешивает на него: въедлив, как майский клещ, копает глубоко и вдумчиво. В быту Ворсин неумеха, да и жена его ни в грош не ставит. Гораздо хуже то, что он, всю жизнь изобличающий убийц, на основании ложных показаний сам оказался на скамье подсудимых.

---

– У него каша в голове, а вы его поощряете, – недовольно проворчал Борис Семенович, но развивать тему не стал.

– Больше чем на тройку студент не тянет, – подвел итог дискуссии проректор.

Спорить с ним никто не стал, в результате Ворсин оказался единственным на потоке, получившим трояк. При распределении это учли.

***

Подойдя к обшарпанной двери начальника, Ворсин сфокусировался на настоящем, отгоняя не слишком приятные преддипломные воспоминания. Андрей Владимирович жестом указал на стул, дежурно пошутил, что лучше присаживаться, чем садиться. Ворсин на шутку никак не отреагировал, обратив внимание на то, что начальник то ли крайне утомлен, то ли чем-то расстроен: лицо – бледное до синевы, а под карими глазами залегли темные круги.

– Не люблю ходить вокруг да около, – Андрей Владимирович недовольно поморщился, будто, надкусив яблоко, увидел половинку червяка. – С утра пораньше рапорт на тебя поступил. Надеюсь, догадываешься от кого?

Слово «рапорт» он произнес с ударением на втором слоге. Ворсин вяло пожал плечами, демонстрируя скудную осведомленность.

– В том, что ты этой ночью заливал за воротник, греха нет. У нас, если водкой не баловаться, можно запросто в дурдом угодить. Кстати, что пил?

– Самогон, – честно признался Ворсин.

– А запивал пивом, – констатировал Андрей Владимирович.

– «Биомицином».

– Эстет, – хмыкнул начальник. – Запомни лейтенант. Сотрудник министерства внутренних дел, как и любой гражданин СССР, имеет безусловное право пить все, что угодно, но принимать вовнутрь обязан только водку. А самогон, брагу и прочий сомнительный алкоголь употребляют воры, наркоманы, проститутки и пьяницы. Я внятно изъясняюсь?

– Вполне.

– Кроме того, сотрудник милиции, сколько бы водки ни принял на грудь, обязан соблюдать правила советского общежития, а если он это не делает, то грош ему цена. Надеюсь, это тоже понятно?

Ворсин кивнул.

– Вот и ладненько. Будем считать, что воспитательную беседу я провел, а ты пообещал впредь вести себя достойно, как подобает советскому офицеру. Будем считать, что первое официальное предупреждение ты заработал. Честно говоря, у меня уже три строгача по партийной линии, так что тебе есть к чему стремиться. Но это я так, к слову. Даю тебе два часа, чтобы привел себя в порядок, а то смотреть противно. Душ холодный прими, чайку крепкого попей. Ровно в одиннадцать тебе надлежит явиться в городскую прокуратуру для дачи показаний в качестве свидетеля по факту зверского убийства гражданина Вирника.

Сергей осторожно поинтересовался:

– Вы какого Вирника имеете в виду?

– Того самого, – досадливо отмахнулся Андрей Владимирович. – Пока ты самогон кушал и дрых без задних ног, было совершено особо тяжкое преступление. Настолько тяжкое, что заместитель райпрокурора лично прибыл, чтобы проконтролировать ход расследования. Утром он при мне прокурору области докладывал. Усек?

Прокашлявшись, Ворсин выдавил из себя:

– Известно, кто это сделал?

– Ишь, какой шустрый. У нас быстро только кошки плодятся, да и то не завсегда и не везде. Убийство явно не простое, а с подтекстом. Двадцать шесть лет в органах протрубил, но такого изуверства не видел. Они ведь потерпевшего догола раздели, в саду, где мини-дворцы расположены, на кол посадили. Вскрытие еще не делали, но наверняка причина смерти – внутреннее кровоизлияние. Когда следаку из Симферополя показания давать будешь, не забудь, что первый обыск в хате Ленчика – это твоя инициатива. Лады?

– Я так и скажу, Андрей Владимирович, – быстро произнес Ворсин, – можете не беспокоиться.

– Значит, договорились, – хлопнул ладонью об стол Осипов. – Когда освободишься, загляни, расскажешь, что и как.

Выйдя на улицу, Сергей вначале направился в общежитие, но передумал и повернул к центру городка, где рядом с рынком находился пивбар «Азов», в котором, по словам Димы, в любое время из-под полы наливали сто граммов не разведенной сорокоградусной. Торчать два часа в общежитии, ожидая допроса, Ворсину не хотелось, к тому же его изрядно подташнивало, следовало подлечиться, дабы не предстать перед дознавателем в расхлестанном состоянии. По пути его захлестнуло отвращение к самому себе, долго не мог справиться с позывами рвоты.

Издалека разглядев табличку с надписью «Азов», Сергей ускорил шаги. Когда перешагнул через порог пивнушки, по реакции ее немногочисленных посетителей понял, что жители Северокрымска именно его считают виновным в случившейся трагедии. Двое пьянчуг, сидевших за столиком подле окна, забыв про полупустые кружки с пивом, уставились на него с явной враждебностью, а молодая рыжеволосая девица в засаленном переднике, стоявшая за стойкой, обожгла недобрым взглядом. Сообразив, что к вечеру весь городок будет чесать языки, Ворсин смутился, решил было ретироваться, но его остановил громкий оклик.

– Никак брезгуешь, служивый? – ехидно спросил низенький бородатый дед с длинными давно не мытыми волосами.

– Почему же? – незамедлительно оскорбился Сергей и решительно направился к столику. – Не хотел мешать честной компании. Не возражаете?

Он сел, потеснив собутыльника бородача, который отодвинулся, чтобы освободить место гостю.

– Во как! – поднял брови удивленный дедушка. – Благодарствую, молодой человек, уважил старика. По пивку ударишь?

– Я на службе, батя, – напомнил Ворсин.

– Дык, служба не волк, в лес не ухлестнет. Нюрка, – обратился бородач к девушке за стойкой. – Три пива за его счет.

– Шли бы вы лучше домой, Сильвестр Макарович, – проворчала рыжая, но спорить не стала, наполнив до краев бокалы, с громким стуком поставила их на стол.

– Мы до твоего прихода с Андреичем дискутировали, кто нашего чудика завалил, – провозгласил Сильвестр Макарович, опорожнив одним глотком недопитый бокал. Две бронзовые змейки живо соскользнули с его бороды. – Андреич глаголет, что это азиаты. Он на Даманском полуострове с китайцами воевал, так ему теперича везде узкоглазые мерещатся.

– Да ладно тебе, Макарыч, изгаляться, – обиделся Андреевич. – Ты историю вспомни. Кто раньше таким непотребством занимался? Турки да татаро-монголы всякие.

– Это ты кому говоришь? Это ты мне говоришь, историку с двумя высшими образованиями?

– Не заводись. Выкладывай свою версию.

– К твоему сведению, государь Иван, которого в народе прозвали Грозным, тоже усаживал врагов на колья. Эта традиция еще в древней Греции родилась. А что касаемо твоих азиатов, то они своим жертвам либо головы отрезали, либо уши. Такой национальный обычай.

– А индейцы скальп снимали, – осклабился во весь рот Андреевич. – Ты еще про колесование вспомни.

– При чем здесь колесование? – обиделся Сильвестр Макарович. – Я вот что думаю. Нашего архитектора лишил жизни либо румын, либо человек, знакомый с жизнью Влада Цепеша, который в пятнадцатом веке правил Валахией – исторической областью на юге Румынии. Кто-нибудь из вас слышал о графе Дракуле?

Ворсин и Андреевич недоуменно переглянулись.

– Понятно, – усмехнулся Сильвестр Макарович, – вампирами, значит, не увлекаетесь. Эту занятную историю о вурдалаках и об их предводителе графе Дракуле я впервые услышал в сорок пятом. После освобождения Румынии наш изрядно потрепанный стрелковый батальон перевели на пополнение в часть, расположенную недалеко от города Сигишоара, в трехстах километрах северо-западнее Бухареста. Городу больше шестисот лет, почему бы не побродить по его кривым улочкам и мрачноватым дворикам, а заодно осмотреть стоящую на холме средневековую крепость? Ротный не хотел отпускать меня одного, боялся, что какой-нибудь сумасшедший валах подстрелит. Других охотников полюбоваться на древние камни не нашлось, на экскурсию я отправился в одиночестве, прихватив с собой вещмешок с двумя банками тушенки и буханкой хлеба, ППШ, трофейный «Вальтер» и две гранаты. Я ведь до начала войны в Киеве жил и мечтал стать археологом, поэтому и поступил на исторический факультет университета. Успел только первый курс закончить, когда война началась, за три года ни одного специалиста по истории и в глаза не видел, а тут под боком почти уцелевшая крепость тринадцатого века. Как я мог не взглянуть на нее хотя бы одним глазком? До крепости на американском «Виллисе» меня подбросил водитель ротного. Войну он фактически не застал, его в феврале сорок пятого подгребли, когда восемнадцать стукнуло. Я думал, что он хотя бы на полчаса составит мне компанию, да куда там, махнул рукой на прощанье и укатил в город. Больше всего меня поразила сорокапятиметровая башня с часами, стоящая у входа в крепость. Причем часы исправно шли, через каждые пятнадцать минут трезвонили. Пока любовался поросшими мхом и плющом стенами, да на часовую башню лазил, прошло часа полтора. Вышел из крепости. По улице медленно брела девушка. Поначалу решил, что это цыганка, их в Румынии как собак не резанных, но когда поравнялся с нею, разглядел выбивающиеся из-под косынки русые пряди и милое веснушчатое личико. Помню, еще мысль мелькнула: «Или немка, или кто-то из наших солдат давным-давно наследил». Дело в том, что до войны основную часть населения Сигишоары составляли немцы, которые после освобождения Румынии разбежались куда глаза глядят, а оставшиеся жители попрятались по домам, без крайней нужды на улицу не выходили. Миновав девушку, сделал пару шагов и вдруг застыл, как вкопанный. «Батюшки, – подумал я. – Так ведь это Настя Евдокимова, с которой я на одном курсе в университете учился. Как она в эдакой глуши оказалась?». Обернулся к девушке, тихо спросил: «Настя, это ты?». Она испуганно взглянула на меня, прошептала на чистейшем русском: «Простите, herr Offizier, я Берта. Берта Тиссен». Сделав книксен, виновато улыбнулась, засеменила по дороге. Не знаю, что на меня нашло: то ли обидно стало, что немочка так на киевлянку похожа, то ли знакомство продлить захотелось. В общем, автомат с плеча сбросил, затвор передернул и громко приказал: «Стой!». Она, бедная, съежилась, как воробышек, руки вверх подняла. Приблизившись к ней, попросил опустить руки. Она повиновалась, а сама с места боится сдвинуться. Смотрю на нее и удивляюсь. Странное дело. От испуга обычно у любого человека лицо перекашивается, я за войну всякого нагляделся, а тут прямо волшебство какое-то, честное слово. Девушка, конечно, оробела изрядно, душа наверняка ниже пяток опустилась, но лицо похорошело, щечки порозовели, а в широко распахнутых глазах едва уловимая угроза промелькнула. Она меня будто о чем-то предостерегала.